Аспект белее смерти (СИ) - Корнев Павел Николаевич

С Гораном Осьмым встретились у моста. Я пришёл туда заранее, успел оглядеться. Фабричной плотиной перегородили приток Чёрной, впадавший в неё с той стороны — через реку к запруде и заводским корпусам тянулся мост. А вот Яма располагалась на этом берегу, в глубине городской застройки. Когда-то там тоже протекала речушка, но её загнали под землю, превратив во что-то вроде сточной канавы.

Охотник на воров придирчиво меня оглядел и достал из кармана синий шейный платок, вроде тех, что были в моде у студиозусов, только сильно обтрёпанный по краям.

— Держи.

Я понятия не имел, как повязываются такие штуки, пришлось Горану помогать с узлом.

— На Широкой улице найди «Ржавый якорь», посмотри там нашего Яна-морячка. Не попадётся на глаза, тогда поспрашивай — только аккуратненько. Будут интересоваться, зачем он тебе, темни. Прижмут к стенке — наплети, что старшие послали, а подробностей не знаешь, все вопросы к ним. Ну да выкрутишься как-нибудь!

Эти вот «припрут к стенке» и «выкрутишься как-нибудь» не понравились мне чрезвычайно, но спросил я о другом:

— А если он там, тогда что?

— Тогда беги за мной.

Я кивнул и выразительно потёр подушечкой большого пальца о средний и указательный.

— Монет отсыпьте.

— Не гулять идёшь! — отрезал Горан. — Всё, шагай! В пивной тебя ждать буду!

Сюда охотник на воров заявился не в своём обычном наряде, а одевшись под стать мастеровому. От фабричных работяг он сейчас ничем особо не отличался, разве что рожа была слишком уж чистенькой, а ногти дюже аккуратно обстрижены, и ни тебе мозолей, ни въевшегося в кожу машинного масла. Наблюдательный человек в два счёта раскусит.

Я тоже озаботился маскировкой: закатал рукава рубахи и подвернул штанины, ещё и картуз набекрень сдвинул, как это было принято у обитавшего в Яме мелкого жулья. После тяжко вздохнул и по узенькому переулку зашагал прочь от набережной. К вечеру небо затянуло густыми облаками и рано стемнело, но если на ближайшем перекрёстке уже горел фонарь, то дальше в темноте лишь помаргивали огоньки самокруток да мигали редкие всполохи спичек.

Днём тут никому не было до меня никакого дела, а вот сейчас почти сразу наперерез выдвинулись две тени.

— Куда прёшь? — угрожающе спросил один из молодчиков.

Второй многозначительно постучал кулаком по раскрытой ладони.

Я не стушевался и выложил всё как на духу:

— В «Ржавый якорь».

— Чего тебе там?

— Дела. — И, пресекая дальнейшие расспросы, добавил: — Сам не местный, кого надо знаю, а кто надо знает моих старших.

Может, глухой ночью меня и заставили бы вывернуть карманы, а так молодчики только переглянулись и отступили обратно в подворотню. Я безо всякой спешки двинулся дальше. Спешить нельзя. Спешат жертвы.

Вечерняя Яма преобразилась самым невероятным образом, сделалась оживлённой, многолюдной и бесшабашной. На Широкой и фонари горели, и в железных бочках перед питейными заведениями что-то полыхало. Одни местные обитатели гуляли в кабаках, другие хлестали самогон и хлебное вино на улице, сгрудившись вокруг поставленных на попа бочек. Где-то играли музыканты, отовсюду доносился женский смех. Сновали среди не успевших набраться и потратить все денежки гуляк зазывалы, тянули кого в бордели, а кого в игорные дома.

И вот тут какое-то дельце ночью провернуть?

Вздор! Тут на улицах столько народу, сколько на Заречной стороне после небесного прилива не гуляет!

«Ржавый якорь» размерами превосходил «Хромую кобылу» не так уж сильно, а вот народу в него набилось не в пример больше — люди едва ли не на головах друг у друга сидели. Вышибала поначалу мне даже дорогу загородил, но я предусмотрительно прихватил с собой два пятиалтынных, потёр монетами друг о друга, и громила посторонился, разрешая войти.

В воздухе витал табачный дым и непонятный чад, пахло подгорелой едой и ещё чем похуже, редкие лампы едва разгоняли полумрак. А кругом — столы, столы, столы. Между ними протискивались разносившие выпивку и закуски половые, а тем из посетителей, кто накачивался пойлом у стойки, наливали буфетчики. Развлекавшие честной народ скрипач и гармонист в самое столпотворение не лезли и всё больше прохаживались вдоль стен. И хоть публика на первый взгляд подобралась сомнительней некуда, откровенно бандитских физиономий на глаза не попадалось. Увы, не удалось вот так сразу углядеть и Простака.

На проходе я торчать не стал, по засыпанному опилками полу дошёл до подпиравшего перекрытие второго этажа столба, прислонился к нему и оглядел выпивох, уже куда внимательней прежнего. Посетители переходили с места на место не так уж и часто, разве что в нужник на задний двор бегали с завидной регулярностью, и некоторое время спустя я пришёл к неутешительному для себя выводу, что Мокрого за столами нет.

Справляться о нём у буфетчиков не хотелось до скрежета зубовного, к тому же половые разносили еду и пиво не только по общему залу. Время от времени одни поднимались по широкой лестнице на второй этаж, а другие ныряли за плотную занавесь. Вход наверх был свободным, а вот занавешенную дверь караулил звероподобный громила, и запускал он в заднюю комнату далеко не всех, кому-то без разговоров давал от ворот поворот. Оттуда доносились свист и неразборчивые выкрики, а ещё вроде бы долетала разбитная мелодия пианино, но из-за потуг скрипача и гармониста было толком не разобрать.

Я постоял немного в нерешительности, затем поднялся на второй этаж и очутился в комнате, где играли в карты и кости. Изрядная часть затянутых зелёным сукном столов сейчас пустовала, а никто из немногочисленных игроков на Простака нисколько не походил. Но сразу отправиться восвояси не вышло. Моё появление привлекло внимание расположившейся у входа компании, и солидного вида дядька попросил:

— Эй, малой, сдвинь!

Сдвинь, ха! Вроде такая малость, а сколько ротозеев через это как липку обобрали, и не сосчитать. Но и отказывать в невеликой просьбе не стоило. Стол у лестницы жулики заняли точно неспроста, как бы это не оказались подручные местного заправилы. Одеты солидно, будто приказчики или банковские клерки, усики у всех завиты, волосинки одна к другой подобраны, а глаза шальные-шальные, взгляды острые ровно спицы. С такими деятелями ссориться себе дороже.

— Разреши! — усмехнулся я и легонько подшиб протянутую ладонь, перехватил подпрыгнувшую колоду, придержал указательным и средним пальцами, а большим сдвинул верхнюю часть, после чего убрал её вниз. Всё это одной рукой. И да — сдвинул по-честному, а не как это было нужно улыбчивому шулеру. — Не благодари! — сказал, возвращая карты.

— Ловок, шельмец! — восхитился шулер. — Сыграем партийку?

Но вот как раз играл я не ахти, просто знал пару трюков, да и такие жулики кого угодно до нитки разденут, поэтому отказался.

— Не сегодня.

— А чего так?

— Человека ищу, — пояснил я и спешно ретировался.

Спустился по лестнице и пригляделся к занавешенной двери в заднюю комнату. К стене рядом с ней была прикручена железная коробка, желающие пройти кидали в прорезь на верхней крышке монеты, но даже это дозволялось далеко не всем: кого-то громила заворачивал безо всяких разговоров.

Мне там ловить было нечего, я прошёлся по залу и в дальнем углу обнаружил ещё одну лестницу, но только поднялся по ней и тотчас скатился обратно. Это оказался вход в бордель.

И что делать, если Простак сейчас с весёлыми девками кувыркается?

Вот на кой чёрт охотник на воров вообще меня сюда послал⁈ На что рассчитывал?

Черти драные! Как же не хочется с расспросами к людям приставать!

Я и не стал. Взялся ходить туда-сюда вдоль стены, не спуская при этом взгляда с занавеси и ловя удачный момент, чтобы проскользнуть внутрь. И пусть не сразу, но всё же возможности сделать это дождался. Больше часа в «Ржавом якоре» проторчал и уже совсем было собрался отчаливать, как вдруг в соседнем помещении заголосили пуще прежнего, и вышибала юркнул за плотную ткань. Я в несколько быстрых шагов очутился рядом и заглянул во второй зал, а после ещё и прошмыгнул туда, поскольку сейчас никому не было до меня ровным счётом никакого дела.