Темные времена (СИ) - Виноградова Мария Владимировна "Laurewen"

– Я сказал – заткнись, – голос изменился.

Ролло, почувствовав, что его больше никто не держит, с трудом обернулся и изумленно застыл. Хес сорвал с себя цепочку и опустился на землю, обхватив руками плечи – его колотила крупная дрожь, глаза плотно зажмурены, а губы закушены до крови.

– Проклятье… – хрипло прошептал баггейн, пораженно глядя на сжавшегося на земле друга.

Вся злость на охотника испарилась в одно мгновение, а на смену ей пришла боль. Не жалость – Ролло знал, как злит подобное Хеса, – а именно боль. За этого несносного фейри, ввязавшегося в очередную авантюру, которая причиняет ему страдания, за беспечного друга‑охотника, взвалившего на свои плечи слишком многое.

Исэйас появился совсем внезапно, и Ролло даже подумал, что мальчишка, скорее всего, подглядывал – как показала практика, любопытство в нем всегда пересиливало даже чувство опасности. Рыжий паренек оказался рядом с охотником и, ничуть не опасаясь невменяемого состояния фейри, обнял его за плечи, словно маленького ребенка. К немому изумлению Ролло, Хес не только не убил мальчишку на месте, но даже не оттолкнул – только застыл, словно изваяние.

– Темный, я не могу так больше! – низкий рык прокатился по ночному лесу, и фейри забился, словно в конвульсиях. Исэйас испуганно отпрянул в сторону.

Ролло даже не представлял, что делать. Серебряные глаза Хеса изменились, сверкнули золотом, а зрачок вытянулся в узкую щелку. Пахнуло смертью – перед ними стоял Неблагой фейри, Вечерняя Звезда дома Туата де Даннан.

– Иди сюда, сволочь! – от перекатывающегося в глотке рыка остановилось дыхание.

Не успел послушник изумиться, с кем разговаривает явно спятивший Хес, как вопрос разрешился сам собой.

– Я все думал, когда же ты меня заметишь, – голос, казалось, звучал сразу отовсюду.

Из темноты соткался силуэт, и в неверные отблески мелькающего за деревьями пламени вступил человек. На голову выше Хеса, широкоплечий и поджарый, гибкий, как ласка. Темно‑медные волосы, заплетенные в замысловатую прическу, отсвечивали жарким огнем, а медовые глаза были полны ненависти. Тонкие губы презрительно искривились, когда незнакомец окинул взглядом дрожащего, словно от озноба, Хеса.

– Ты жалок, Хеспер, – выплюнул он. – Не можешь даже закрыться, чтоб не чувствовать боль так любимых тобою людишек.

– Не я себя проклял, – прошипел охотник и сжал кулаки.

– Ты предал нас, – пожал плечами фейри. – Сделал свой выбор, так теперь расплачивайся за него.

– Что я и делаю, – фыркнул Хес, постепенно обретая контроль над собственным телом. – Но совершенно не могу понять, что здесь забыл ты, Юфем.

Боль, раздирающая плоть, слегка поутихла, задавленная лишь усилием воли, но это ненадолго. Слишком близко к границе с Тир‑Нан‑Ог. Слишком крепко он связан нерушимыми узами с этой землей, умирающей от вторжения чуждых существ. И фейри чувствовал ее боль как свою – невыносимую и совершенно неподконтрольную разуму. Чувствовал так же, как и смерть каждого из охотников, переживая миг, когда душа покидает тело, вместе с каждым из них. Но чем ближе к границе с землями фейри, тем слабее магия амулета, хоть немного приглушающая муку. Таково было проклятие, наложенное на него Князем Неблагого Двора, запечатанное десятком жизней погибших в той схватке от меча Хеса фейри.

– Ты все понимаешь, – оскалился фейри, и даже жуткая ухмылка не испортила прекрасного лица. – Убить тебя стало для многих из нас делом чести.

Хес рассмеялся. Издевательски, заставив побледнеть от гнева своего врага, и столь заразительно, что Исэйас и сам не заметил, что хихикает в кулак, а Ролло едва сдерживает широкую улыбку – вырывающиеся из‑под контроля чары начинали действовать.

– О какой чести ты говоришь, Юфем? – отсмеявшись, спросил он. – Уж не о той ли, что сподвигла тебя бить в спину? Признайся, ты просто метишь на освободившееся место.

Разъяренный противник ничего не ответил, просто метнулся вперед, вытягивая из ножен блеснувший клинок. Столь быстро и незаметно, что Исэйасу почудилось, что он просто исчез и вновь появился уже совсем рядом с Хесом.

Охотник сорвался с места, уворачиваясь от свистнувшего клинка – его оружие осталось возле костра, притороченное к седлу Силеста. Вспыхнули разноцветные нити ворожбы, и медноволосый фейри отскочил в сторону, едва успев поймать на меч длинную, выметнувшуюся с самой земли прозрачную плеть. Ее конец свистнул над самой головой уклонившегося Неблагого, с воем снес верхушку дерева и рассыпался мерцающей пылью.

– Идем отсюда, – прошипел Ролло, подхватил под локоть застывшего Исэйаса и потащил подальше от места схватки.

– Но Хес… – попробовал было возмутиться послушник, но оборотень бесцеремонно перехватил его за шиворот и встряхнул так, что зубы клацнули.

– Пусть его, – фыркнул баггейн. – Мы ему только помешаем, а так, глядишь, и злость свою сорвет, да успокоится.

Юфем атаковал снизу, длинным, косым восходящим ударом, стараясь достать своего противника, но Хес с легкостью изогнулся, пропуская клинок мимо, скользнул вперед, поднырнул под руку врага и с силой ударил по локтю, одновременно атакуя силовой волной. С жутким влажным треском сломались крепкие кости, а рыжеволосый отлетел в сторону, оглушенный, раздавленный, с раздробленными ребрами.

Подняться он не успел – ощутил чужую руку на горле, и его подняли вверх, с земли. Фейри с трудом открыл глаза, задыхаясь и пытаясь переломанными пальцами разжать стальную хватку.

Стоящий напротив него охотник уже мало походил на человека. Они не могут быть столь прекрасными, и столь жуткими одновременно. Хес еще не принял боевой облик, но одного взгляда в пылающие бешенством, нечеловеческие глаза становилось достаточно, чтобы потерять всякое самообладание.

– Ты совсем обезумел, Хеспер, – с трудом прохрипел проигравший, чувствуя, как одна рука обвисла плетью после короткого удара охотника.

– Точно, – с невыразимым удовольствием протянул Вечерняя Звезда и чуть сжал пальцы.

Фейри забился в конвульсиях, отчаянно цеплялся за жизнь.

– Больно? – почти сочувственно спросил Хес. – Знаешь, сколько лет я живу с болью? Она стала частью меня – неотделимая, неутихающая ни на мгновение. Здесь, – он коснулся тонким пальцем виска, – и здесь, – рука почти ласково легла на грудь поверженного противника, вызвав короткую вспышку боли, от которой помутилось сознание. – И знаешь, сколько было вас таких, желающих доказать, что они сильнее Вечерней Звезды?

– Ты не можешь даже принять боевую форму, – он попытался сказать это презрительно, но из передавленной глотки вырвался сип, и прозвучавшая фраза вышла жалкой.

– Я не могу в человеческом облике использовать всю свою силу, – досадливо поморщился Хес, сверкнул длинными клыками и рывком подтянул жертву к себе. – Хочешь, я расскажу тебе, что происходит с силой, когда ее не используют? Она перегорает, Юфем. Выжигает мое терпение огнем, проносящимся по венам, опаляет разум болью. А потом понимаешь, что не можешь связно мыслить, не можешь дышать – остается только сжаться в отчаянной попытке пережить эту пытку.

Пальцы на горле продолжали неумолимо сжиматься, и перед глазами медноволосого фейри все плыло – жизнь уходила из совершенного тела.

– Но хуже всего то, что я продолжаю чуять вас, – прошипел Хес, и в сейчас золотых глазах вновь сверкнуло безумие, алыми искрами проскользнуло по радужке. – Таких, как ты, словно гончие псы, следующих по моим следам, не давая забыть то, что я совершил. То, что вы называете предательством, а я – сменой приоритетов. Может, эти ублюдки‑рясочники были правы, и таких, как мы, не должно существовать?

Безумие и ярость полностью овладели душой Вечерней Звезды. Хес больше не мог контролировать силу, рвущуюся из глубины его сущности, не мог справиться с помутнением собственного рассудка, которое столь долго сдерживал. Тоска и невыносимая боль разлилась по грудной клетке, не давали вздохнуть, мешали даже видеть.

– Хватит! – отчаянный вопль вырвал его из мутной пелены забвения.