Именем Горна? - Погуляй Юрий Александрович

Маг закатил глаза и выдохнул:

– Я уже говорил тебе об этом, юноша. Усмий мертв! Я не могу служить мертвому Богу, понимаешь?

– Ты можешь говорить об этом вечность, – прорычал Старр. – Верить усмийскому отродью я не собираюсь. Даже если и мертв Усмий, твои поступки ничем не лучше твоего мертвого Бога.

– Знаешь, – Агону стало интересно, – скажи, чем они плохи, а?

Старр оскалился, и солдаты дернулись было к пленнику, но их остановил взмах мага.

– Ну? – улыбнулся он юноше.

– Обернись, Агон, – мстительно процедил юноша. – Ты принес этим людям смерть, а их семьям горе.

– В этом мы похожи, сынок… Вот только…

– Вот только, – перебил его Старр, – я выполняю волю Халда!

Агон покачал головой:

– Халд тоже мертв, юнец. И в его смерти важную роль сыграла Лемилла.

Старр криво улыбнулся, всем видом показывая снисходительное неверие.

– Впрочем, чего мы будем вести бессмысленный спор? – Маг шагнул к юному королю и положил руку на его голову. Старр отшатнулся, но тут же оказался скручен подоспевшими солдатами.

Агон минуту изучал мысли бывшего кронейского правителя, а затем отошел и, не глядя, приказал:

– Доспех с него снимите.

Ненависть… Жгучая ненависть к усмийцу Агону – самая яркая мысль Старра. А остальное… Стыд перед погибшими солдатами, преданность мертвому Халду, почитание Лемиллы, честь, благородство… Если бы маг нашел среди чувств низложенного короля хотя бы страх, было бы легче. Но не нашел.

– Оттащите его куда-нибудь в лес, подальше к югу, и оставьте там, – хмуро добавил император. – Он хороший человек. Жаль, что его разум затмевает ненависть. Может быть, свобода укажет ему на ошибку? Своей храбростью он заслужил жизнь и свободу.

К сожалению, юный король слов Агона не слышал. Не выдержав магии чародея, он потерял сознание.

Бой закончен. Война продолжается.

Но не сейчас… Склой уже в трех днях пути отсюда, необходимо увести его за собой, чтобы не мешал. Раздать необходимые распоряжения и вернуться в столицу. Пусть старый друг опять побродит по дну Долгого залива. Жалко, что Ухлак отправился в тыл врага, подстраховать Стилета… Без него будет скучно…

И еще… Надо бы проведать запасы… В сундучке у Женарга. А то никак не сосредоточиться…

Когда Ладомар очнулся, то с тоской понял, что еще жив. В чертогах Небесного Горна не могло существовать подобной чудовищной головной боли. Такое чувство, что на глаза кто-то давит чугунными пальцами, а на лоб опустил копыто рыцарский конь и готов вот-вот перенести весь вес на ногу, чтобы окончательно раздавить голову паладина.

Во рту царила сухая горечь, рук и ног паладин почти не чувствовал. Выжил… Удивительно… Мысли путались, давление на лоб нарастало, но Ладомар все же попытался открыть глаза. И застонал.

Небо пустилось в пляс, закружилось перед взором, к горлу подкатила тошнота; голова взорвалась невыносимой болью, и воина вырвало.

– Живой? – раздался скрипучий голос рядом.

Ладомар не ответил, повторять пытку он не решался, понимая, что любое движение неминуемо отзовется мукой.

– Вижу, живой, – продолжил терзать воина голос невидимки. – Паладин…

– Кто здесь? – одними губами произнес Ладомар.

– Лекарь я. Раньше служителем Халда был в Хинне. Вот нынче и не знаю, что с вами делать. Найдут тебя наши – прикончат. Я щит-то откинул подальше, но все же. Вдруг зазвенишь? Тебя-то и спасло то, что вы без сознания когда – не звените. С другой стороны, враг ты мой, паладин. Хоть и служим одному Богу. Неувязка.

Человек сел рядом, и Ладомар почувствовал ужасный запах чеснока.

– Оттащу я вас в лесок, – буркнул голос.

Глаза открывать паладин не решался. Ему сейчас было абсолютно все равно, и слова лекаря из Хинна оставались где-то очень далеко.

– Нехорошо это, паладинов убивать. Не могу позволить. Да вообще убивать нехорошо. Иных, вон, собирают и лечить несут. Потому что без веры люди-то. Будущие сыны империи. А вы-то сами по себе. По вам и приказ отдельный… Оттащу. В тачку погружу и оттащу. Доспех сниму только, иначе не вытяну…

Ладомар скривился от горечи в горле, почувствовал новый прилив тошноты и вновь скорчился в судорогах.

– Плохо, вижу. В леску мож и поправлю чего как. Но хоть выжил, и то радость, – продолжил скрипеть лекарь. – Шлем спас, хотя то, что под ним, пострадало. Хе-хе…

Невидимка сухо закашлялся.

– Всех лечу, а себя не могу… О, идут похоронщики-то… Ну, паладин, извиняй, выбора у меня нет. Вдруг зазвенишь? А потом в лесок оттащу, да… В лесу-то не тронет никто, наверное…

Скорее всего, лекарь ударил его по голове. Паладин не знал, что случилось, Лишь яркая вспышка боли и объятия беспамятства.

ГЛАВА 11

День выдался солнечный. Эйдор на привалах с удовольствием подставлял теплым лучам лицо и млел от ощущений. Весна здесь такая же, что и в Анхоре.

Юноша все чаще и чаще скучал по далекому Скафолку. Иногда так хотелось оказаться в родной келье… Сходить на обед, поболтать с другими инспекторами. Не думать ни о чем хотя бы день. Не следить за ненавистным компасом. До цели осталось совсем недалеко: за последние дни стрелка ощутимо поменяла направление с запада на юго-запад. Но как же Эйдор устал от поиска.

– Агир! – окликнул друга молодой волшебник.

– А? – немедленно вскинулся сидящий под березой рыцарь. Он еще больше осунулся, щеки ввалились, под глазами появились круги. Усмийцы допекали его чуть меньше, чем ранее, но все равно регулярно напоминали о себе.

– А как мы обратно пройдем?

– Прямо через Путаные Места. Поставленные не тронут.

Агира замолчал. С каждым днем он все больше и больше отмалчивался, и Эйдор видел, что рыцаря одолевают невеселые мысли. О чем? Братство простит, уж юноша постарается убедить чародеев, дабы те помиловали усмийца. Ведь воин столько раз помог в поисках.

– О чем думаешь? – спросил молодой волшебник.

Друг неопределенно развел руками:

– Да так… Понять многое пытаюсь.

– Например? – заинтересовался Эйдор.

– Например… – эхом откликнулся Агара. – Странно это все. Я привык, что Усмий и Халд – это Зло и Добро. Усмий несет разрушения и смерть, а Халд – мир и жизнь. Они вечные враги, и мы служим Халду, чтобы противостоять Усмию, а Усмию – чтобы противостоять миру. Но ведь все не так, выходит.

– То есть?

– Ну смотри. – Рыцарь поерзал на месте, устраиваясь поудобнее. – Я усмиец. Я слышу голоса, меня убьет любое создание Халда. Но при этом я вроде бы не служу Усмию, а, наоборот, мешаю. Но я усмиец! Вот как это понять? Раньше мне казалось, будто усмийцы – это люди, продавшие душу Подземному. А потом я сам стал таким. Но ничего не продавал, ничего не делал. Просто начал слышать голоса. Зло ли я?

– Нет, – уверенно ответил Эйдор.

Рыцарь хмыкнул.

– Или вот возьмем Ваогара – он как раз служит Усмию, но при этом обладает даром Небесного Горна. Как это понять?

Юноша пожал плечами и сам задумался о словах друга.

– Я стал усмийцем, поняв, что нет смысла жить для других. Что надо жить для себя. Что всем на всех на самом деле наплевать, а все поступки – они напоказ, внутри лишь забота только о себе. Скорее всего это-то знание и стало толчком. Но при этом усмийцы общаются друг с другом, помогают друг другу, делают общее дело. То есть им не плевать на таких же, как они! И где суть? Отчего тогда?

– Ну души усмийцев куют в Подземных Кузнях, а души простых людей – в Небесном Горне! – улыбнулся Эйдор, радуясь, что знает ответ.

– Да, это обычная трактовка, – усмехнулся Агира. – Но где доказательства?

Эйдор внимательно посмотрел на товарища. Такие слова – чистейшее богохульство.

– Поклоняются везде Халду или же Усмию. Не Горну, не Кузням, а именно их созданиям. Как произошел мир? Горн слепил Халда, Кузни сотворили Усмия. Халд создал себе Детей, Усмий – слуг. А люди откуда взялись? Если оттуда же, откуда Боги, то почему силой не вышли? Почему Богов двое? Хотя… Создателей тоже двое, это логично…