Ученик монстролога - Янси Рик

— Уилл Генри, Доктор дома? — спросил констебль сухо и официально.

— Да, сэр. Он ждет вас в библиотеке.

— Ждет меня? Кто бы сомневался!

Они прошли в комнату следом за мной. Уортроп стоял у длинного стола, на котором я оставил карту с яркими пересекающимися линиями и неровными кружочками, звездочками, прямоугольниками и квадратами. В спешке я позабыл свернуть ее, но Доктор, казалось, не замечал, что она лежит на самом видном месте. А может, ему это было все равно. Он застыл при нашем появлении и сказал, обращаясь к Моргану:

— Роберт, я удивлен.

— Да? — холодно спросил Морган. — А вот Уилл Генри сказал, что вы ждете меня.

Доктор кивнул головой в сторону сопровождавших констебля:

— Вас. Но не их.

— Малакки попросил взять его с собой. О'Брайана позвал я.

Констебль бросил что-то на стол. Предмет проехал несколько дюймов и оказался прямо под рукой Уортропа. Это была моя любимая шапочка, потерянная на кладбище. Теперь ее нашли.

— Думаю, это шапка вашего ассистента.

Уортроп ничего не сказал. Он смотрел не на шапку, он смотрел на Малакки.

— Уилл, разве не твои инициалы на шапке — «У.Г.»? — спросил констебль, не сводя обличающего взгляда с Доктора.

— Уилл Генри, ступайте с Малакки на кухню, — сказал Доктор тихо.

— Никто не покинет эту комнату, — пролаял Морган. — О'Брайан!

С многозначительной ухмылкой дородный и крепкий помощник перегородил дверной проем.

— Я считаю, будет лучше, если Малакки… — начал Доктор.

Морган прервал его:

— Я здесь решаю, что лучше. Как долго вы знали, Уортроп?

Доктор колебался. Потом сказал:

— С ночи пятнадцатого.

— С ночи… — Морган задохнулся. — Вы знали о людоедах четыре дня и никому не сказали ни слова?!

— Я полагал, ситуация не…

— Вы полагали?!

— Я сделал вывод, что…

— Вы сделали вывод?!

— Основываясь на всех известных мне данных, я сделал вывод, что… можно направить силы и энергию на вторжение Антропофагов с хладнокровной и бесстрастной осмотрительностью, не возбуждая ненужную панику и… без привлечения чрезмерных сил.

— Утром я спрашивал вас, Уортроп, — сказал Морган, которого, очевидно, не тронуло рационалистическое обоснование Доктора.

— И я сказал вам правду, Роберт.

— Вы сказали, что шокированы их появлением здесь.

— Так оно и было. Так и остается. Их нападение прошлой ночью было несомненным шоком, так что в этом смысле я вам не солгал. Вы пришли меня арестовать?

Глаза констебля блеснули за стеклами очков, усы задрожали.

— Это вы привезли их сюда, — сказал он.

— Я этого не делал.

— Но вы знаете, кто это сделал.

Доктор не ответил. Он не успел. Потому что в этот момент Малакки, который слушал их разговор с нарастающим ужасом — приехал-то он сюда, не ведая о дедуктивных выводах констебля, а теперь оказался лицом к лицу с человеком, чье молчание явилось проклятием его семьи, — так вот Малакки бросился на не Доктора, а на О'Брайана и вырвал у него из-за пояса пистолет. Он налетел на Доктора, сбил его с ног и приставил дуло к его лбу. В оглушительной тишине громко щелкнул затвор предохранителя.

Сидя верхом на Докторе, Малакки выплюнул ему в лицо одно только слово:

— Вы!

О'Брайан бросился вперед, но констебль остановил его, упершись рукой ему в грудь, и крикнул ошалевшему от горя мальчику:

— Малакки! Малакки, это ничего не решит!

— А я и не хочу ничего решать! — крикнул обезумевший Малакки. — Я хочу, чтобы справедливость восторжествовала!

Констебль сделал шаг ему навстречу:

— Это будет не справедливость, малыш. Это будет убийство.

— Он сам — убийца! Глаз за глаз, зуб за зуб!

— Нет, Бог ему судья, а не ты, мой мальчик.

Разговаривая с ним так, Морган потихоньку продвигался к нему поближе. Заметив это, Малакки с силой впечатал дуло пистолета в лоб Уортропа. Мальчик весь дрожал от переполнявших его чувств.

— Больше ни шагу — или я выстрелю! Клянусь, я выстрелю!

Его тряхнуло, но он так давил на пистолет, что дуло царапнуло Доктора по лбу, ободрав тонкую кожу, и хлынула кровь.

Не останавливаясь, чтобы подумать — потому что если бы я задумался, я, вероятно, не стал бы рисковать нашими жизнями, — я проскочил мимо Моргана и опустился на колени перед ними, беднягой Малакки и распростертым Уортропом. Мальчик повернул ко мне заплаканное лицо, в котором читались ярость и замешательство. Я посмотрел ему в глаза молящим взглядом, словно в моих глазах он мог найти ответ на вопрос «почему», хотя ответа на него вообще не было.

— Он забрал у меня все, Уилл! — прошептал он.

— А ты заберешь все у меня, если сделаешь это, — ответил я.

Я потянулся к его руке с пистолетом. Он вздрогнул. Его палец сильнее надавил на курок. Я замер.

— Он — все, что у меня есть, — сказал я, потому что это было правдой.

Одной рукой я взял его за трясущееся запястье, другой осторожно вынул оружие из его дрожащих пальцев. В два шага Морган оказался рядом со мной, он выхватил у меня пистолет и передал его сконфуженному О'Брайану.

— В следующий раз потренируйся, как с этим обращаться, — отрывисто бросил он.

Я положил руку на плечо Малакки — рука дрожала почти так же, как у него. Он отлепился от Доктора и упал в мои объятия, спрятав лицо у меня на груди и сотрясаясь от рыданий. Доктор с трудом поднялся на ноги, оперся о письменный стол и приложил носовой платок к ране на лбу. Лицо его было бледно и измазано кровью. Он пробормотал:

— Если бы я только знал…

— Вы знали достаточно, — бросил в ответ Морган. — И теперь вы должны во всем признаться, Пеллинор, во всем, или я арестую вас сегодня же, не откладывая.

Доктор кивнул. Он неотрывно смотрел на несчастного Малакки Стиннета, которого я тихонько баюкал.

— Идемте, я должен вам кое-что показать, — сказал Доктор Моргану. — Но только вам, Роберт. Я уверен… — Он оборвал сам себя. — Мне кажется… — Он оборвал себя снова и прокашлялся: — Не в интересах Малакки видеть это.

Я, разумеется, понял, куда они сейчас пойдут, и был более чем согласен с Доктором — определенно не в интересах Малакки видеть то, что висит у монстролога в подвале.

Крепыш О'Брайан направился было следом за ними, но Морган приказал ему оставаться с нами, так что он встал в дверях. Он был явно недоволен и бросал на меня такие взгляды, как будто я был виноват в том, что произошло. Возможно, я и был виноват, а в тот момент я был просто в этом уверен. Тень от вины Доктора ложилась и на меня. И хотя я спрашивал его в ночь нашего бегства с кладбища, не сообщить ли о происшедшем властям, я недостаточно сильно настаивал. В конце концов, Доктор не запирал меня в комнате и не привязывал к перилам лестницы. Я мог тогда еще, ночью, побежать к констеблю и поднять тревогу. Но я этого не сделал. Смягчающие факторы — мой возраст, моя подчиненность Доктору, мое преклонение перед его умом и зрелостью суждений — превращались в прах сейчас, когда рядом был Малакки с его болью и чудовищной потерей.

Взглянув наверх с затуманенным от сочувствия выражением (а мне было жаль и Малакки, и, признаться, себя), я встретился взглядом с О'Брайаном. Он смотрел на меня сверху вниз, и губы его кривились в саркастической усмешке.

— Надеюсь, его повесят за это, — сказал он.

Я отвернулся и посмотрел в глаза Малакки, покрасневшие, широко открытые. Он прошептал:

— Ты тоже все знал?

Я кивнул. Ложь — как учил меня Доктор — самый отвратительный вид шутовства.

— Да.

Казалось, прошло несколько часов прежде, чем они вернулись. На самом деле — несколько минут. У Моргана кровь отхлынула от лица, и его движения, замедленные и нескоординированные, напоминали движения оглушенного в бою солдата. Он кое-как добрался до кресла и медленно опустился в него. Дрожащими пальцами он набил трубку, но смог прикурить ее только со второй попытки. Уортроп тоже выглядел ошеломленным и периодически вздрагивал. Еще бы, так приблизиться к темной пучине смерти… Кровь запеклась, и теперь, в дюйме над глазами, ровно посередине лба у Доктора была круглая рана. Она напоминала каинову печать.