Квадратура круга (СИ) - Васильев Андрей

Времена больших перемен.

– Расскажу, когда вернусь – пообещал я Вике – Слово даю. Более того – полагаю, что нам с тобой еще и написать про это придется. До нового номера еженедельника, понятное дело, еще четыре дня, но сайт-то никуда не денется, правда? Надо соответствовать, Вика, надо соответствовать. Официальный сайт игры нам не обогнать, но фанатские мы обойти обязаны. Так что вечером, думаю, мы с тобой еще статью будем клепать, на тему произошедшего.

– Скотина ты – мягко сообщила мне моя сожительница – Знаешь, но молчишь. Так нечестно.

И она отправилась обратно в комнату, надо думать, снова читать книжку и поедать пахучие кусочки лукума, вымазанные в приторно-сладкой пудре.

Ну и ладно. Пусть отдыхает. А я пойду работать.

Если честно, то выходным в здании и не пахло. Если в жилом крыле таки царила ранневесенняя сонная воскресная одурь, то есть коридоры были пусты, а консьерж, плюнув на порядок, подремывала за своей тумбочкой, то внизу беготня была еще та.

Сотрудники вбегали в здание с улицы, залепленные мокрым мартовским снегом, и тут же неслись к лифтам, на ходу расстегивая пуховики. Туда же спешили и люди, явно вырванные звонком из внутренних помещений «Радеона» – тренажерного зала, кинотеатра, кафе. Это было видно по их одежде, совершенно не офисной. Кто был в спортивном костюме, кто в легкомысленном платьишке, а кто и вовсе в 3D-очках, забытых снять по запарке.

Все они переговаривались на ходу и выглядели встревоженно. Было заметно, что не все понимают, что, собственно, произошло и почему поднялся такой шум. Впрочем, недовольства я ни у кого на лице не увидел. Да и было бы странно, если бы такое случилось. Стиль работы больших корпораций – это улыбка, не сходящая с лица даже в туалете и постоянная нацеленность на результат. Потому как если сегодня ты дал понять собеседнику, что ты недоволен политикой компании, то завтра тебя уволят после служебной записки этого самого собеседника, в которой будет содержаться информация о том, что ты ставишь свои интересы выше служебных. Здесь никому нельзя говорить, что ты думаешь на самом деле, потому что это гарантированно выйдет тебе боком. Да особо никому это и не интересно. Кроме HRков и службы безопасности, разумеется.

Вот они и не говорят.

Кстати – я тут, пожалуй, единственный сотрудник, кто может себе позволить высказать свои мысли вслух. Мне терять нечего просто. У меня один хрен ничего толком не осталось за душой.

Но все равно делать этого не стану. А зачем? Тем более, что лично я возмущен только одним – нам не дали выпотрошить тушку Смуха Драное Ухо, где могли обнаружиться вполне себе неплохие вещички.

Хотя я все равно их с Костика стрясу. Из принципа. И еще чего-нибудь выпрошу для клана, как компенсацию. Должны быть и у нас маленькие радости. Точнее – у них. Моих сподвижников.

– Надо – значит надо – деловито вещала в заполненном до отказа лифте незнакомая мне девушка, и трогала свои красивые русые волосы, на вид довольно влажные – Я вот голову только вымыла, тут телефон звонит, вызывают. Я сразу и побежала. Что, очень жутко моя голова сейчас выглядит, да?

– Красивая у вас голова – подбодрил я ее, заметив, что остальным до ее проблем нет дела – Исключительно. Говорю вам это, как специалист.

– По головам? – уточнил какой-то молодой человек в спортивном костюме – Специалист, в смысле?

– Ну да – улыбнулся я и потер свой подбородок с двухдневной щетиной, причем так, чтобы черный камень на перстне блеснул в свете тускловатых лифтовых ламп. Не знаю, зачем я, выходя из квартиры, нацепил на палец подарок Старика, но вот, пригодился же он? Просто я сам хамить люблю, есть такой грех, но не люблю, когда хамят мне. Вот такая вот политика двойных стандартов – Желаете проверить? Так айда со мной на двадцать восьмой этаж.

– Благодарю, мне как раз выходить надо – молодой человек одарил меня белозубой улыбкой и выскочил в как раз открывшиеся двери лифта.

Следом за ним кабину покинули почти все, в том числе и девушка с не просохшей после мытья головой. Сдается мне, что им не всем на двенадцатом этаже выходить надо было, но мой перстень и инстинкт самосохранения посоветовали сделать именно так.

Ну и ладно. Быстрее до места доберусь.

В приемной Зимина никакой суеты не было. Там как всегда царили тишина, покой, порядок и привычно ухоженная, не сказать – холеная Елиза Валбетовна.

– Никифоров – как всегда в ее голосе имелись нотки недовольства и не очень мягкой иронии – Ты у нас прямо как Гвидон из сказки поэта Пушкина.

– В смысле – красив, молод и богат?

– В смысле – чуть что, а ты уже мухой здесь – не стала повышать мою самооценку референт Зимина – Примчался и давай жужжать.

– Слова же сказать не успел! – возмутился я – Только робко поздоровался.

– Сначала поздоровался, потом за дверь, а потом корми тебя – быстро выстроила немного унизительную для меня логическую цепочку Елиза Валбетовна – Раньше на моей шее висело два мальчики-бездельника, а теперь их три. Причем если тех двух я знаю еще с той поры, когда им заголяли штаны и отвешивали розог по задницам за постоянные глупые проделки, то ты мне никто.

Что меня всегда восхищало в этой величественной даме – умение резать правду-матку в лицо собеседнику. Так что льстил я себе на предмет уникальности. Эта гражданка еще более независима, чем я. Она вообще образец этого дела, ее можно помещать в палату мер и весов, что квартирует в славном городе Севре, как эталон данного понятия.

Скорее всего, именно поэтому я ее с самого начала и побаивался. Все в этом мире живут по правилам – и герои, и злодеи, и финансисты, и гробовщики, и даже армяне. А если не живут – так играют. Но – тоже по правилам.

И только истинно независимые от всего люди могут себе позволить жить так, как того хочется им, махнув рукой на абсолютно все условности и положения. Причем я сейчас говорю не тех, чье состояние измеряется в огромном количестве нолей. Там нет никакой свободы и независимости, там, наоборот, и того, и другого куда меньше, чем где-либо. Там надо соответствовать везде и во всем.

Нет, речь о тех, кто смог заставить окружающих признать в себе личность, которая имеет право выражать свои мысли так, как того хочется ей. Не для того, чтобы устроить перфоманс или ради пиара, чем часто грешат многочисленные «звезды» всех видов и размеров, не для того, чтобы войти в открытую конфронтацию с общественной моралью ради попытки плюнуть в вечность, не для обоснования своей гражданской позиции, а просто потому что это естественная форма существования данной личности.

Таких людей вообще очень немного. И слава богу. Я от таких всегда старался держаться подальше, поскольку всегда непонятно, чего от них ждать. Они непредсказуемы, и иногда одним своим не укладывающимся в нормальную человеческую логику действием могут похерить все твои планы. Причем сами даже этого не поймут.

И еще они всегда говорят правду. А нормальный человек правду о себе слушать не любит, поскольку она частенько неприглядна и спрятана в самые дальние углы души, так надежно, что фиг раскопаешь. У меня же, после десяти с гаком лет работы в газете, таких углов в душе столько, что места не хватает для всего остального. Так что не надо в ней копаться. Я сам этого не делаю, и не хочу, чтобы в нее другие лезли.

– Так и не претендую ведь – уставился на носки своих нечищеных туфель я, раздумывая, как бы так побыстрее прошмыгнуть в кабинет Зимина – Не хотите – не кормите. В столовой тоже поесть можно. Или дома.

– Дома – фыркнула Елиза Валбетовна – А у тебя есть этот дом? И есть тот, кто тебя накормит в нем? Сильно сомневаюсь.

Дверь, ведущая в приемную, распахнулась и к нам присоединился Валяев, на редкость собранный и сосредоточенный. Да еще и говорящий по телефону! Тому самому, который у него отключен!

Вот как так?

– А, и ты здесь? – оторвавшись на секунду от беседы, которая, между прочим, велась на немецком, окинул он меня взглядом – Das ist gut. То есть – это хорошо. Исключительно кстати. Давай, давай, шевели поршнями, чего застрял?