Год короля Джавана - Куртц Кэтрин Ирен

Чуть позже, когда сноровка понемногу стала возвращаться, с арены его начали выпускать во двор, где он работал с копьем или мечом. Как только сил хватило натянуть мощный маленький гнутый р'кассанский лук, он принялся также стрелять с седла. Все это давалось очень нелегко. Однако в этом, как и во всех прочих занятиях, Джаван понемногу преуспел, и с удовлетворением обнаружил, что способен справляться с упражнениями гораздо лучше, чем три года назад.

Занятия обычно заканчивались скачкой вдоль реки, и он мог немного расслабиться и получить истинное удовольствие от поездки. Порой, когда он наконец спешивался после утренней тренировки, ноги так дрожали и подкашивались, что едва держали его… и больная ступня была тут вовсе ни при чем. Кроме того, у него постоянно ныли плечи, ибо он старался основной упор делать на силу рук, чтобы компенсировать недостаточную подвижность на ногах.

В полдень после ванны он ежедневно встречался с Ориэлем, ибо лишь так Джаван мог восстановить силы, чтобы вернуться к ожидающим его обязанностям: со дня на день ему все больше приходилось давать аудиенций, присутствовать на заседаниях совета, в суде или порой вместе с различными сановниками изучать планы коронации, окончательно назначенной на последний день июля.

Как он и обещал Ориэлю, ему наконец удалось устроить тому встречу с женой и дочерью. Продлилась она недолго, и Джавану пришлось подкрепить свое требование значительной долей угроз, причем Карлан с Гискардом во время разговора со стражниками Custodes маячили у него за спиной, не спуская рук с мечей. Но наконец один из них все же согласился позвать начальника, и требование короля было удовлетворено. Ориэль не мог скрыть радости. Пока его рыцари охраняли двери, Джаван с влажными от слез глазами смотрел, как Целитель молча обнимает жену, а затем, опустившись на колени, сгребает в объятия взъерошенную крошку, прятавшуюся за материнской юбкой. Она впервые увидела своего отца, которого совсем не помнила.

Но очень скоро вооруженный капитан Custodes ворвался в комнату, чтобы прервать эту трогательную встречу. Вместе с ним заявилось еще с полдюжины рыцарей Custodes, которых даже королевская воля или обычная человеческая доброта никоим образом не могла бы отвлечь от исполнения долга.

— Сир, довольно, — объявил капитан, вежливо, но непререкаемо. — Мне отдан приказ, что никто из Дерини не имеет права видеться с семьей. Такова была воля брата Серафина, верховного инквизитора, а он опирался на положение, утвержденное Рамосским Советом. Мастер Ориэль должен немедленно удалиться.

На миг Джаван хотел было поспорить, ибо сильно сомневался, что командир Custodes осмелится силой выгнать своего короля, однако Карлан и Гискард не отличались подобным бесстрашием. Кроме того, по закону Серафин действительно имел право отдать такое распоряжение, а стало быть сопротивляться Custodes пока что было бесполезно, да и какое удовольствие могло бы принести Ориэлю общение с семьей в их присутствии?

— Я позабыл, что таков был ваш приказ, — невозмутимо отозвался король, неохотно дав знак Ориэлю выйти из комнаты. — Мастер Ориэль преданно служил при дворе уже много лет, и не видел свою маленькую дочь с самого ее рождения. Мне показалось, что подобная награда вполне им заслужена.

— Верховный инквизитор так не считает, — возразил капитан, наблюдая за Ориэлем, словно кот за мышью. Целитель со слезами выпустил из объятий дочку и передал ее жене, затем, не в силах больше смотреть на них, встал рядом с королем.

Не сказав ни слова, Джаван пожал плечами и развернулся, чтобы идти, но он знал, что никогда не забудет отчаянный взгляд Ориэля, когда дверь за ними закрылась, и Целитель вытянул руку, чтобы в последний раз помахать рыдающей женщине и маленькой дочери, которая единственная из всех безмятежно улыбалась и махала рукой ему в ответ. На розовом личике в ореоле золотисто-рыжих кудряшек сияло выражение невинного счастья…

После этого Ориэль стал еще более предан Джавану, и тот преисполнился решимости сделать все, от него зависящее, чтобы исправить зло, причиненное бывшими регентами его королевству.

Но чтобы достичь этой цели прежде всего следовало озаботиться вопросом выживания. В плане ежедневного существования это зависело от того, насколько стабильным будет положение при дворе. В первые несколько недель у Джавана постепенно сформировался узкий круг доверенных лиц, и по мере того, как ежедневное расписание его делалось все более определенным, появилась и некоторая рутина. Он пока еще не осмеливался избавиться от сановников, доставшихся ему в наследство от брата, однако старался незаметно привлекать ко двору все больше избранных им людей. Так, лорд Джеровен Рейнольдс занял в совете место Фейна Фитц-Артура и был назначен вице-канцлером. Барон Этьен де Курси стал личным секретарем короля, а Гискард — его помощником.

Еще одно назначение, о котором он объявил совету в середине июля, было более личным, ибо касалось его персональных потребностей, и в отличие от всех прочих назначений, для этого он должен был получить позволение от самих Custodes Fidei. В каком-то смысле этот шаг являл собой отступление перед противником, и уступку в их противостоянии с орденом. Это было неприятно Джавану, однако он сознавал, что нельзя слишком настраивать против себя Полина и Альберта, — и без того Полин уже точил на него зуб за случай с Ориэлем.

— И последний вопрос на сегодня, господа. Я бы хотел обратиться с личной просьбой к отцу Полину, — объявил Джаван, стараясь придать лицу умоляющее выражение, и обернулся к верховному настоятелю Custodes. — Но сперва я должен принести ему свои извинения.

— Извинения, сир? — Полин недоуменно покосился на короля.

— Да, отче. Я хорошо сознавал, что делаю, когда принял решение покинуть орден. И это далось мне лишь ценой долгих размышлений. Однако я сожалею, что оставил его таким образом. И, возможно, некоторые люди после этого остались мною недовольны. Мой аббат, в особенности, и вы, отче. Кроме того, я сожалею, если выказал неуважение к вам, архиепископ, — добавил он, взглянув на Хьюберта. — Я многому научился под вашим руководством и благодарен за это. Кроме того, я благодарен за то, с какой легкостью прошла процедура сложения с меня религиозных обетов.

Хьюберт кивнул, а Полин осторожно наклонил голову.

— Ваше высочество заметили, что у вас есть некая личная просьба, — произнес он.

— Да, отче, — Джаван глубоко вздохнул. — Я бы хотел, чтобы мне был назначен личный исповедник. При дворе не осталось никого из тех духовников, чьими услугами я пользовался прежде. Отец Бонифаций скончался, а у его милости архиепископа есть и другие обязанности при дворе, как и подобает персоне его ранга. Ему приходится уделять внимание многим овцам, а не только мне — самой черной и непослушной овце его стада, — он исподтишка бросил взгляд на Хьюберта и заметил, что архиепископ пухлой рукой прикрывает улыбку.

— Возможно, ваше высочество пожелает воспользоваться моими услугами, — предложил архиепископ Оррис, слегка уязвленный. — Сдается мне, мой помощник епископ Альфред время от времени исповедовал вас.

Джаван покачал головой, словно бы в растерянности, затем вновь обернулся к Полину.

— Благодарю вас, ваша милость, но я подыскал себе менее занятого священника, и я думаю, он лучше мне подойдет, — произнес он. — Он близок мне по возрасту и кое-что знает о том, как я провел последние годы. Он принадлежит ордену Custodes, отче, мудрость которого я научился уважать, обучаясь в Arx Fidei.

— Один из моих священников, сир? — Полин даже не знал, следует ли ему радоваться или проявить подозрительность.

На лице Джавана не отразилось ничего, кроме совершенной невинности. Он встретился взглядом с Полином.

— Его зовут отец Фаэлан. Он не был моим духовником в аббатстве, как вам известно, просто одним из моих наставников. Но я уверен, что вышестоящие наверняка считают его достойным представителем ордена, иначе его не оставили бы в семинарии после рукоположения, чтобы там он наставлял своих собратьев. Если у вас не будет возражений, я был бы рад, если бы его вызвали ко двору, чтобы он стал королевским капелланом.