Ремесленный квартал (СИ) - Кошовец Павел Владимирович

Видно Гор что-то такое прочитал на лице гнома, потому что поспешил примирительно поднять руку. Ностромо глубоко вздохнул, усмиряя злость, он понял, что не вовремя поддался гневу. Да и судя по реакции окружающих, недовольство их было направлено скорее на седого — видно не очень пользовался популярностью этот ветеран. Бывают такие, гм, разумные (не только люди) — не важно, воины ли, ремесленники — превосходно разбирающиеся в своём деле, но в быту, в жизни — драконье дерьмо лучше воняет.

Ностромо обвёл окружающих прищуренным оценивающим взглядом исподтишка и жёстко продолжил:

— Я не просил никого сопровождать меня в Ремесленный квартал. Составить мне компанию было инициативой самого барона. И мы оговорили равноправные условия похода, — брехня, но желающие её проверить могут лишь обратившись прямо к вербарцу. — Если кому-то что-то не нравится, пусть идёт, — кивок назад, в сторону повозки, — и оспаривает пожелание командира. Или уходит, как корабельная крыса, срывая или пряча знаки принадлежности своего полка!

О, они разозлились, так что пора было сбавлять обороты. В молодости на родине в пресловутых горах, в Поднебесном кряже, вотчине так называемых западных подгорных кланов ему пришлось значительное время быть старшиной Бронзовых Топоров, этакой дружине быстрого реагирования, которой в первую очередь затыкали дыры во время конфликтов и прочих негораздов, хоть с соседями, хоть при внутренних разборках, хоть при природных катаклизмах. Так вот в неё постоянно сливали разных строптивцев, которых необходимо было для удержания дисциплины на должном уровне, что называется, обламывать. Так что некоторый опыт общения с подобной публикой у Ностромо был.

— Но вы, в отличие от виденных мною так называемых бывших солдат, которые наравне с «ночными» принявшихся грабить горожан, сохранили свой отряд, и вам не будет стыдно смотреть в лица людей, когда всё это закончится. В том числе и вашего командира, весьма достойного мужчину, барона ВерТиссайя, — пожалуй, пора заканчивать с пафосом и переходить к делу. — Я на много не претендую, но участвовать в обсуждении спорных вопросов нашего пути — моё право. И уж на месте, перед расставанием желающие могут выдвинуть свои претензии — хоть до смертного боя — я ещё никогда не бегал от доброй драки. А сейчас быстро говорите, какие условия прохода? — он вопросительно и требовательно посмотрел на Гора.

— Две монеты серебром с человека и пять с повозки…

— Две?! — возмутился гном и хлопнул себя по ляжкам. Такая его непосредственная реакция больше сделала для улучшения взаимоотношения с солдатами, чем все предыдущие речи — пехотинцы одобрительно загалдели.

— Я и говорю: валить их надо, — вновь оживился пожилой с вислыми усами; обида была моментально забыта, словно в гноме он увидел поддержку.

— Стоп-стоп! — Ностромо властно поднял руку, останавливая новый виток препирательств. — Мы с сержантом и… — указал на капрала, не издавшего при нём ни звука, возникла пауза — гном никак не мог вспомнить имени этого человека, — вот этим парнем идём к драконам паршивым, — люди заволновались, — и пытаемся всё решить мирным путём, — гул усилился. — Вы ведь знаете, как умеют торговаться подгорные жители? — вопрос немного сбил накал страстей, но не до конца. — Попробую уговорить этих ряженых шутов на пол серебрушки, — недовольно загудели: они уже практически согласились решить дело острой сталью, и не готовы были расстаться даже с минимумом денег. — Напоминаю, что при прорыве арбалетчики точно успеют нажать курки, и мы можем кого-нибудь потерять. А это недопустимо при неопределённости будущего. Верно, сержант?

Тот сразу невольно кивнул, а потом подумал, и не нашёл ничего неверного в словах гнома.

— Да.

— Вот именно. Пол серебрушки — разве это цена за жизнь товарища? Или собственную жизнь?.. — он обвёл взглядом задумчивые и явно соглашающиеся лица. — Только нужно поторопиться — что-то не нравится мне окружающее затишье.

Они проделали с десяток шагов по направление к ухмыляющемуся во все белоснежные, резко контрастирующие с тёмным ликом зубы, главарю пиратов, когда гном резко остановился, будто налетел на стену. Гор недоумённо посмотрел, сделав на шаг больше и повернувшись вполоборота, невозмутимый капрал, следовавший в кильватере и чуть не налетевший на «светлого», вовремя ушёл в сторону и застыл, кося левым глазом и контролируя подтянувшихся морских разбойников.

Ностромо немилосердно тёр лицо, словно что-то попало в глаза, потом перешёл на затылок, сдвинув смешной колпак с обвисшим навершием на лоб. Нетерпеливо взмахнул ладонью, подзывая сержанта, и когда тот с тревогой наклонился к нему, негромко прошипел:

— Мы под прицелом…

— Я знаю…

— Молчи. С обоих сторон уже сидят стрелки… Уже чувствую, как моя задница превращается в ежа…

— Драко-о-оны, — также сквозь зубы негромко процедил пехотинец и больше наклонил голову, чтобы скрыть охватившие его чувства. — Что делаем?

— Спокойно. Не дёргайся. Я сейчас упаду, сделаю вид, что помираю, и вы с товарищем подхватываете меня и волочите назад. Надеюсь, они не окружили нас… Не важно. Для начала надо убраться отсюда, а то будто щекочут меня гранённые наконечники. Особенно висок и пятки…

— Эй, парни! Как здорово, что я вас нагнал!

Голос, раздавшийся сзади, был мало того, что неожиданным и по-драконьи весёлым, так он просто не мог там звучать! Ностромо надеялся, что ни пехотинцы, ни пираты не обратили внимания на его первоначальную живую реакцию: он вздрогнул, чуть подпрыгнул, как только умеют это делать напуганные коты, чуть не запутавшись в перекрученных ногах. А дальше так и застыл с перекошенным в полуулыбке — полуоскале лицом.

К ним лёгкой походкой прогуливающегося баловня судьбы, улыбаясь, шёл… Ройчи. Без оружия — во всяком случае на виду, открытыми, пустыми ладонями (правой он приветливо помахал угрюмым, настороженным солдатам барона — интересно, хоть кто-то в нём узнает того наёмника, что успешно противостоял их барону?), в демонстративно распахнутой куртке, под которой выглядывала простая плотная рубаха, игнорируя буквально в паре локтей направленные на него острия копий. То ли идиот, то ли хищник. При этом отворачиваясь на мгновение — два в сторону, он неизменно возвращался к лицу Ностромо, словно пытаясь ему что-то сказать. Или намекнуть. И улыбка становилась шире, будто он крайне доволен происходящим, а дракончики, выпрыгивающие из глаз, служили тому подтверждением.

Глава 2

Ностромо, пропустив удар сердца, ещё один, почувствовал, как кровь, навёрстывая упущенное, ускоряет свой бег, наконец-то отливает от загудевшей, словно закипевшей на большом костре, головы… Шут гороховый, он когда-нибудь доконает его своими выходками… Он очень рад был видеть своего друга!

Гном, будто пошатнувшись, опёрся о руку сержанта, потянувшегося к мечу и максимально незаметно отрицательно кивнул, и как мог выразительно показал мимикой, что новое действующее лицо — свой и даже беззвучно проартикулировал: «Помощь».

Но следующие действия Ройчи снова заставили окаменеть, только голова на условно скрипящей шее ошеломлённо провожала товарища взглядом. Худой русоволосый наёмник поравнялся с ними… и проследовал дальше…

— Приветствую вас, славные воины морей! — он взмахнул рукой в понятном жесте, на что чернокожий, в отличие от своих бойцов, двое из которых направили арбалеты в грудь гостю, ответно осклабился. В позах этих двоих гном не заметил напряжения — это выглядело как встреча… нет, не друзей, а добрых соседей.

— Ройчи, — представился наёмник.

— Бвана, — предводитель пиратов, словно на светском приёме, слегка поклонился и хлопнул себя кулаком по левой стороне груди, после чего с несомненным интересом посмотрел на подошедшего.

— Приятно, — наёмник проделал всё те же жесты, что и чернокожий до этого. Рад видеть, что вежливость по прежнему присуща вольным охотникам с Акульего.

Бвана самодовольно прищурился, а гном едва сдержался, чтобы не хмыкнуть. Пираты с Акульего архипелага, это конечно не артели с Тихих островов, состоящие в основном из «тёмных» и самых отмороженных людей, о жестокости которых бродили страшные истории. Но и эти красавцы отнюдь не были ангелочками и при встрече с торговцами, тем нужно было постараться, чтобы выжить, а показательные вырезания части населения прибрежных городов, посмевших попытаться(!) оспорить условия дани пиратов, говорили сам за себя.