Крепость Луны (СИ) - Чайка Алексей

— Хорошо, — кивнул я, а про себя подумал: «Ну и ну! Здесь ещё и купидоны водятся!».

Вторая комната по размеру была такой же, как и первая, только здесь вдоль стен лежали высокие перины, а скамьи были подвешены на отливающих золотом цепях разной длины, отчего одни скамьи висели под потолком, другие — на середине, а третьи — почти у самого пола. Но моё удивление вызвала не мебель, а существа, её использующие.

То были купидоны, которых я видел на зарисовках в книгах по древнегреческой истории: полные розовощёкие младенцы, летающие не столько при помощи крыльев, сколько благодаря магии, потому что крылышки у них были маленькими, не способные выдержать вес в полпуда. А летали они чрезвычайно быстро, сбивая друг друга, цепляясь за цепи, гоняясь за противником. Гам стоял невозможный, но причиной удивления был не шум, свойственный детям, а странные забавы этих голых сорванцов. Оказавшись разнополыми, они прижимались друг к другу, при этом купидоны-мальчики совершали ряд резких движений нижней частью туловища, отчего купидоны-девочки звонко хихикали и пищали, но чему никак не противились, наоборот, они становились ещё веселее, когда сзади к ним приставал ещё один купидон-мальчик и совершал такие же движения, а над этим мальчиком сзади в такой же мере подшучивал другой разгорячённый малец. В результате получались целые хороводы до десятка купидонов, совокупляющихся друг с другом по-взрослому.

От подобного зрелища у меня даже лоб вспотел, я едва разбирал дорогу. В какую подземную обитель разврата я попал, и что меня ждёт? Я поглядел в красивый высокий затылок впереди идущей Капскии, и мне почему-то захотелось грубо остановить её, положив руку на плечо, развернуть к себе и спросить, что здесь, наконец, происходит и куда она меня ведёт. Но если быть предельно честным, у меня в голове промелькнул и второй вариант: тут же, не медля ни секунды, отбросить в сторону свою сумку, сорвать с девушки платье и овладеть ею на одной из перин, да так, чтобы она кричала на весь Урал, и крик её был слышен аж до старой чопорной Европы.

Она словно бы уловила эту мысль, с задорной улыбкой оглянулась, пригрозила пальчиком и толкнула двери.

Мы оказались в суровом каменном коридоре с тремя проходами.

— Не кажется ли вам, уважаемый Николай Иванович, что следует пройти в покои нашей госпожи и познакомиться с нею?

— Ээ… пожалуй, это замечательная идея.

— Значит, сразу налево.

Мы прошли немного и остановились посередине круглого помещения с диванами вдоль стен. Это помещение было чем-то вроде коленной чашечки в человеческой ноге: оно соединяло два прохода: один холодный каменный, а другой, как потом оказалось, блистающий уютными восточными тканями.

— Николай Иванович, я должна вам кое-что сказать. — Капския выглядела смущённой и как бы сомневающейся в известном ей предмете. — Видите ли, наша госпожа — великая фея Тауфтанского предгорья много лет назад завела такой обычай… как вам это сказать… все гости её не зависимо от возраста и положения… давний обычай, традиция, которую никто не смеет нарушить… все гости её входят в её покои без одежды.

— Что вы, это не страшно, я оставлю свой полушубок и жилет там, где вы укажете, — быстро произнёс я, хотя в глубине души и сам не верил в то, что угадал направление её мысли и мигом оборвал все сомнения.

— Нет, Николай Иванович, — продолжила Капския, заламывая руки, — благодарю за покорность, но… она требует уже много-много лет и даже десятилетий, чтобы входили к ней без одежды вообще.

— Постойте, — нахмурил я лоб, — я не понимаю.

— Вы как гость великой феи Тауфтанского предгорья должны снять всю одежду перед тем, как входить в покои госпожи.

— Но как же…

— Умоляю вас! Заклинаю! Все без исключения так входили.

— Это чья-то злая шутка, и я отказываюсь принимать в ней участие.

Едва я это договорил, Капския распахнула дверь и с не девичьей силой втолкнула меня в другой коридор.

— Идёмте скорее, она ждёт! Скорее же!

Капския шагала рядом, вся взволнованная и бледная (уж после я понял, что это была лишь актёрская игра), изредка подталкивая меня и, вероятно, околдовывая, потому что я чувствовал совершенно ясно, что иду против своей воли.

Скоро мы увидели свет, прямоугольником ложившейся на каменный пол, и оказались в другом помещении, небольшом и чрезвычайно уютном. Я не успел и глазом моргнуть, как возникли неизвестно откуда две девицы в странных полупрозрачных платьях и сначала сорвали с меня сумку, потом ловко расстегнули и швырнули на диван полушубок, затем одна стащила жилет, другая посадила на стул, а Капския рванула сапоги и чулки. Я пытался бороться, но не столько волшба, сколько простая магия женских рук, раздевающих мужчину, оказалась во сто крат сильнее меня.

— Довольно! — рыкнул я и поднялся.

Девушки воспользовались этим и вмиг освободили меня от нижнего белья.

— Хорош, — сделала итог Капския, окинув меня похотливым взглядом.

— Жаль, не моя очередь зачинать, — с грустью и со вздохом добавила другая девица.

Двери распахнулись, и в широком проёме показалась ещё одна девушка, совершенно нагая, с ослепительными формами и льняными волосами до округлых матовых бёдер.

— Госпожа ждёт, — сказала она, глядя только на меня.

Я запротестовал было, но Капския и её подруги толкнули меня к нагой девушке, а та быстро закрыла двери, отрезав, таким образом, путь к отступлению. Разумеется, я бы мог применить магию и одним движением руки перебить половину мебели, занимающей эти подземные хоромы, но останавливали меня эти фокусы с раздеванием и пьянящая бессонная ночь. Поэтому я, как послушный мальчик, босиком шагал по толстым коврам, текущим своими бесконечными узорами по коридору.

Снова дверь. Господи, сколько же сегодня было дверей!

— Прошу.

Створки открылись. Смущенный своей наготой я шагнул в странное многогранное помещение, в котором было по меньше мере пять стен (точно я не смог посчитать), увешанных картинами, изображающими интимную обстановку и в различных позах совокупляющихся мужчин и женщин. Прямо напротив меня стояла огромная кровать с алым подобранным пологом, а на кровати полулежала на левом боку женщина, на вид зрелая, но ещё не ведавшая старости. Копна чёрных волос падала на плечи, а крайние пряди при каждом движении катались по большим, налившимся грудям.

Женщина повернула голову, когда я уже был на середине комнаты, словно до этого не заметила открывшихся дверей. Её взгляд, доселе наполненный какой-то тихой грустью, а точнее, скукой, сразу загорелся и стал живым. Она улыбнулась мне, приподнялась на левой руке и слегка приподняла верхнюю правую ногу. От её просто движения у меня перехватило дыхание, судорожный ком свился в груди.

— Здравствуйте, Николай Переяславский, — сказала она дрожащим, низким голосом, и голос этот выдал её пылкость и самоотверженность в любви. Я сразу понял, что она вся, от волос до пальцев ног, являет собой всепоглощающую страсть, она рабыня этой страсти, она и госпожа. — Что же вы стали? Садитесь ко мне.

Я не двигался.

— Садитесь, я вас не укушу, — она хохотнула и добавила тише, — и вашего… мм… сударя буду трогать, только когда вы разрешите.

Что же я, в самом деле, мальчишка какой, ни разу не видевший обнажённой или не ласкавший женщину? Кто кого должен смущать и ставить в неловкое положение, кто кого должен компрометировать и совращать? Может ли мужчина позволить женщине, какой бы опытной она ни была, насмехаться над собой?

Подумав столь критически, я резко подошёл и сел на край кровати, устланной бархатным покрывалом.

— Меня зовут Уральта. Я госпожа фей и здешняя владычица. Мой слуга привёл вас сюда, приворожив. Буду откровенна: он удивлён, что вы так легко поддались на волшбу, он полагает, что вы до этого были в какой-то передряге. Не так ли, Николай Иванович?

— Это верно. Мне трудно пришлось в схватке с оборотнями, но ещё труднее выносить мысль, что ваш слуга, действуя обманом, привёл меня в место, о котором я ничего не знаю, и странности которого дают мне понять, что мои передряги, как вы изволили выразиться, ещё не закончились.