Сколько стоит корона (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна

И правда, не было бы ничего глупее, чем предложение, сделанное в зачумленном городе.

-- Какого рода это обещание, милорд? -- спросила она.

Дойл снова усмехнулся, правда, теперь ему было совсем уж не весело.

-- Необычное. Весьма необычное, -- он повернулся -- но не сумел произнести крутящиеся на языке слова. Позже. Он сделает это позже. -- Простите, леди, я должен оставить вас. Меня ждут дела.

Он поклонился решительно направился к выходу. Леди Харроу встала, зашуршала юбками, делая реверанс. На пороге он обернулся и спросил:

-- Вы уверены, что не хотите уехать?

-- Совершенно, -- она выпрямилась и прибавила: -- храни вас Всевышний, милорд.

Дойл кивнул и покинул ее дом. На улице ждал отряд стражи. Ему помогли сесть в седло, и он, уже нигде не останавливаясь и ни о чем не раздумывая, дал коню шпор и поскакал к докам.

Глава 26

Доки всегда были самым темным и самым грязным местом Шеана. Лорды их не любили и обходили стороной, но они питали город, давали ему жизнь, как навоз дает жизнь прекрасному цветку.

Дойл отвращения к докам не испытывал -- слишком ценил товары, которые привозили корабли, и слишком часто был вынужден встречаться на илистых причалах с теми, кто ни за какие деньги не приблизился бы к гранитным стенам королевского замка. Выезжая на набережную, Дойл почему-то ожидал, что здесь все будет иначе: что шум голосов сменится звенящей тишиной, а рыбная вонь -- запахом лекарских трав и болезненной кислятиной. Но ошибся. В отличие от остального города, пристани жили, кажется, прежней жизнью -- разве что не слышались вопли капитанов, на своем странном языке отдававших приказы корабельным командам. Корабли стояли безжизненными скелетами, и на палубах не было никого, зато по деревянным настилам носились сотни людей -- с тюками, мешками и налегке, одетые и полуголые.

Отряд стражи приблизился и окружил Дойла плотной стеной -- но он жестом показал снова отстать и не загораживать обзора. Конь, подчиняясь понуканиям, нехотя поднялся на один из помостов, и Дойл сумел увидеть, почему корабли стояли пустыми и даже не пытались выбраться из зачумленного города -- в кормах каждого зияло по огромной, как от удара тараном, пробоине. Похоже, за ночь из трюмов вытащили все, что было можно, и отчаялись заделать дыры без материалов. Комендант Трил сделал то, чего требовал Дойл -- задержал корабли и не дал им отплыть. Пусть жестко и даже жестоко, зато эффективно.

Убедившись, что корабли в ближайшее время не выйдут в путь, Дойл кивнул своим мыслям и все-таки заставил себя подъехать к бывшему королевскому складу. И тут же едва успел выставить руку, чтобы защититься от летящего камня. Стража среагировала, закрывая его живым щитом собственных тел, из толпы возле склада раздались проклятия:

-- Сдохни, враг!

-- Твое колдовство, ублюдок!

-- Себя питаешь их жизнями! Твоих рук дело!

О выставленные щиты стражи забились камни. Толпа жаждала крови -- его, Дойла. Шестеро стражников и он сам против -- сотен безоружных, но разъяренных тварей. Они обвиняли его во всем: в закрытых городских воротах, в разломанных кораблях, в самой чуме.

Скрежетнуло по металлу, и щеку обожгло короткой вспышкой боли -- один из камней все-таки задел Дойла. Он колебался недолго.

-- Отходим!

Командир отряда обернулся:

-- Милорд, мы можем...

-- Отходим, сказал!

Да, они могли перерубить всех -- и залить доки кровью. Но и без их мечей умрут слишком многие. Повинуясь его приказу, отряд начал двигаться назад. Кони, в которых тоже попадали камни и крошево песка и опилок, заржали и задергались, но шпоры кусали их бока больнее, а железные удила рвали губы в кровь, заставляя повиноваться.

Чуть отойдя от склада, Дойл первым повернулся, и весь отряд галопом бросился прочь, оставляя чернь визжать от разочарования и злобы. Едва доки остались позади, он остановился. Командир отряда приподнял забрало и спросил:

-- Почему мы сбежали, милорд?

Дойл поднял руку к лицу -- он был без шлема и без доспехов -- потер царапину на щеке и ответил:

-- Люди короля не несут смерти королевским подданным.

Лицо капитана потемнело, но он согласно наклонил голову и отъехал в сторону. Осмотр города можно было счесть законченным, и Дойл поспешил в замок -- чтобы встретиться посреди площади с облаченным в белое Эйрихом. Его тоже сопровождал отряд охраны -- но от их группы буквально веяло чем-то светлым и чистым. Воистину, это было солнце, сошедшее с неба, чтобы утешить жителей земли.

Дойл невесело усмехнулся, глядя на то, как вылезают из подвалов и закутков люди, как увлажняются их глаза, как они воздевают руки в едином порыве восторга и благодарности.

-- Всевышний, храни короля Эйриха! -- шептали, говорили, кричали сотни глоток.

Дойл махнул рукой своему отряду -- и они скрылись на боковой улице, никем не замеченные.

-- Отдохни и дай отдохнуть своим людям, -- велел Дойл командиру отряда. -- Вы понадобитесь мне после заката.

-- Слушаюсь, милорд, -- командир поклонился, а Дойл поднялся в свои комнаты -- нужно было переодеться, смыть с лица кровь и поесть.

В спальне было, как ни странно, тепло. Жарко горел камин, а возле него возился Джил. Услышав шаги Дойла, он подпрыгнул на месте, стряхнул золу с колен и поспешил к нему, охнул и пробормотал что-то, увидев рассеченную щеку.

-- Что ты там болтаешь? -- спросил Дойл, не позволяя ему коснуться царапины. -- Лучше помоги переодеться.

-- Где вас поранило, милорд?

Дойл не ответил, вместо этого спросил:

-- Ты что здесь делаешь? Кажется, твоя мать и сестры на юге, мог бы давно уйти, болван.

Джил стащил с Дойла кожаный колет, расстегнул по одному нарукавники, а когда опустился на колени, чтобы снять первый сапог, буркнул:

-- Куда идти-то. Вы мой хозяин, где вы, там и я.

-- Болван, -- повторил Дойл, садясь на кровать и вытягивая вторую ногу, чтобы мальчишке сподручней было его разувать, -- хозяина мог бы нового найти, а так сдохнешь почем зря.

Не дожидаясь никакой реакции на свои слова, Дойл прислонился спиной к изголовью и закрыл глаза.

-- Мне с вами и сдохнуть не страшно, -- неожиданно сказал мальчишка, -- только думается мне, что вы и с патлатой старухой-смертью договоритесь. И за меня слово скажете. А нет -- буду вам на том свете служить.

Дойл приоткрыл один глаз и снова сказал:

-- Болван. Подай воды и чистой ткани.

-- Я сделаю...

-- Сам, -- Дойл действительно выпрямился, наклонился над тазом и тщательно смыл со щеки кровь, ощупал внушительный -- большего размера, чем показалось вначале -- рубец, и поморщился, невольно думая, что ему только шрама на роже не хватало, чтобы окончательно и бесповоротно возглавить список главных уродов королевства.

Мальчишка оттащил таз и откуда-то из глубины комнаты сказал:

-- Я, милорд, не беспамятный. Помню, что не лорды разряженные, и не Его Величество, а вы услышали мои вопли о справедливости. И вы мою мать с костра сняли.

-- Замолкни, -- велел Дойл резко, -- хватит пустой болтовни.

Он снова откинулся на кровати, положил одну руку под голову и тяжело выдохнул. День только начался (еще до обеда было больше часа), но уже вымотал его очень сильно. Леди Харроу -- безумная отважная женщина, из прихоти подвергающая себе смертельной опасности -- вставала перед его внутренним взором, стоило опустить веки. И брат в белом шитом золотом камзоле, стоящий среди рукоплещущей и рыдающей от счастья толпы. И почему-то крики той же толпы, проклинающей его самого. Последнее было смешно -- когда его заботила любовь черни? Он делал то, что должен был делать -- и однозначно не ради того, чтобы грязные тупицы вдруг исполнились к нему любовью, а чтобы сберечь трон Эйриха и сделать Стению еще более великой, чем она была при их отце. Теперь уже, наверное, не получится.