Невеста эльфийских кровей - Караюз Алина

С первого раза Ринка даже не восприняла его всерьез. К тому же мэтр Фламмель с трудом доставал ей до плеча. Но у этого маленького сухого старичка оказалась железная воля и скверный характер.

Каждый день, едва проглотив завтрак, Ринка неслась в классную комнату. Штудировала толстенные талмуды, пропахшие плесенью. Учила эльфийскую письменность, традиции, обычаи, этикет. Дрожащей рукой выводила на грифельной доске неровные руны. Сбиваясь и путаясь, отвечала на каверзные вопросы учителя.

Потом — обед. Сущее наказание. Пышное платье, тяжелая коса сложного плетения, украшенная самоцветами. Чужие взгляды, когда презрительные, когда сочувствующие, когда просто любопытные, но всегда настороженные и молчаливые, словно дворцовая знать постоянно чего-то ждала от дочери опального герцога.

И этот Лиатанари! Всегда хмурый и недовольный, с напряженной спиной, словно проглотил палку. Ринку уже начинало потряхивать в его присутствии.

То ли дело Тессиль! Огненноволосый эльф был сама милость. Всегда улыбался и искренне радовался, завидев девушку. Всегда интересовался ее самочувствием, качал головой, выслушивая жалобы на придирки учителя, рекомендовал лучшие блюда. Даже сходил с ней к дворцовой модистке, обшивавшей первых красавиц Эльвериолла.

Ринка, краснея и смущаясь, доверила ему выбор бального платья. И вообще рядом с ним чувствовала себя почти свободно, а рядом с Лиатанари ее сковывала неловкость.

Даже то, что Тессиль оставил ей имя, говорило в его пользу. И незаметно для себя девушка сдружилась с королевским казначеем, стала ему доверять, а вот от регента отгородилась стеной.

После обеда занятия продолжались.

На этот раз в расписании шли придворные танцы, хотя умение танцевать Ринка не глядя променяла бы на уроки магии. Но стоило ей заикнуться об этом, как регент сверкнул глазами:

— Здесь позволена лишь одна магия. Магия рода Каламрис.

— Но я маг-менталист…

— Вы не маг, — он облил ее взглядом, полным презрения. — Вы носитель дара. И поверьте, в этих стенах вы им не воспользуетесь.

— А как же другие? — опешила она. — Ведь у каждого рода свой дар?

— В своих вотчинах эндиль вольны делать все, что угодно. Развивать свой дар, использовать, экспериментировать. Но в Золотом граде любой несанкционированный всплеск магии отслеживается и карается по закону. Я больше не допущу того, что случилось шестнадцать лет назад. Никто не смеет использовать свои силы во зло эльканэ и остаться в живых!

Получив столь суровую отповедь, Ринка пару дней маялась, а потом поймала Тессиля за просмотром каких-то ведомостей и повторила просьбу.

Тот долго молчал, глядя на нее, словно что-то взвешивал и решал. Потом покачал головой:

— Простите, аэри, при всем моем уважении к вам… это невозможно.

И поспешно добавил, увидев, как она сникла:

— Но все не так плохо. Когда эльканэ поправится, он обязательно отменит этот глупый закон.

— Глупый закон? — удивилась Ринка.

— Ну, конечно! Рив просто ужасный перестраховщик, вот и велел, чтобы никто из эндиль не смел магичить в пределах столицы. Переживает за жизнь эльканэ.

Сочувствие Тессиля и желание помочь были такими искренними, что Ринка даже слабо улыбнулась ему, но вопрос так и остался открытым.

Ужинала она вместе с Эландрилем, в его покоях. Как-то уж так повелось со второго дня ее пребывания во дворце. Тогда, терзаясь одиночеством и тоской в своей пышной гостиной, Ринка подхватила поднос с жареными кореньями и направилась к заветной двери.

Она собиралась снова просить наследника о встрече с Брентом, ведь Лиатанари отказал ей в жесткой форме. Но Эландриль только покачал головой:

— Даже если бы я согласился помочь… я не знаю, где он. Только Рив может позвать его.

— Герцог Лиатанари отказался пойти мне навстречу, — призналась девушка, ковыряя серебряной вилкой кружочек карамелизированной моркови. На тыльной стороне вилки поблескивал королевский герб.

— Да, Рив плохо идет на уступки. Но поверьте, если он отказывает, значит у него есть на это причины.

— Мне они не известны.

Она отложила тарелку и твердо взглянула ему в глаза.

— Эльканэ, — голос предательски дрогнул, — я дала слово, что стану вашим источником жизни. И я не отказываюсь от своих слов.

В его глазах мелькнуло облегчение.

— И больше никаких условий? — он выдавил улыбку.

— Я уже их озвучила. Вы согласились. На Весеннем балу мне вернут замок и титул. После него я отправлюсь в Джиттинат, хочу увидеть собственными глазами, насколько сильно он разрушен. Но я не смогу уехать, если не буду уверена, что с вами все хорошо. Поэтому… вот…

Она замешкалась, покусывая губу, и взгляд эльканэ прикипел к ее неловкому жесту. А потом Рин решительно подалась вперед, поддергивая рукав. Протянула принцу худенькое запястье с голубыми прожилками.

Вам нужна моя кровь… возьмите.

Он на мгновение замер, почти не дыша. Потом вскинул на нее потрясенный взгляд.

— Вы… отдаете ее добровольно? — выдохнул хрипло, чувствуя, как от избытка чувств сжимается горло и становится трудно дышать.

— Да.

Ринка больше не колебалась. У нее было время, чтобы подумать, чтобы взвесить все «за» и «против». И возвращение титула было лишь первым шагом к тому, что она задумала.

А задумала она ни много ни мало — доказать невиновность отца.

Затаив дыхание, она следила, как эльканэ коснулся ее запястья, легонько погладил, а потом провел по нему ногтем. Боль была почти незаметной. На фарфоровой коже выступила капля темно-вишневого цвета.

Все еще колеблясь, Эландриль посмотрел ей в лицо, а потом приблизил запястье ко рту.

Ринка тихо выдохнула, когда сухие запекшиеся губы эльфийского принца прижались к ее руке. Горячий язык скользнул по ранке, раздвигая края. Горло эльканэ судорожно сжалось, кадык дернулся, совершая глоток. Кожа на запястье оказалась очень чувствительной. По телу побежали мурашки.

Ринка откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.

Три глотка. Всего три глотка каждый день в течение года.

Это не так уж много, если на кону стоит чья-то жизнь и честное имя.

Две недели пролетели, как один день.

Ринка осваивалась, училась, ловила взгляды и шепотки. Сторонилась придворных, не раз подступавших к ней с каверзными вопросами и праздным любопытством. Мирилась, скрепя сердце, с вечно раздраженным Лиатанари, порой задаваясь вопросом, за что он ее так невзлюбил?

Пропадала часами в дворцовой библиотеке, изучала историю Эльвериолла, проводила вечера в компании Эландриля, и постепенно, незаметно для себя, сближалась с ним.

Они были очень похожи — Ринка, дочь опального герцога, лишенная имени и семьи, и Эландриль — наследник престола, прикованный непонятной болезнью к постели, не способный сам справить даже естественные потребности организма.

Оба утратили часть себя, но не утратили желания жить. И порой, глядя на эльканэ, Ринкьявинн узнавала себя, свои мысли, свои планы, свои мечты.

Эльфийский принц обладал удивительной стойкостью. Даже собственное положение не сломило его, не сделало брюзжащей развалиной, капризной и жалкой. Он с трудом говорил, с трудом шевелился, но при этом никогда не жаловался и никого не винил в том, что случилось. Иногда по его губам пробегала кривая усмешка, но чаще на них играла улыбка: светлая, исполненная смирения и мужества встретить долю лицом к лицу, какой бы она ни была.

Сильнейшие эльфийские маги и мудрейшие друиды только покачивали головой: эльканэ должен был давно умереть. Но что-то, что не поддавалось их логике, держало его в этом мире. Некая ниточка, невидимая, неосязаемая, что прочно связала его душу и тело.

Ринка восхищалась его стойкостью, как некогда восхищалась героями прошлого. Да, Эландриль был прикован к кровати, он никогда не держал меч в руках и не участвовал в битвах. Но все это время он с переменным успехом вел собственную борьбу. Борьбу против смерти. И только благодаря сильной воле был все еще жив.