Паутина долга - Иванова Вероника Евгеньевна

Галчонок смотрит, как я давлюсь целебным питьём и бормочет:

— Надо будет написать прошение ллавану Плеча...

Имеется в виду сегодняшнее неуместное посещение пострадавшего?

— Не стоит так беспокоиться о моём благополучии.

— Да при чём здесь ты?!

О, опять ошибся. Принял фантазию за реальность. В самом деле, кого волнует моё самочувствие? Да и должно ли волновать кого-то, кроме меня самого? Нет, самая правильная манера поведения в жизни: стойкое и непреходящее себялюбие. Отныне и всегда. Точка.

Но всё же любопытно:

— О чём прошение-то?

Целитель вернулся из блужданий по собственным мыслям и смерил меня взглядом учёного мужа, прикидывающего, сколько лапок оторвать у таракана, чтобы тот потерял способность двигаться.

— О том, как тот, кто не нужно, ходит туда, куда не положено.

— А, понятно!

От моей неудачной попытки вильнуть в сторону, дружелюбия у собеседника не прибавилось:

— И что тебе понятно?

Так. Кажется, наше общение подошло к порогу, за которым может оказаться либо глухая стена, либо широкий и светлый коридор — выбирай, что душе угодно, только не мешкай, иначе выберут за тебя. Какой же вариант предпочесть? Биться головой о каменную кладку враждебности? Или попробовать наладить мостки к чужому сердцу? В любом случае, лукавить не стану. Скажу то, о чём думаю.

— Ты ведь недавно здесь служишь? И вообще... Недавно служишь?

— Ну, недавно, — растерянно согласился Галчонок. — Какая разница?

— Огромная.

Я стащил с кровати покрывало и путём неловких, но настойчивых попыток водрузил его на свои плечи: повязки, конечно, дело хорошее, но греют слабо, а в комнате прямо скажем, отнюдь не летняя жара. Целитель наблюдал за моими действиями, даже не предполагая оказывать помощь, правда, поступал немилосердно скорее из-за озадаченности моими словами, а не в силу чёрствого характера.

— Так в чём разница?

— Сталкиваясь с нарушением правил впервые, непременно загораешься желанием восстановить справедливость. Но нарушителей всегда больше, чем стоящих на страже закона, поэтому прибереги свой задор для более достойного дела.

Как и предполагал, в ответ послышалось гневное:

— Более достойного? Значит, можно позволить этим курицам всё, что они ни пожелают?

— Не всё. Просто не растрачивайся по мелочам. Если им нужно было меня допросить, всё равно допросили бы. Разве нет?

— Право допрашивать имеет только дознаватель, ведущий следствие, — заученно возразил Галчонок.

— А право, в свою очередь, имеет дознавателя...

На сей раз он расслышал каждое слово, но смысл всей фразы целиком остался для юноши недосягаем:

— Чего?

— Э... Я пошутил.

— И насчёт спускать надзору всё с рук тоже?

— Ну почему же... Пиши прошение. Думаю, твой ллаван его охотно примет. А на ближайшей дружеской посиделке покажет ллавану Плеча надзора, они весело посмеются и запьют смех парой бокалов вина.

— Почём ты знаешь?

Можно подумать, своим предположением (весьма близким к истине, кстати) я открыл неведомое!

— Потом. То есть, потому. Управителям приятнее поддерживать вражду между подчинёнными, чем позволять тем действовать сообща. И полезнее, разумеется. Пока служки рычат друг на друга, для них существует только один глас. Хозяйский. А вот если замолчат да прислушаются... Хлопот не оберёшься.

— Хочешь сказать, ллаваны нарочно...

— Допускаю, что не все. Но большинство.

Круглые глаза расширились, словно от боли:

— Натравливают нас друг на друга?!

Не люблю разбивать зеркала чужих иллюзий, но раз уж начал...

— Таков обычный порядок. Поэтому я и говорю: не трать силы напрасно. Если хочешь приструнить надзорных, не беги с каждым замеченным нарушением к ллавану, а складывай их в копилку. На будущее. Для действительно серьёзных обстоятельств.

Галчонок задумчиво почесал шею, поглядывая то на меня, то на витки испачканных полос ткани на полу.

— Может, ты и прав.

Вообще-то, я совершенно прав. Но усугублять и рассказывать, что внутри каждой управы непременно поддерживаются склоки и свары, не стану. Хватит с юноши и уже сказанного.

— Ты на все их вопросы ответил?

— Думаю, да. Это важно?

Он цыкнул зубом.

— Они не собираются приходить ещё раз?

Да кто ж их знает. Впрочем, если тщательно будут следовать всем моим указаниям и проявят усердие... Придут. Даже прибегут. И попробуют заклевать.

— Возможно.

— Ага.

Целитель что-то решил для себя, подобрал с пола остатки повязок и направился к двери.

— Эй, можно задать вопрос?

Чёрные вихры недовольно качнулись.

— Ну?

— Какой сегодня день?

— Вечер уже, — поправил Галчонок. — Вечер последнего дня перед Зимником. И больным полагается ложиться спать.

Вечер? Гляжу на морозные узоры оконного стекла, скрывающие от меня мир вне лазарета. Пожалуй, день и правда клонится к своему окончанию: когда надзорные только пришли, в комнате было ощутимо светлее. Что ж, ещё один хороший повод лечь в постель и немного подумать прежде, чем отпустить сознание на прогулку по сонным долинам.

«Игла» убийцы вонзилась в мою грудь слегка заполночь, то бишь, в начале пока ещё текущих суток. Предположительно, около получаса прошло до обнаружения останков уничтоженного патруля. Потом какое-то время понадобилось, чтобы найти признаки жизни в одном из замёрзших тел и отволочь это самое тело в лазарет, где приложить необходимые усилия по возвращению в чувство единственного уцелевшего свидетеля нападения на городскую стражу. Факт приложения усилий сомнению не подлежит: покойная управа очень не любит посягательства на своих служек, жестоко карая даже за малое членовредительство. А уж за убийство... Участь моего спасителя незавидна. Правда, его сначала нужно найти, а я почему-то сомневаюсь в успехе данного дела.

Зачем он напал на патруль? Посчитал, что мне угрожает опасность? Или так думал заказчик, поручивший меня охранять? Возможно и то, и другое, но... Охранять ли? Откуда вообще взялся этот малый? Вроде бы, у меня нет могущественных друзей, способных нанять столь умелого мастера. Сэйдисс? Нет, ни в коем разе: во-первых, лишние траты, во-вторых, есть договорённость, согласно которой никто из нас прямо не вмешивается в жизнь другого. Окольными путями — пожалуйста! Но чтобы взять и нанять телохранителя... Бред. Тогда кто?

Принцесса? Маловероятно, особенно сейчас, когда её высочество в расстроенных чувствах и мыслях. Только если раньше успела позаботиться. Нет, вариант не проходит: до отъезда из Нэйвоса Сари намеревалась проводить время в обществе меня и скорпа, следовательно, лишний охранник не требовался.

Хорошо, зайдём с другой стороны. Что, если этот убийца всё же был послан Подворьями? Но почему не собирался убивать, а напротив, порывался помочь убраться в безопасное место? Чтобы без спешки сделать своё чёрное дело позже и в более удобных декорациях? Возможно, только... Даже звучит глупо. Нет, Подворья здесь ни причём.

Остаётся лишь одна правдоподобная версия, признаться, очень тревожная: есть человек, который во мне заинтересован. И это человек готов сделать всё, только бы заполучить меня в целости и сохранности для... А вот, для чего, и подумать страшно. Лучше бы речь шла просто о смерти. Кто-то желает мне отомстить? Но я не наживал врагов. Не успел нажить, потому что как Заклинатель не дожил до совершеннолетия и свободы действий, а как обычный человек... Где мне было их наживать? Родственники Салима или Дьясен? Вряд ли. И всё же...

Ладно, попробую сменить тему размышлений, а то сон окончательно расхочет ко мне являться. Например, вспомню об устроенном передо мной (и с моим участием) показе магического целительства: любопытное и своевременное подтверждение полученных в Академии знаний по взаимодействию типов людей с Потоком.

Неодарённые попросту пропускают Поток через себя, не замечая его и, в свою очередь, не замеченные им. Поэтому чистых неодарённых обнаружить по возмущениям Потока невозможно: проще увидеть глазами, услышать ушами дотронуться или попробовать на вкус. Полуодарённые столь же прозрачны для струй Силы, за небольшой оговоркой: не во время плетения заклинаний. Впрочем, материальное тело плетельщика вкупе с духовным наполнением всё равно никоим образом не задерживает струи. А вот taites как раз становятся заметны в Потоке: и в момент нанизывания, поскольку меняют свою собственную структуру, и в момент замыкания кольца заклинания, то бишь, изменения свойств отдельно взятого участка пространства.