Двести веков сомнений - Бояндин Константин Юрьевич Sagari

Население Меорна по-прежнему не превышает четырёхсот тысяч человек, как и сотню лет назад. Его скромной армии хватает, чтобы оставаться независимым и незаменимым союзником окружающих государств. Спокойной жизнь не назвать, но и непереносимо тяжёлой — тоже. А Камень открыт для всех — приходи, вглядывайся, читай. Вся история этих мест за десятки — наверное, даже сотни — веков. Камень врос в землю метра на три, самые ранние надписи увидеть не так-то просто. В библиотеке Академии хранятся все снятые с него надписи, если очень уж потребуется.

Камень окружён неровным кольцом из валунов — каждый около метра в поперечнике; на одном из таких я и сидел, поскольку больше не на чем. Камень — место паломничества; здесь не принято удивляться чьему бы то ни было визиту.

Я появился, едва рассвело, как и предполагалось. Мне позволено делать два-три перерыва — на обед и тому подобное; всего же я должен пробыть возле Камня сутки, записывая всё происходящее. Потом Д. и его коллеги из Академии будут корпеть над записями, чтобы выяснить что-то, известное одним им… Ну и ладно. Место это доброе, приятное; по-прежнему ощущается присутствие непонятной силы — не то самого Меорна, Великого Спящего, не то Хранительницы Лесов, что заняла его место в новое время. Но ряд действ по-прежнему связан с Меорном и поток посетителей к Камню не иссякает. Меорн не забыт…

С самого утра небо затянуло тучами; меня это не беспокоило: дождь над Камнем не идёт никогда. Не дует ветер: в последнем я убедился собственными глазами. Выглядит забавно: по траве стелется волна — порыв ветра бежит по-над холмами. Доходит до границы, обозначенной валунами… и гаснет. Внутри не шелохнётся ни травинка! Мелкая живность спокойно снуёт под ногами. Чувствует: бояться нечего. Хищникам внутрь круга вход заказан. Тот, кто осмелится нарушить запрет и пролить кровь, может сгинуть бесследно.

Один из килианов — на шапочке. Ничего умнее в такую жару придумать было нельзя. Хорошо, что все кристаллы можно «выключать» — иначе в архивах Академии появились бы иллюстрации на тему «физиология человека». Помню, как неловко было спрашивать у Д. о том, как «закрыть глаза» килиану ; как Д. хохотал, узнав, для чего мне это понадобилось.

Ещё по два «зрячих камня» — на рукавах.

Первые посетители (кроме меня) появились у Камня ближе к полудню, когда я уже начал скучать, сделав вокруг Камня не один десяток кругов. Трава внутри круга не мнётся — тоже благословение Меорна.

Окраина Меорна, Лето 52, 435 Д., около полудня

Процессия двигалась со стороны Меорна, двигалась неторопливо. Трое людей и — как показалось вначале — огромная серая собака — перемещались неторопливо, величественно. Собака держалась чуть позади и правее людей, не отдаляясь ни на шаг.

Когда все они подошли поближе, Клеммен разглядел одежды вновь пришедших. Все трое — жрицы (двух рангов; та, что впереди — явно выше в иерархии), а сопровождает их волк. За пределами кольца камней ненгор, наверное, испугался бы; внутри можно надеяться на покровительство Меорна. Правда, ни жрицы, ни волк не обратили на юношу никакого внимания: если сидит здесь — значит, так надо. Сам Клеммен тоже старался не обращать на посетителей внимания. Килианы и так всё запомнят.

Ритуал, как потом выяснилось, относился к древнейшим; Меорн, по легенде, объединил множество меньших культов, что процветали некогда в окрестных землях. Впоследствии сам «передал полномочия» культу Афамис. Передача была обставлена без особого торжества; с тех пор каждые тринадцать лет у Камня проходят ритуальные песни и танцы, в знак благодарности Тому, Кто Уснул. Меорн, по легенде, стал землёй и песком, морем и камнем, всем, что живёт вокруг и движется — до того дня, когда наступит конец этого мира. Тогда Меорн вновь воплотится, вновь создаст мир — новый мир, и жизнь продолжится.

Камень — одно из немногих мест, где Меорн бодрствует, где смертный может рассчитывать на разговор с Ним. Об этом Клеммен узнал несколько позже. Не рискнул смотреть в сторону жриц, но слышать происходящее — слышал. Очень красиво. Сакральный язык был ему незнаком. Может быть, и к лучшему.

Спустя три часа, когда ритуал завершился (волк всё это время находился за пределами круга камней; один раз подошёл к Клеммену вплотную, тщательно обнюхал ботинки человека и равнодушно удалился), Клеммен осмелился повернуться к Камню лицом.

Ахнул. Все надписи выглядели более свежими… чёткими, словно их нанесли только что. И — смотри-ка! — поверх чётко выгравированных букв появились другие линии, очертания, какие-то рисунки. Юноша быстро обошёл весь Камень, пока тот оставался посвежевшим. Вовремя: Камень минут за пять вернулся в прежнее состояние. Интересно, подумал Клеммен, разминая затёкшие мышцы, Д. знал, что ритуал будет именно сегодня? Что будет в других местах — тоже произойдёт нечто особенное?

Да, кстати, а почему из зрителей был один только Клеммен? В Веннелере на любой мало-мальски большой праздник собирались огромные толпы народа. Пока он был маленьким, Клеммен очень любил подобные торжества.

А здесь — словно никого это не касается. А может, так оно и есть? Но себя Клеммен не считал праздным зевакой: как ему казалось, реши Меорн, что присутствие наблюдателя излишне, дал бы знать.

Как только солнце подползло к линии горизонта, стало понятно, что Камень всё-таки не обделён вниманием. Посетители пошли сплошной волной...

Окраина Меорна, Лето 52, 435 Д., вечер

В конце концов я сделал вид, что погружён в медитацию — мало ли за чем приходят люди к Камню! Замер неподвижно, погрузился в себя — и все перестали обращать на меня внимание. Вроде бы и так не принято замечать присутствия посторонних, но… Те, кто приходили к Меорну с просьбами или жалобами, делали всё, чтобы их никто не мог услышать.

Я и не старался ничего услышать. К Камню принято подходить вплотную, кланяться (или становиться на колени), тихонько говорить, прикоснувшись рукой. Удивительно, как прикосновениями Камень ещё не стёрли в пыль. Частенько оставляли подношения — цветы, пустые раковины, камушки, веточки. Куда всё это исчезает — не имею представления. Судя по обилию подношений, уборкой круга валунов нужно заниматься всерьёз. Вот и увижу, кто тут наводит порядок.

Если не засну.

Единственным посетителем, который мне запомнился, был мальчик лет трёх; пока его мать обращалась к Камню, он подошёл ко мне и принялся дёргать за правую штанину. Поняв, что я не собираюсь замечать его присутствия, малыш попытался обойти валун, чтобы встретиться со мной взглядом. Никогда бы не подумал, что столь малолетние дети могут быть так молчаливы и серьёзны! Мне стоило немалых трудов ни разу не улыбнуться. К моему облегчению, мать отвела своё чадо в сторону: ребёнку очень понравился килиан на моём левом локте и оставить «игрушку» в покое он никак не желал.

Во всём остальном было по-прежнему скучно; когда я увидел длинную процессию (судя по всему, свадебную), устроил себе второй перерыв. Внутри валунов всё равно было бы слишком людно. А я тем временем позволил себе чашечку кофе из «вечного» термоса и перекусил. Великие боги, ну и зверский же был аппетит! Ну да, на свежем воздухе ведь.

После того, как процессия ушла, никакого мусора внутри круга не осталось. Ещё больше цветов, ещё больше ягод и фруктов, но ничего более. Хорошо, когда люди в состоянии так бережно обращаться со своим прошлым. Хотя Меорн стал легендой, привычкой, нежели осязаемой, одушевлённой частью реальности, никто не торопился окончательно отправить его в небытие.

Долго-долго сидел я, пока солнце не опустилось за горизонт.

Тогда-то и началось самое интересное.

Окраина Меорна, Лето 52, 435 Д., ночь

Вначале была странная, словно навеянная извне, сонливость. Непереносимая; никакой кофе не смог с ней совладать. Клеммен выпал из реальности на долю секунды и начал падать с валуна; проснулся в тот миг, когда земля открывала свои объятия. Падение, вероятно, не длилось более половины секунды, но отчего-то растянулось настолько, что юноша успел выставить перед собой ладони.