Выбор офицера - Гришин Алексей Иванович

Соседи ворчат? На дворе семнадцатый век — век дворянских заговоров, не ввяжется ли мой «отец» в один из них? В моем мире это было чревато. И для заговорщиков, и для их семей.

— Надеюсь, Вы к ворчунам не относитесь? По моим ощущениям, в ближайшее время королевская власть будет укрепляться. И становиться у нее на пути опасно. Это я по опыту своего мира говорю.

— Я королю присягу дал более двадцати лет назад и никогда от нее не отказывался!

— Ну и хорошо. Есть какие новости из Монпелье?

— Никаких, их и раньше-то не было. Торгуем, но особо друг с другом не общаемся. Так что вроде бы пакостей от них не ждем, а там кто знает, что у реформистов на уме? Дружину я на всякий случай до пятидесяти человек увеличил, гоняю их каждый день, караулы лично проверяю. Теперь нас голыми руками не возьмешь. И еще раз спасибо тебе — если бы не ты, нас бы никого не было.

— А если бы не Вы — меня бы не было. Так что на мою помощь можете всегда рассчитывать.

— Решил, чем после окончания Академии будешь заниматься?

— Пока нет, буду думать после практики в войсках. Меня усиленно в Амьен зовут, но я пока решения не принял.

— Почему тогда не на королевскую службу?

— Да кто меня там ждет? Хотя может и так получиться, я же говорю — позже буду решать.

— Летом почему не приезжал?

— Я же писал, что хочу попутешествовать, страну посмотреть. Для меня здесь все новое, незнакомое. А так с людьми пообщался, города посмотрел. Заезжал и в Париж, в королевский дворец, конечно, не ходил, но вокруг прошелся — впечатляющее зрелище.

В общем, из всех разговоров с домашними я сделал вывод, что мое возвращение в Безье в ближайшее время не требуется, так что можно с чистой совестью сосредоточиться на своих делах.

Только вечером, уже собираясь лечь спать, решил пересмотреть безделушки, лежавшие в верхнем ящике комода — разные брошки, висюльки, которые любят здесь надевать мужчины. И обратил внимание на… не свет, а ту ауру, что остается на вещах, подвергшихся магическому воздействию. Исходила она из вычурной золотой… ну или позолоченной брошки, один в один похожей на ту, что сегодня носил мой брат. Аура показалась знакомой, но очень хотелось спать, поэтому воспоминания решил отложить до утра. Только ночью все само вспомнилось, да так, что я с кровати вскочил, зачем-то оделся и больше не ложился. Заклятие ласточки! Вот что было на этой брошке! Уже слабое, за три с половиной года потерявшее, наверняка, свою силу — но то самое, которым юного барона убили. И у Гастона такая же! Сперва решил бежать к нему, потом одумался — на брошке брата никакого заклятия не было, значит, нечего панику поднимать, утром спокойно во всем разберусь.

Однако молодость взяла свое, и я все-таки заснул сидя в кресле, так что к завтраку вышел хоть и слегка помятым, но выспавшимся и с ясной головой.

После трапезы задержал Гастона, ткнул пальцем в ту брошку и спросил, что это и откуда. Брат неожиданно покраснел.

— Жан, а разве у тебя такой нет? Сесиль говорила, что есть.

— Слушай, ты же знаешь, что у меня была потеря памяти. Так вот, вспомнил не все, так что рассказывай, при чем здесь наша красавица?

И он рассказал. Оказывается, эта плутовка подарила ему брошку в знак любви и просила не снимать. Нет, ни о каком замужестве Сесиль и близко не помышляла, более того, уже успела сама выйти замуж за солидного горожанина, родила, слегка располнела, но осталась такой же зажигалочкой, от старых привычек избавиться не смогла и не хотела. Поэтому провести часок-другой наедине с Гастоном для нее было естественно, как пообедать. Она искренне это даже за супружескую измену не считала.

И однажды Сесиль похвасталась брату, что когда-то также встречалась со мной, в смысле со старшим сыном барона, и даже подарила Жану такую же брошь, которую он носил до того рокового падения с лошади.

И вот здесь у меня случился когнитивный диссонанс, попросту говоря, я обалдел. Ну невозможно представить эту добрую любвеобильную простушку в роли хладнокровного убийцы. И уж если пыталась убить — зачем об этом брату жертвы рассказывать, да не просто рассказывать — хвастать?!

Однако эти вопросы надо было выяснять не у Гастона. Вопрос — где? И вот тут я совершил ошибку, слава Богу, не ставшую роковой. Я встретил Сесиль во дворе и, без всякой задней мысли, попросил зайти ко мне в комнату. И на что я надеялся? Естественно, она пришла и, естественно, пару часов мне было не до разговоров. Все-таки одно дело избегать женщин и совсем другое — отказаться, когда тебя так обняли…

Но все же в какой-то момент силы у нас иссякли, и появилась возможность просто поговорить.

— Сесиль, а почему я вижу на Гастоне такую же брошь, какую ты подарила мне?

— Ваша Милость, какое счастье — Вы начали ревновать! Я о таком и мечтать не могла!

— Да, ревную страшно и намерен наказать! Только потом, когда силы вернутся. А пока кайся, неверная!

— Ой, конечно, но только если Вы меня потом два раза накажете!

— Придется, но если все как на духу расскажешь.

— Как прикажете, господин барон, — она с лукавой скромностью потупила глазки. — Я когда-то решила, что буду любить всех баронов Безье, а поскольку вас трое, то купила три таких брошки. Кстати, у Вашего папы такая же есть, только он ее от жены прячет.

— Да ты что? И давно она у него?

— Давно, господин барон, однако стоит ли нам об этом говорить? Неудобно, честное слово.

— И то правда, давай лучше обо мне. Ты знаешь, что я когда-то память потерял, даже забыл, что у нас с тобой было, представляешь, чего лишился. Расскажи, как мне брошь дарила.

— Ой, Ваша Милость, даже вспоминать жутко. Вы тогда такой были… Вас тут все боялись. Вот и хотела я Вас, и подойти было страшно. Не решилась я сама дарить, попросила Вашу няню, Абель, передать и брошь, и мое приглашение… Только Вы ведь один раз со мной и были, а потом та беда случилась.

— Абель? Не помню. Кто это?

— Она за Вами лет с пяти ухаживала, а потом в монастырь ушла, сейчас монахиня, сестра Джиннайн, в ближайшем монастыре, что рядом с Безье.

— И когда она ушла?

— А вот как мою просьбу выполнила, так и ушла.

— Понятно… Ладно, хватит болтать, иди сюда, красавица, наказывать буду…

Да… Оторвался я за все годы пребывания в этом мире. Но вот потом… То ли здорова Сесиль, то ли нет… Хорошо, что обошлось, но после такой встречи думать, не подхватил ли заразу, — все удовольствие насмарку.

Однако цель, как ни цинично звучит, достигнута. Заклятье могли наложить только в тот краткий период, когда брошь была у доброй Абель, или теперь уже — сестры Джиннайн. Ну не могли же злодеи заранее просчитать, когда и какую брошь купит эта плутовка. Поэтому следующим утром поехал я в тот монастырь.

Приехал, но ведь это монастырь, притом женский, так что ни к какой сестре Джиннайн меня не пустили. Вообще бы никуда не пустили, но я же барон де Безье, грубо говоря — представитель главного спонсора, потому был принят лично настоятельницей, матерью Филиппой. Пожилая женщина с властными чертами лица смотрела на меня сурово, словно осуждала за какой-то только ей известный грех.

— Господин барон, я благодарна Вашей семье за поддержку нашей обители, но должна напомнить, что, когда женщина приходит в монастырь, она порывает мирские связи. И я не желаю, чтобы прошлое нашей сестры отвлекало ее от мыслей о Боге. Не скрою, особенно я не желаю ее встречи с Вами — слишком дорого ей обошлось ваше знакомство.

— Досточтимая матушка, я клянусь, что мои помыслы чисты. Разговор с сестрой Джиннайн необходим мне, чтобы я смог покаяться в грехах. Несколько лет назад я потерял память. Многое вспомнил, но не все. Я действительно много грешил, за что сейчас раскаиваюсь, но если не смогу вспомнить свои грехи и отречься от них — как предстану перед Всевышним? Умоляю Вас о милости. И, пожалуйста, прочтите письмо отца Гюстава.

Хорошо, что я догадался обратиться к нему прежде, чем ехать сюда. Думаю, что без этого письма не смог бы ничего добиться от матери-настоятельницы. Не знаю, что отец Гюстав написал — он передал мне его уже запечатанным, но именно оно помогло узнать правду.