Плохая вода (СИ) - Лосева Александра Анатольевна

Вот Зулин, который так ратует за единство и дисциплину, он шевелит губами, недовольно поглядывает на Вилку и что-то подсчитывает. Если продолжать верить закону равновесия, после всего, что произошло, он должен был научиться доверять Иефе. Она заслужила – в этом полуэльфка была убеждена. Доверять и воспринимать всерьез. А что в итоге? Нелепое обвинение в шпионаже, от которого ему самому стало неловко, но так жалко, жалко, что просчитался, потому что такая красивая, такая складная была версия… Да. В его мире Иефа – двуличная, ненадежная истеричка, склочная, стервозная, трусливая, не способная на серьезные поступки, и она нужна ему именно такая, и ему совсем не хочется, чтобы что-то менялось, его устраиваеттакая Иефа, потому что иначе придется соприкасаться с чужой плоскостью, а там все другое, и это так хлопотно… И можно даже не пытаться что-то доказать и показать, потому что в этом мире никто никому ничего не должен, и всем уютно на своих колокольнях.

Врал отец Арг. Никакого равновесия нет. Жизнь – лютня. Струны: басовая – Стиван Утгард, чуть потоньше – Ааронн Сильван, невразумительная, средняя – Зулин, и есть еще разные, низкие и высокие, у каждой – свое имя; иногда они рвутся, тогда вместо лопнувшей струны ставят другую, новую, и первое время она звучит немножко звонче и чище, но потом, пообтершись, становится, как все… Это не значит – хуже, это значит – струна привыкает к своей плоскости, не лезет к остальным, не пытается что-то изменить, и такие, умные струны, служат дольше. А есть неудачные, которые цепляются за пальцы, стремясь соприкоснуться, и среди них одна – очень тонкая и не всегда слышная – Иефа. Струны вечно вместе, но не переплетаются, они поют в унисон, когда все хорошо, когда играет профессионал. А если по ним ударить, они звучат дружно, но фальшиво.

Иефа чесала бока совомедведю и мурлыкала песенку.

Когда лютня ломается, струны могут встретиться, но это в любом случае ненадолго. Иногда поломанные лютни чинят, но только иногда.

Когда лютня ломается, чаще всего ее выбрасывают и покупают новую.

Когда лютня ломается, это значит, что жизнь закончилась.

– Иефа, – позвал Ааронн. Полуэльфка повернула голову и равнодушно посмотрела на проводника. Друг, враг… Размечталась. – Иефа, я хотел тебя попросить… Видишь ли… Я был неправ тогда, возле башни. Я наговорил много лишнего, ненужного, и в любом случае, я так не думал. Я думал…

– Что меня нужно как следует разозлить, и тогда я превращусь в пусть лысого и побитого, но чрезвычайно отважного барда, – машинально ответила Иефа и прикусила язык. Да что же это такое происходит, еханый карась?

– По сути – да, именно так я и думал. Повторяю, я был неправ.

– Не так уж сильно ты ошибался, если быть совсем честной, – осторожно сказала полуэльфка. – Так о чем ты хотел меня попросить?

– Прощения он хотел попросить, дурында! – гаркнул Стив, которого вдруг начали ужасно раздражать звуки. Ему очень хотелось, чтобы сопартийцы, наконец, замолчали.

– Стив, я не глухая, – поморщилась Иефа. – И я не с тобой разговариваю.

– Вот если б ты вообще заткнулась – тогда счастье было бы! – прорычал дварф и отшвырнул в сторону кролика. – Как же ж ты мне надоела-то уже – до блевоты надоела! Видеть тебя не могу! – Стив вскочил на ноги и диким взглядом обвел лагерь. – Жалко, что ты в этих башнях насовсем не осталась, сука!

– Стив… – у Иефы мелко задрожал подбородок и покраснели глаза. – Стив, ты что? Ты с ума сошел? Да что ты несешь? Стив? Что с тобой?

– Со мной все в порядке! Отцепись уже от меня, наконец! – Стив сжал кулаки и, трясясь от ярости, начал наступать на полуэльфку. – Что ж ты липнешь ко всем, как репей паршивый! Что ж ты дергаешь всех, ты!

– Стив! – Иефа вскочила на ноги и попятилась. – Стив, ты не в себе!

– Да ты кого угодно доведешь, тварь, ты на себя посмотри! Удушить бы тебя, да жаль руки пачкать! Да я таких, как ты, в штольню швырял и рудой засыпал, чтобы воздух не портили!

– Стив, уймись, – Ааронн тоже поднялся и заслонил собой бледную, как мел, полуэльфку. – Возьми себя в руки, не поддавайся…

– Защитник нашелся? – Стив недобро сощурился, отступил к своему плащу и схватился за топор. – Ну наконец-то, а я уж заждался…

Иефа охнула и сжала моментально вспотевшей ладонью рукоять меча. Вид у дварфа был безумный: его лицо, перекошенное гримасой ненависти, напоминало жуткую карнавальную маску или страшную картинку в книжке, Стив мелко дрожал, сжимая и разжимая кулаки, и кажется, готов был кинуться с топором на первого, кто посмеет шевельнуться.

– Стив, я не буду с тобой драться, – тихо произнес эльф.

– Будешь, – криво усмехнулся дварф и перехватил топор поудобнее, – еще как будешь! Куда ты, гаденыш, денешься…

– Стив, ты не понял. Я не буду с тобой драться, – повторил Ааронн.

– Лады, – радостно согласился Стив и ощерился. – Сейчас проверим.

Он крутанул в воздухе топором и двинулся к друиду. Из-за спины полуэльфки раздался клекот детеныша, Вилка выскочил вперед и бросился на обезумевшего дварфа, разевая клюв и грозно топорща перья на загривке. Иефа рванулась за ним, но эльф крепко схватил ее за локоть и оттащил назад. Вилка подбежал к Стиву и клюнул его в лодыжку. Дварф издал страшный нутряной рык и широко замахнулся топором.

– Не тронь! – отчаянно закричала Иефа, вырвалась из рук эльфа, метнулась к совомедведику и прикрыла его собой, пытаясь оторвать от дварфской штанины. Топор блеснул на солнце и пошел по дуге вниз. Иефа подняла голову, увидела обезображенное ненавистью лицо Стива, опускающееся лезвие топора, поняла, что увернуться не успеет, закрыла рукой голову и выкрикнула Слово, и еще, и еще раз, руке стало больно, очень больно и мокро, а потом наступила тишина.

Иефа открыла глаза и тупо уставилась на рябь желтых и коричневых перьев. Вилка не двигался. Совсем. Абсолютно. Не дышал, не трепал дварфскую штанину, не таращил желтые глаза. От запястья к локтю потекло, и рукав мгновенно набряк. Иефа осторожно повернула голову и со свистом втянула в себя воздух. Стив застыл статуей, успев опустить топор ровно настолько, чтобы распороть Иефе рукав и распластать кожу на предплечье. Кровь пропитала грубую ткань рубахи и теперь падала медленными темными каплями Иефе прямо на лицо.

– Помогите мне, кто-нибудь… – прошептала полуэльфка.

– Потерпи, не двигайся, – раздался у нее над головой голос эльфа. – Сейчас…

Ааронн медленно, с усилием приподнял топор и высвободил руку барда.

– Давай, осторожно, и Вилку забери. Быстрее, я долго не продержу.

Иефа обхватила детеныша поперек туловища и сильно дернула на себя. Раздался треск рвущейся ткани, в клюве застывшего совомедведя остался кусок штанины, а полуэльфка повалилась на спину, застонав от боли.

– Дальше, дальше… – пробормотал Ааронн. – Подальше его оттащи, да, вот так. Поставь его там… где-нибудь… Теперь помоги мне…

Иефа, хлюпая носом, уложила Вилку на свой плащ и подошла к Ааронну. Эльф явно торопился. Он отпустил топор и теперь пытался разжать пальцы, сжимавшие топорище.

– Что я должна делать? – спросила Иефа.

– Следи, – коротко ответил проводник. – Если оживет раньше, чем я закончу, заморозь его снова.

Ааронн – после долгих усилий – высвободил, наконец, топор из широкой дварфской ладони, отнес его к своим вещам и спрятал под плащ. Иефа во все глаза смотрела на Стива, и ей казалось, что вот еще секунда – и он снова начнет рычать и браниться, и эта жуткая чужая ненависть в глазах, ненависть, которой все равно, кого убивать, заставит его, обезоруженного, драться голыми руками. "Это не Стив, – прошептала полуэльфка, – потому что если это он, жить станет совсем хреново. Так что это не Стив".

– Да, ты права, – сказал Ааронн, вливая в оскаленный рот дварфа какое-то питье. – Это действительно не Стив. Вот только знать бы, кто?

– Он же меня чуть не убил… – ошеломленно проговорила Иефа. – И за что?

– Помни, все время помни, что это не он. Постарайся избежать саркастических замечаний, когда он очнется. Помоги мне его уложить.