Ведьмина дорога (СИ) - Феверс Анита

Я запрещала себе думать о том, что было бы с Приречьем, если б неделю назад здесь не поселились дейвасы. Не знаю, кто указал им сюда дорогу, но сейчас я готова была этого человека расцеловать. Потому что только благодаря их руническим мечам и огненным заклятиям жертв в моей маленькой избушке, временно ставшей прибежищем для раненых, было бы гораздо больше.

Навьи твари очень быстро обнаружили пролом и ринулись через него, создав прорыв, равный тем, что сдерживали охранительные крепости. Как будто Чаща долго копила силы и наконец нашла возможность нанести удар. Но у нас здесь не было крепостей – только маленькая деревня, надежный тын, два дейваса, пара дюжин крестьян и одна не слишком опытная рагана. На улице ухало и визжало, пару раз в стекла царапались длинные когти, но снова и снова тварей срезал кто-то из защитников. Я, не отвлекаясь, штопала, заговаривала, отпаивала, уже не чувствуя отнимающихся от боли рук. Кажется, никогда еще я не пропускала сквозь себя столько силы, и было удивительно, что, оказывается, во мне ее так много.

Мысли о том, что будет, когда все это закончится, и дейвасы придут за мной – ведь их сомнения, если они и были раньше, теперь развеются в прах – я отчаянно гнала прочь. Сейчас главным было спасти людей. О последствиях я подумаю потом.

Дверь распахнулась, словно ее выбили ногой, и в дом ворвался мелкий дождь, пропитанный запахом крови и сырой травы. Я подняла плошку с огоньком повыше, освещая замерших на пороге мужчин. Один из них был мне незнаком, при беглом осмотре показался довольно бодрым и живым, и я тут же переключилась на повисшего на нем товарища. Рассмотрела заляпанное грязью и кровью лицо – и охнула.

- Совий! Кто его порвал? – я подскочила к приятелю Лиса и вцепилась в его воротник. – Кто? Ну, вспоминай, живо!

Мужчина, отшатнувшийся при виде моего безумного лица, заблеял что-то непонятное. Меня оттеснила плечом Марьяна и принялась командовать, показывая, куда уложить нового пациента. Я столбом стояла на пороге, вцепившись в плошку с огоньком, словно она могла дать все ответы на мои вопросы. Вонь с улицы обжигала нос, она была противоестественной и потому куда более мерзкой, чем запах лекарств, ран и пота, витавший в доме. Я тряхнула головой, пытаясь вернуться в сознание, и захлопнула дверь. Марьяна уже справилась с распределением, сунула товарищу Совия в руки кружку с бодрящей смесью, а сама обтирала раны охотника чистой холстиной. Я на негнущихся ногах подошла к ней и боязливо глянула через ее плечо.

- Ну что, подруга, сладишь? – шепнула дочка головы. Я тяжело сглотнула при виде развороченной клыками руки и двух глубоких царапин, пролегших в опасной близости от яремной вены.

- Не могу же я так просто отпустить этого наглеца. Я с ним еще не за все шуточки рассчиталась.

Марьяна искоса посмотрела на меня. Выпрямилась, отбросила окровавленную тряпку и отступила в сторону, давая мне подойти к тяжело дышащему Совию. Я глубоко вздохнула, унимая подкатившую к горлу дурноту, отдала девушке плошку с огнем и попросила держать повыше. Всего лишь трупный яд. И кислотная слюна. И обрывки навьей тьмы, пиявками повисшие на порезанной коже. Главное, не рухнуть в обморок на месте.

Надо ж было заполучить Совию самую сложную рану из всех…

Я протянула руки и повела ладонями над его телом. От золотого царства – головы – к серебряному – животу. Круговыми движениями – к меди. Светящиеся нити были оплавлены и почернели, нарушая связь. Серебро потемнело. Медь окислилась. Но золото по-прежнему сияло, не замутненное прикосновением навьих тварей. Я принялась выстраивать порванные линии, вычищая из них гниль и черноту. Подарочки упырей поддавались неохотно, жгли руки и норовили впиться в меня взамен освобожденного человека, но я давила их и выжигала белым светом, живущим в моем теле.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем Марьяна тронула меня за плечо и осторожно подняла руки с тела Совия. Он провалился в беспамятство, устав кричать, но сейчас его грудь поднималась и опускалась ровно – парень спал, и сон этот был лечебным. Я тихо застонала, когда подруга тронула мои ладони и сочувственно поморщилась: они были покрыты тонкими порезами, исчерчены, словно книжная страница строчками. Кровь сочилась из ран, перемешиваясь с серебристым сиянием. Марьяна усадила меня на табурет и принялась бинтовать руки. Вторая девушка, Кася, накрыла Совия простыней, подоткнув ее со всех сторон, будто ребенка пеленала, и устало присела рядом.

Помолчали.

- Неужто все? – тихо спросила Кася.

- Боюсь, если принесут еще хоть одного, я лягу рядом, – я бледно усмехнулась, но в моей шутке было слишком много правды.

Мы прислушались, но крики на улице на самом деле стихли. Снова открылась дверь, впуская заляпанного вонючими внутренностями, черным пеплом и чьими-то мозгами Мария. За ним размашисто шагал Дарган, еще более грязный, но ухмыляющийся широко и свирепо. Его одежда слегка дымилась. Кася икнула, подскочила, зажав рот рукой, и бросилась во двор. Подозреваю, что на поиски отхожего места. Марьяна оказалась крепче и только побледнела. Я же просто кивнула, приветствуя своих будущих палачей:

- Всех вытащили.

Марий начал что-то говорить, но я уже не слышала, погружаясь то ли в сон, то ли в беспамятство. Весь мир поглотила тьма, а в ней горели два огненных глаза, и спрятаться от всепроникающего взгляда мне было некуда. Я и не стала: подхватила невесть откуда взявшийся лоскут тумана и завернулась в него, как в одеяло, чувствуя, как отступает жар пламенного взора.

Я не была уверена, что проснусь. Но сил оставаться в сознании больше не было.

Глава 18. Безумию не поется слава

Я откинула одеяло, дыша так, словно пробежала пешком всю дорогу от Рябинника до Приречья. Обрывки тяжелого душного сна повисли на ресницах, и мне едва удавалось держать глаза открытыми. Но возвращаться в сон, где я снова увидела серые бугристые деревья, сейчас было выше моих сил. Неловко дернув рукой, я застонала от боли. Подняв обе ладони к глазам, убедилась, что память не подводит: от запястий до середины пальцев руки были обмотаны пропитавшимися кровью тряпицами. Накануне я приняла на себя слишком много злобы навьих тварей, и она прорвалась даже в Явь, поранив живую плоть. Обычно такие раны затягивались за считаные часы, но я слишком давно не проводила обрядов очищения. Вначале было не до того. Потом в волость явились дейвасы. А вслед за огненосцами пришла и нечисть.

Тело дрожало, словно после приступа лихорадки. Простыни пропитались потом, подушка уныло валялась на полу. Ведь вид кровати больше напоминал побоище, а не место отдыха, и я вместо трупа, даром что жива. К счастью, рядом с кроватью стояла кружка с водой, которую я выпила на едином вдохе. Голова по-прежнему кружилась, но сознание немного прояснилось. Я огляделась по сторонам и прислушалась: все было тихо. Пожалуй, слишком тихо для помещения, в котором должны находиться по меньшей мере семеро тяжелораненых, даже если все, кто мог стоять на ногах, отправились по домам.

Я кое-как сползла с кровати, набросила на плечи шаль и медленно, держась за стеночку, направилась в горницу. Там и в самом деле никого не было. Если б не плохо отмытые пятна крови на полу да позабытая в углу корзина с грязными лоскутами, я бы решила, что мне привиделся еще более кошмарный сон, чем обычно. Но в воздухе по-прежнему угадывался легкий запах тлена и человеческих кишок. К горлу подкатила вполне настоящая тошнота, и я, зажав рот рукой, кинулась к стеллажу, судорожно ища нужный мешочек.

На печке обнаружился полный кипятка чайник, и я мысленно возблагодарила доброго человека, который позаботился обо мне, пока я валялась в беспамятстве. Кое-как процедив настой, отхлебнула сразу большой глоток, почти не поморщившись, когда горячая вода обожгла рот. Дурнота отступила, и оставшуюся часть лекарства я могла допивать уже не спеша, медленно цедя горькую зеленоватую жидкость.

Едва усмирив бунтующее тело, я почувствовала, как сжимает сердце тревога. Совий тоже исчез, а ведь его раны были самыми тяжелыми. В ближайшую неделю он не должен был даже голову от подушки поднимать, и перемещать его куда-то было глупым и ненужным риском. Кому пришла в голову эта жестокая идея, уж не дейвасам ли?