Дорога сильных. На пороге мира (СИ) - Попова Анна Сергеевна

— Спасибо, — одними губами прошептал он.

И не увидел, но почувствовал, что девушка улыбнулась.

Линда

Сырые сумерки подкрались быстро. Ветер трепал деревья и траву, холодной ладонью пробирался под рубаху, заставляя ежиться от каждого порыва. Деревня безлюдная, мертвая, ветхие дома разинули бездверные рты, словно ждут кого неосторожного и беспечного. Тепло и свет лишь там, за спиной, в жилище пусть и небольшом, но крепком.

И зябко под открытым небом, и опасно, и надо бы идти в дом, но Линда никак не могла заставить себя сделать шаг за порог. Почему-то хотелось стоять здесь, вдыхать холодный воздух, вздрагивать и смотреть на темную громаду леса, обступившего со всех сторон. Иногда казалось, что темнота смотрит на нее и ждет, но девушка встряхивала головой, и ощущение пропадало. Все становилось как прежде — серая ночь, пустота, северный ветер.

Скрипнула за спиной дверь, Линда оглянулась через плечо. Витька. И шерстяной плащ в руках. Куснула губу, пытаясь сдержать улыбку, но та предательски поселилась на лице.

— Замерзла?

— Угу. Греть будешь?

— Буду, — невозмутимо отозвался парень и укрыл ее плечи.

«Только не уходи» — взмолилась мысленно.

Не ушел, словно услышал. И даже ладони не убрал, и их тепло чувствовалось через ткань, заставляя сердце стучать быстрее. Хотелось качнуться назад, прижаться всем телом, но девушка замерла, уставившись перед собой, вглядываясь в темноту и не видя ее.

— Знаешь, Лин, не хочу тебя пугать, но лучше бы нам в этом лесу не задерживаться. Что-то грядет.

— Грядет… — эхом отозвалась девушка и продолжила неожиданно зло, — это что-то ползет, бежит и, возможно, даже летит к нам. Оно так и жаждет вонзить зубы в наши теплые тушки, насладиться кровью и агонией умирающих тел. Поохотиться мы пришли, как же! Как бы самим добычей не стать.

— М-да, ты сама кого угодно запугаешь.

— Пфф! Вик, ты меня знаешь, я не неженка, но… сейчас я боюсь. Мутное все это дело. Ладно — мы, без году неделя тут, ничего не знаем, пороху не нюхали. Но гьярравары! Охотники! Они же местные. И все едва ли не в голос твердили, что зверь этот напасть не может. Вот не может, и все!

— Не должен был, — поправил Виктор. — Повадки другие. И да, нас слишком много, на такие группы в одиночку не нападают.

— Так что же, все мы идиоты, раз так ошибались? Или зверь бешеный суицидник?

— Не знаю, Лин. Ты права, дело мутное.

Девушка вздохнула и поежилась, парень шагнул вперед, обнимая поверх скрещенных под грудью рук. Улыбнулась и все-таки сделала то, что хотела: расслабила плечи, прижимаясь плотнее.

— Ты, похоже, совсем замерзла.

— Наверное. Но ты теплый, как печка.

— Значит, придется греть дальше.

— Эй! Придется? — возмутилась Линда и дернула плечами, пытаясь вывернуться из объятий. — Не хочешь — не надо.

Витька лишь хмыкнул и обнял крепче.

— Хочу, — дохнул прямо в ухо, и девушка почувствовала, как краснеет.

Закусила губу, чтобы глупость не ляпнуть. Подышала и лишь потом сказала:

— Вик, знаешь, почему я не рвусь в дом? Там охотник. И гьярравары. Смотрят на нас, как на детей. А я… я наконец-то понимаю Рейнара. Он говорил, что мы слишком расслаблены, и был прав. Да, расслаблены и беспечны. Играем в свои мелкие игры и, кажется, до сих пор не верим в то, что происходит. Мы — дети сытого мира, и все это для нас — слишком. Но эта наивность… невинность даже… она хороша, когда ты в безопасности. Когда можешь доверять — людям, миру. Но не здесь. Не сейчас.

— Ты знаешь, что мы изменимся. Приживемся. И коситься на нас перестанут.

Линда улыбнулась грустно темноте в лесу.

— Знаю. Только… запомни меня такой, какая я есть, ладно? Кажется, завтра все будет иначе. У меня такое чувство, будто я стою у какой-то черты, и стоит преступить ее, как я изменюсь — и потеряю кое-то важное.

— Невинность?

— Да ну тебя! Я серьезно.

Он обнял ее крепче.

— Кажется, это называют взрослением.

— Кажется, я не хочу!

— Не хандри, Лин. Все будет хорошо.

— Твой оптимизм не уместен, — проворчала Линда. — Мы посреди мрачного леса, полного злобных иных тварей. Нам тут ночевать, а потом еще обратно переться.

— Все у нас будет хорошо, — отчетливо повторил Виктор, не выпуская ее из объятий.

Ткнулся носом в ее макушку, губы обозначили легкий, почти невесомый поцелуй. Девушка выдохнула.

Вот как он это умеет — взвинтить ее, а потом успокоить в два счета? Так уютно теперь, так тепло… кажется, всю ночь можно здесь провести.

— Эй, голубки, харе обжиматься!

Линда вздрогнула, Виктор отозвался холодно:

— Дэн, ты не вовремя.

— А я-то что? Тэн Снур всех зовет.

Девушка выдохнула шепотом, словно Ваня до этого:

— К черту Снура.

Но в дом пошла.

Денис

Лежанок вдоль стен не то, что на всех, даже на половину народа не хватило. Конечно, одну выделили Ваньке, а другую Линде. Дэну досталось место на двоих с Тимуром. Когда-то такое соседство его бы возмутило — казалось, что мелкий парнишка занял большую часть постели, — но шатания по лесу так утомили, что Денис вырубился, едва голова коснулась мешка, заменяющего подушку. И ни напряжение вечера, ни перспектива провести ночь в темных землях ему не помешали.

И пришли сны. Беспокойные, странные.

Ему виделся лес, темный, замшелый и… в этот раз не чужой. Деревья, черные от дождя, скользкие камни, прошлогодняя хвоя и листва, в которой даже сейчас кто-то возился. Тяжелый сырой воздух, ледяной ветер порывами. И взгляд. Внимательный и настойчивый, он звал к себе, в темноту и лес, в его истинный дом.

Хотелось встряхнуться и шагнуть за порог. И убежать. Туда, в эту ночь, такую мрачную, но родную.

— Эй, да встань ты уже!

Пихнули в плечо не слишком-то вежливо. Парень заморгал, пытаясь понять, кто он и где. Дыбились волоски на руках, и кожа, будто наяву, ощущала холод и влагу. Сел, потер ладонями лицо. Дом, освещенный лишь слабым пламенем в очаге, не слишком-то довольный Олег напротив кровати.

И никакого леса и зовущей к себе темноты.

— Чего разбудил-то?

— Дежурство твое.

Денис скривился досадливо. Конечно, дежурство. Наивно было полагать, что дадут поспать до утра. Едва он встал, Олег завалился на пригретое место. Бесцеремонно двинул Тимура к стене, на что мальчишка заворчал и брыкнулся. Парень тихо рыкнул в ответ, но потасовки не вышло. Повозились и затихли.

Дэн плеснул в лицо холодной воды. Взбодрило, но не слишком.

— Далеко до утра?

Здоровяк Ирнхольд даже голову не повернул в его сторону. Как сидел у очага, спиной к огню, так и остался. Показалось даже, что не расслышал, но тут раздался его голос:

— Солнце уже за лесом.

И замолк. Самому Дэну, вопреки обыкновению, говорить не хотелось тоже.

Хотелось спать. А еще…

— Пойду выйду.

— Нет.

— А как же…

Гьярравар лишь махнул рукой в дальний угол. Денис пригляделся и вздохнул. Так и есть, ведро. Похоже, Снур не шутил, и забаррикадировались они до утра.

— И что, прямо здесь?

Мужчина промолчал, парень оглянулся на Линду, но рыжая спала, отвернувшись к стене, под боком у Юры. Дэн снова вздохнул и направился в угол.

Спать хотелось невероятно, а Ирнхольд к общению не располагал. Он больше и слова не произнес. Не шевельнулся даже. Так и сидел спиной к огню, огромный и невозмутимый. А Дэн… он не видел смысла во всем этом ночном бдении, тем более, на пару с молчаливым гьярраваром. Снур сказал, что дом крепкий, и если наружу не соваться, то все путем будет. А раз так, то…

Кажется, он все же заснул, прямо так, привалившись спиной к стене, потому что вновь привиделся лес. Такой же темный, сырой и… родной. Показалось, что сам он — не он вовсе, а зверь, дикий и свободный, а стены дома сродни клетке, и давят, душат в нем его суть. Дэн заворчал, и на тихий рык этот, идущий из нутра, лес ответил новым зовом.