Глаз голема - Страуд Джонатан

Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116

Китти

Китти редко позволяла себе отвлекаться на что-то помимо дел организации, но на следующий день после того, как ливень наконец перестал, она решила съездить навестить родителей.

Сегодня вечером, на экстренном совещании, Сопротивлению предстояло узнать о самом крупном деле, какое они когда-либо предпринимали, на которое они возлагали большие надежды. Подробностей ещё никто не знал, однако в магазинчике царила атмосфера почти болезненного предвкушения. Китти ходила буквально сама не своя от возбуждения и неизвестности. Ей не сиделось на месте. Поэтому она ушла с работы пораньше, купила в цветочном ларьке небольшой букетик и втиснулась в автобус до Белема.

Их улочка была такой же тихой, как всегда, и домик таким же ухоженным и чистеньким. Китти громко постучала, одновременно нашаривая в сумочке ключи и пытаясь удержать букетик между плечом и подбородком. Ключи она отыскать так и не успела: за стеклом появилась тень, и мать отворила дверь, опасливо выглянув наружу. При виде Китти глаза у неё вспыхнули.

— Кэтлин! Как хорошо! Входи, входи, радость моя!

— Привет, мам. Вот, это тебе.

Засим последовали неуклюжие ритуальные объятия и поцелуи, перемежающиеся с разглядыванием цветов. Китти все пыталась протиснуться-таки в прихожую, но ей это никак не удавалось. Наконец дверь кое-как затворили, и Китти провели в знакомую кухоньку, где на плите кипела картошка, а отец сидел за столом и чистил ботинки. Он встал, не выпуская из рук ботинок со щеткой, дал Китти чмокнуть себя в щёку и указал на свободный стул.

— А у нас сегодня мясо с картошкой! — объявила мать Китти. — Через пять минут будет готово.

— Замечательно! Привет, папочка.

— Ну что… — Отец немного поразмыслил, потом положил щетку прямо на стол, поставил рядом ботинок и широко улыбнулся Китти. — Как тебе жизнь среди красок и кистей?

— Спасибо, неплохо. Ничего особенного, конечно, но я понемногу привыкаю.

— А мистер Пеннифезер как?

— Стареет, здоровье уже не очень. Ходит совсем плохо.

— Ай-яй-яй! Ну, а как ваш бизнес? Главное, волшебники-то к вам захаживают? Они ведь немало рисуют…

— Волшебники — редко.

— Вот бы чем тебе заняться, дочка! Тут денег непочатый край.

— Да, папа. Мы сейчас как раз волшебниками и занимаемся. Как твоя-то работа?

— Да так, знаешь. Вот, на Пасху неплохо расторговался.

— Так ведь с тех пор уже несколько месяцев прошло, пап!

— Ну да, дела идут ни шатко ни валко. Как насчёт чашечки чаю, а, Маргарет?

— Только после обеда!

Мать суетливо ставила на стол лишний столовый прибор для Китти, как будто дочка была невесть каким важным гостем.

— Знаешь, Китти, — сказала она, — не понимаю, почему бы тебе не жить с нами. Не так уж далеко до твоей работы. А насколько дешевле обойдётся!

— Да с меня за квартиру недорого берут, мам.

— Да, но ведь ещё и питаться отдельно приходится. Ты, небось, на это уйму денег тратишь, а так бы мы и на тебя готовили. Это ведь все лишние расходы.

— Угу…

Китти взяла вилку и принялась рассеянно постукивать ею по столу.

— Как поживает миссис Гирнек? — спросила она. — И как там Якоб? Ты его давно в последний раз видела?

Мать натянула здоровенные варежки-прихватки и полезла в духовку; оттуда вырвался порыв раскаленного воздуха, крепко благоухающий ароматом мяса с приправами. Голос матери отдавался в духовке странным эхом.

— У Ярмиллы все вроде нормально, — сказала она. — Якоб работает на своего отца — ну, это ты знаешь. Я его не видела. Он к гостям не выходит. Джордж, будь так добр, достань подставочку, кастрюлька ужасно горячая… Вот так. И слей картошку. Ты бы зашла к нему, дорогая. Он так обрадуется — а то, небось, скучает один, бедный мальчик. Тем более тебе. Жалко, что ты его так редко навещаешь.

Китти нахмурилась:

— Раньше ты, мам, говорила иначе.

— Ну, так то когда было-то… Ты теперь гораздо уравновешеннее. Да, кстати, бабушка умерла, Ярмилла мне сказала.

— Да ну? Когда?

— Где-то в прошлом месяце. И не смотри на меня так — если бы ты почаще заходила, так и новости бы узнавала раньше, верно? Хотя, по-моему, тебе всё равно. Накладывай, накладывай, Джордж! А то все остынет.

Картошка слишком разварилась, но мясо вышло очень вкусное. Китти ела с жадностью и положила себе добавки прежде, чем родители доели первую порцию, к вящей радости матушки. Потом мать принялась рассказывать новости о людях, которых Китти либо не помнила, либо и вовсе никогда не встречала, а Китти тем временем сидела молча, теребя в кармане брюк маленький, гладкий и тяжелый предмет, и думала о своем.

Вечер после суда был для Китти очень неприятным: сперва мать, а потом и отец выражали свой гнев по поводу последствий. Тщетно Китти напоминала им о том, что она ни в чём не виновата, и о том, какой плохой Джулиус Тэллоу. Тщетно она клялась как-нибудь раздобыть эти шестьсот фунтов, необходимые для того, чтобы утолить гнев правосудия. Родители были неумолимы. Их доводы в целом сводились к нескольким блестящим пунктам: 1) Денег у них нет. 2) Придётся продать дом. 3) Только такой самонадеянной тупице, как она, могло прийти в голову бросить вызов волшебнику. 4) Что ей все говорили? 4а) Что они ей говорили? 5) Не надо было этого делать! 6) А она, дурья башка, не послушалась! И 7) что же теперь делать?!

Беседа завершилась так, как и следовало ожидать: мать разрыдалась, отец разорался, Китти умчалась к себе в комнату и хлопнула дверью. И только там, сидя на кровати и уставившись горящими от непролитых слез глазами в противоположную стенку, она вспомнила про старичка, мистера Пеннифезера, и его странное предложение. Пока длился спор, оно совершенно вылетело у неё из головы, и теперь, посреди охватившего её смятения и отчаяния, казалось абсолютно нереальным. Так что Китти постаралась о нём забыть.

Несколько часов спустя мать принесла ей чашку чаю в знак примирения и обнаружила, что дверь надежно заперта изнутри ножкой стула. Она сказала через дверь — дверь была тонкая, и слышно было прекрасно:

— Я совсем забыла сказать тебе одну вещь, Кэтлин. Твоего друга Якоба выписали из больницы. Его привезли домой сегодня утром.

— Да ну?! Что же ты сразу не сказала?! Из-за двери послышался грохот лихорадочно вынимаемого стула. В щели показалось покрасневшее лицо под гривой растрепанных волос.

— Мне нужно его повидать!

— Думаю, это не получится. Врачи сказали…

Но Китти уже ссыпалась вниз по лестнице.

Он сидел в кровати. На нём была новенькая, с иголочки голубая пижама, с ещё не расправившимися складочками на рукавах. Пестрые руки были сложены на коленях. Поверх одеяла стояла нетронутой стеклянная ваза с виноградом. Глаза были завязаны двумя кружочками свежей марли. На черепе отросла короткая щеточка свежих волос. Лицо осталось таким же, как запомнила его Китти: расписанным жуткими чёрно-серыми полосами.

Когда она вошла, Якоб улыбнулся слабой, кривоватой улыбкой:

— Китти! Быстро ты.

Девочка, дрожа, подошла к кровати и дотронулась до его руки:

— Откуда… Откуда ты знаешь, что это я?

— А кто же ещё ломится по лестнице, точно бешеный слон? Кроме тебя — никто. Ты как, в порядке?

Китти взглянула на свои чистые, бело-розовые руки.

— Да. Все нормально.

— Да, я слышал…

Якоб попытался снова улыбнуться, но удалось ему это с трудом.

— Тебе повезло… Я рад.

— Да. Как ты себя чувствуешь?

— Ну, измотанным. Больным. Как кусок копчёного бекона. Кожа болит, если пошевелиться. И чешется. Но мне сказали, что всё это пройдет. И глазам моим уже лучше.

Китти испытала прилив облегчения.

— Как здорово! А когда…

— Ну, когда-нибудь. Не знаю…

Он внезапно сделался усталым и раздражительным.

— Ладно, забудь об этом! Расскажи лучше, что происходит. Мне говорили, что ты была на суде?

Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116