Зимнее серебро - Новик Наоми

— Вы должны простить меня, любезный супруг, — произнесла я. — Я принесла вам обет верности, однако в спальню являлись не вы, а кто-то другой. Белки кидаются прочь, едва почуяв охотника.

Мирнатиус отпрянул и умолк. Он сидел напряженный и настороженно поглядывал на меня из своего угла саней. Внутри у него все клокотало. А я сидела в нарочито небрежной позе, откинувшись на подушки, и смотрела вперед. Сани стремительно рассекали белое безмолвие леса, над головами у нас мелькали тяжелые от снега ветви, и я позволяла этому однообразному пейзажу успокаивать мою душу. Было холодно, но не так, как в моем зимнем ночном королевстве, и кольцо приятно холодило мне палец.

Так мы ехали долго, и наконец Мирнатиус резко спросил:

— А куда бегут белки, когда хотят спрятаться?

Это меня даже озадачило. Я ведь только что дала понять, что мне известно про демона и про то, что он собирается со мной сделать. И после этого царь ждет, что я выложу ему все как на духу, да и вообще пойду навстречу! Я ничего не ответила, и тогда Мирнатиус насупился словно капризный ребенок и свирепо прошипел мне в ухо:

— А ну говори, где прячешься!

Меня обдало жгучей колдовской волной. Но волну вобрало в себя мое кольцо, а мне жар не причинил вреда. И зачем он только переводит зазря свою силу? Ведь знает же, что не поможет. Я чуть не спросила его об этом, но догадалась сама. Слишком он привык полагаться на свое волшебство — и потому не привык думать. А вот я привыкла — и это была единственная ценность, полученная мною под отцовским кровом. Там никого не заботило, чего мне хочется и все ли у меня хорошо. Поэтому, если мне чего-то хотелось, приходилось самой исхитряться, чтобы получить желаемое. Я прежде не задумывалась, насколько это ценное умение. Теперь же, когда желаемым сделалась сама моя жизнь, я с благодарностью вспоминала отчий дом.

Однако если так и сидеть молча, Мирнатиус быстро потеряет терпение. Он хмурился: внутри его уже бушевала черная буря. Пусть даже демон не явится до самого заката — царь может просто-напросто кликнуть стражу, и та живо заключит меня в темницу. Народ, конечно, примется роптать: как же так, молодую царицу — да сразу в тюрьму?! А уж отец мой наверняка сумеет обернуть недовольство народа себе на пользу. Однако, зная Мирнатиуса, я сомневалась, что все это заставит его одуматься.

Возможно, одуматься его заставлю я. Мирнатиус уже открыл было рот, чтобы разразиться криком, но я перебила его.

— Почему ты не женился на Василиссе четыре года назад? — резким тоном спросила я, отбросив показную угодливость.

Это возымело действие: неожиданный вопрос и внезапная фамильярность сбили Мирнатиуса с толку, поумерив его гнев.

— Что? — переспросил он, будто не понимая, о чем это я.

— Дочь князя Ульриха, — напомнила я. — У него под началом десять тысяч человек, да еще соляная копь. Король Ньемска охотно примет его присягу, если тебя убьют. Надо было подумать об этом и обезвредить Ульриха, когда ты убирал с дороги эрцгерцога Дмитира. Так почему ты на ней не женился?

На лице Мирнатиуса досада боролась с растерянностью.

— Что это ты раскудахталась, как старые клуши из Совета?

— Не угодили тебе клуши, да? Небось чуть что — колдовством им рот затыкаешь? — фыркнула я, и досада на лице царя одержала верх. Однако это была уже не прежняя ярость, а обычное раздражение: похоже, ему то и дело докучают назиданиями насчет политики, и ему это порядком наскучило. — Между прочим, клуши-то не так глупы, как кажутся. Литвасу нужен наследник, и если у царя в ближайшее время не родится сын, его рано или поздно свергнут. А Ульрих не преминет это сделать собственноручно, раз уж ты ради меня отверг его доченьку. И, кстати, он поспешит, а то мало ли — родится царевич.

Мирнатиуса эти слова, судя по всему, задели.

— Никто меня не свергнет! — огрызнулся он.

— Да кто им помешает? — огрызнулась в ответ я. — Ульрих выдаст Василиссу за князя Казимира. Думаешь, они всем семейством приедут навестить гебя в Коронь, чтобы ты навел на них чары и отвратил их войско от стен города? Держи карман шире! Они будут в трех сотнях миль от тебя — как ты завладеешь их умами? Как не позволишь тысяче лучников изрешетить тебя на поле боя? Как совладаешь с десятью убийцами, что ворвутся к тебе в покои и пронзят тебя десятью мечами?

Судя по его взгляду, вопросы эти раньше не приходили ему в голову. Наверняка он считает, что все его советники — глупцы и нытики, и они знать не знают про его волшебный дар, а уж этот-то дар защитит от кого и от чего угодно. Но его демон не всемогущ — ведь, в конце концов, колдовство не спасло его мать от костра.

И, видимо, Мирнатиус, слушая меня, впервые задумался о том, что его сила имеет свои пределы. По крайней мере, насчет этого он спорить со мной не стал.

— А тебе-то какое дело?! — прорычал он. Неужто решил, что я искренне о нем пекусь? — Меня прикончат — так ты только рада будешь.

— Может, и буду — ровно до той минуты, пока вслед за тобой не прикончат меня, — отозвалась я. — Ульрих с Казимиром предпочли бы числить моего отца в союзниках, а не во врагах, однако они и без него обойдутся. Если они убьют тебя, мне не сносить головы — а то еще ненароком рожу наследника после гибели царя. Разумеется, — прибавила я, — это в том случае, если ты сам от меня не избавишься каким-нибудь неблаговидным способом. Вот тогда-то у всей компании будет чудный повод ополчиться против тебя. — Этот довод я попыталась произнести особенно веско.

Я одержала свою скромную победу. Мирнатиус задумчиво притих. Больше он не жег меня взглядом, а смотрел куда-то в сторону и хмурился, обдумывая только что услышанное. Определенно прежде размышлять над чем-то подобным ему не доводилось.

Мы провели в пути долгий студеный день. Несколько раз возчик останавливал сани, чтобы лошади отдохнули; дважды мы меняли упряжку на конюшнях у каких-то захолустных воевод, и тамошний народ нам наперебой кланялся. А я оба раза выбиралась из саней, прохаживалась по двору, любезно беседовала с хозяевами и нахваливала их ребятишек, которых родители выталкивали вперед кланяться царице. Мирнатиус хочет предать меня забвению — а уж я постараюсь, чтобы меня запомнили. Царь держался отчужденно, только все поглядывал на меня из-под полуопущенных век. Вот и хорошо: пусть все думают, что я пылко любимая и желанная молодая жена.

Не темнело довольно долго: даже необычно для столь по-зимнему холодного и снежного дня. Впрочем, мне это только на руку. Однако когда сани подкатили к дворцу в Корони, закатное солнце уже зажгло рубиновые отблески в глазах Мирнатиуса. Стены щетинились силуэтами стражников, а на ступенях дворца я увидела Магрету; няня стискивала руки на груди — такая маленькая, старенькая в своем темном плаще. А по бокам от нее стояли стражники — видно, царь минувшим вечером приказал им во весь опор мчаться в Вышлю и до заката доставить старушку во дворец.

Я поднялась по ступеням, и Магрета порывисто обхватила меня, всхлипывая:

— Ох, душенька, душенька! Спасибо, что послала за мною, не забыла старуху!

Она говорила, и голос ее дрожал, а руки крепко цеплялись за меня. Не такая уж она наивная, моя старая нянька: все-то она поняла. Догадалась, что и она и я — мы обе в смертельной опасности.

Я разыграла целое представление: ах, Магрета уже тут, до чего приятная неожиданность, ах, не знаю, как и благодарить моего ненаглядного супруга! Сделав над собой усилие, я поцеловала Мирнатиуса прямо на ступенях дворца, на глазах у стражи, тем самым огорошив его. Он-то думал, только он владеет этим оружием, и поэтому не отстранился, когда я прижала губы к его горячим губам, а потом отпрянула, словно бы смущенная собственной дерзостью. Затем я обернулась к Магрете и осведомилась у нее, хорошо ли с нею обходились всю дорогу. Магрета кивнула и сказала, что весь долгий путь от Вышни провела как у Боженьки за пазухой. Я обернулась к стражникам и поблагодарила их.

— Назовите ваши имена, я их запомню, — произнесла я, протягивая им руку с кольцом для поцелуя. Они оба неловко согнулись и, заикаясь, забормотали в ответ свои имена. Нет сомнений, им просто приказали отправиться в Вышню и привезти старуху, кто бы им что ни говорил, как бы старуха ни упиралась и ни голосила. Этих двоих послали за пленницей, а не за почетной гостьей. И теперь они несмело склонялись передо мной: отчасти их заворожила колдовская сила кольца, но отчасти — сила иного рода. Я говорила с ними приветливо — едва ли Мирнатиус был настолько обходителен со слугами.