Охотничий пес (СИ) - Попов Андрей Алексеевич

   - Имя мужское... маг-криминалист, эскулап-танатолог, - прочитала Анна. - Какой-то Пит...

   - Значит, Магос Теус ловят лицензированных магов, убивают, а их амулеты отдают своим несанкционированным, - шепотом перечислил Иен.

   - Они что-то затевают, - севшим голосом констатировал Маркус.

   - Верно, что-то требующее участия множества магов, они их посменно отлавливают, а чтобы амулеты не пропадали даром, ими вооружают своих последователей, - сказал он.

   Производство амулетов строжайше контролируется государством, так же как и сбыт кровавых опалов.

   Волчонок и Збынек встали на дыбы, рыча и лая вглубь неосвещенного коридора. Все уставились в темноту, приготовившись к нападению, оттуда им навстречу блеснули два громадных глаза-огня с вертикальным зрачком. Бесшумно к ним вышел чудовищный змей с оперением маслянисто смоляного цвета, с жутким зазубренным клювом, перья на голове зеленого окраса с золотистым кантом и красными каплями в виде слезы в белой окантовке образовывали широкий воротник. На конце четырнадцатифутового хвоста ядовитое жало, точно как членный хвост скорпиона, вдоль туловища были две пары кожистых крыльев, покрытых черными и редкими кроваво красными перьями и острыми когтями.

   Василиск, пританцовывая на четырех руках-крыльях, шел на них, как летучая мышь.

   Высокоуровневый магический дух зло шипел на них, хлестнув воздух раздвоенным языком, с зазубренного клюва свисали кровавые лоскутки человеческого мяса. Раздались выстрелы, поразившие всех в уши в замкнутом пространстве, василиск бросился на Иена и прицельно ужалил хвостом, от чего последний выронил револьвер и завалился наземь. Нестерпимая боль саданула его в плечо, яд быстро распространялся по телу.

   Все звуки приглушились, будто под толщей воды.

   Все перед его глазами накрыла молочная пена.

   Иен быстро проваливался в многоцветный водоворот красок...

   - Скорее, отловите ублюдка! - послышался сдавленный монотонным стуком в ушах Иена голос Маркуса. - Мне нужен его мешочек с ядом, нужно приготовить антидот!

   И это было последнее, что он расслышал, прежде чем сосущая благословенная мгла натекла ему в глаза и рот и утащила его с собой в пучину бессознательного.

Глава восьмая

   Воздух, окружавший Иена, был морозным, лишенным запахов. Единственный запах, что Иен чуял в девственной пустоте нового мира - это его собственный запах. Его глаза были зажмурены с тех самых пор, как он тут очутился. В его ушах стоял приглушенный и отдаленный шум, напоминавший неровную барабанную дробь. Нерадивый барабанщик не попадал в ритм, думалось Иену, однако потом он уразумел, что это был его собственный сердечный перестук, а это значит, он был еще жив. Холодный эфир тек вокруг его нагого тела, наполнял его легкие, едва покалывая их изнутри топотом муравьиных ножек.

   Наконец, он осмелился разомкнуть глаза.

   Ослепительно-белый свет прожектора бил ему в лицо откуда-то сверху из открытого люка, а вокруг него была только бесконечная чернота. Он висел посреди аспидного океана абсолютной пустоты, и, помимо направленного луча прожектора, не видел ничего, потому что здесь больше ничего и не было.

   Здесь он не чувствовал боли, лишь ее полузабытый отголосок настолько далеко, что, казалось, она отделена от тела или ее вовсе не существует и никогда не существовало. Он безмятежно дрейфовал в небытие один час, сутки или века, он не знал точнее. Ощущение времени покинуло его, и возможно, он продрейфовал не один миллениум, не способный ни умереть, и ни воскреснуть. Вдруг его одеревенелая спина коснулась чего-то холодного и гладкого вроде льда. Он встал, почувствовал, что совсем заиндевел и обрадовался, когда обнаружил неподалеку от себя сваленный на полу ворох льняной одежды.

   Он надел ее, она была ему как раз, а от ран не осталось и следа.

   - Здесь кто-нибудь есть? - закричал Иен не надеясь услышать какой-либо ответ, его голос эхом разнесся по безбрежному океану вечной мерзлой ночи.

   Он присмотрелся к полу, на котором стоял: красновато-матовый, точно клубничный лед, он алчно поблескивал в ослепительном круге прожекторного света; Иен опустился на корточки, щупая полированную поверхность, оставляя на ней дымчатые отпечатки ладони и подушечек пальцев, как зимой на обледеневшем стекле.

   Нечто приглушенно барабанило по другую сторону пола, он наклонился и прижался к клубничному льду щекой, поморщившись от инфернального хлада, и прислушиваясь к рваному бою кулаков.

   - Вам нужна моя помощь? - закричал он, прижимаясь ухом к полу.

   Неожиданно ослепительный круг прожектора погас, издав оглушительный хлопок, как когда выключают освещение в театре. Вязко-паточная чернота напустилась вокруг, заполняя пространство. Она была настолько тяжеловесной, что раздавила Иена, вынуждая прижаться к полу. Он начал задыхаться, легкие опорожнились, и холодный пот проступил на его лице бусинками. Он захлопал ртом, как выброшенная на горячий песок пляжа рыба, не способный губами поймать воздух, и шепчущая темнота сдавила грудную клетку, грозя разломать в порошок его ребра. Из-под полупрозрачного пола потек малиново-алый свет, развевая губительный мрак, с низким гулом, напоминающий дребезжание включающейся электрической лампочки.

   Студеный и какой-то липкий будто нуга, воздух хлынул в его легкие, обдирая горло и пищевод булавочным покалыванием. Иен, зажмурившись от наступившей боли в груди, дышал как никогда, и, перевернувшись на спину, он прижимал свои руки к рокочущему сердцу, его пальцы рук вздрагивали в конвульсивном плясе.

   Он был все еще жив... Ну, или вроде того.

   Он все лежал, а его лицо облепили крохотные снежинки.

   Иен распахнул слезящиеся жемчугом слез глаза и увидел, что над ним теперь кружат рдяные хлопья снега, выхваченные малиново-алым свечением пола из темноты, а изо рта клубится морозный конденсат. Своим языком он пробовал выпадающий снег и отчетливо ощущал знакомый привкус солености. Он поднялся на локте и окинул взглядом алеющую ширь, обряженную в миллиметровую фату из снежинок, уходящую вдаль в пунцовеющую полоску горизонта.

   Барабанный перестук откуда-то снизу повторился, и Иен опустил глаза.

   - Боже, сохрани... - выдохнул он и визгливо поскользнулся на руке.

   Под толщей клубничного льда масса обнаженных тел мужчин и женщин сплетались в гуттаперчевые плети, внушая всепожирающую жуть, будто сошедшие с кровяно-бурых стен л'Хасл. Молочно-бледные, кожа в брегах морщин, как корабельный парус, ниспадала с костей сухопарых тел, их движения напоминали судорожное танго. Иен чувствовал, как жалостливо заскреб его желудок, а пищевод схватил спазм, точно он проглотил морского ежа. Костлявые грешники, плененные льдом, тянулись к нему своими пальцами-гребнями, будто тщились прикоснуться к живой душе.

   Иен находился прямо над узилищем Тартара, в который давно уже не верил.

   Он судорожно встал на колени и принялся зачитывать молитву, тщась припомнить текст, который давно не повторял. Вокруг него наползал угрожающий сумрак, жаждущий заграбастать его с потрохами и вечность высасывать из его грешившей души терпкие соки мучений.

   Зажмуриваясь, он просил Бога-Первоотца всего живого смилостивься над ним.

   Он чуял морскую воду, слышал отдаленный крик альбатросов, его плотно закрытые веки лизнул блеклый свет ущербной луны. Он открыл глаза и обнаружил себя в эпицентре разразившейся метели по пояс в наметенном снегу, в черном небе едва сияла, закутанная в снежную дымку, убывающая луна. Северный ветер бил по розовевшим от холода щекам. Иен приподнялся и в раскорячку поплелся в никуда по бугристым сугробам арктической пустыни. Снежная мошкара одаривала его оплеухой за оплеухой, заставляя прятать лицо дрожащими от холода пальцами. Пройдя всего несколько метров, он завалился на колени, не в силах противится галдящему ветру.

   Он попытался откопать снежный холм, думая, что обнаружит внизу почву.