Круг замкнулся (СИ) - Кокорева Наташа

Без шансов.

Рокот может лишь мысленно очертить круг, уплотнить и разогнать по контуру воздух и подарить ещё немного жизни обезумевшим от страха людям, дрожащим под сбрызнутыми водой палатками. Перед смертью не надышишься.

Сев на землю, Рокот откашлялся, достал из поясной сумки дудочку Вереска и заиграл. Слабое тепло ветра потекло следом за протяжной мелодией: высокий, надрывный звук, затем резко вниз, потоптаться вокруг одной ноты, как баран на привязи, и с усилием ввысь, вновь сипло и громко. Рокот знал лишь этот заунывный пастуший напев. Ветер слушался плохо, рвался из-под пальцев, — должно быть, дудочке проще со степным теплом — но всё же пожар смазался, вихрем закрутился мелкий сор, понёсся по кругу воздух, отгораживая людей от огня, который сочился в прорехи щита, шипел и плевался.

Эти, за спиной, должно быть, шепчутся, что предводитель рехнулся. Пусть так. Всё уже неважно.

Дым заполнял лёгкие, щипал горло, и разум постепенно мутнел. Кожа горела — к счастью, пока не буквально, но скоро пожар исправит этот нюанс. Страха не было. Рокот не боялся умирать. Людей пугает неизвестность: пустит их к себе Сарим, не пустит; а Рокот точно знал, что его, предводителя рыцарей Меча и Света, главного защитника святой веры, ждут Вечные сумерки, и ничего больше. Как там было?

«Иначе вечность в плену желаний вы не дождётесь восхода солнца...»

Желаний нет уже давно, а в сумерках можно будет хотя бы выспаться, к чему после смерти солнце? Готов ли ты, Рокот Рэй, перед богом ответить за приказы монарха? Хех, вопрос в том, будет ли Сарим вообще спрашивать.

Жаль Мирту и девочек, но они сильные, справятся. Рокот мог не вернуться ещё из степного похода. Быть может, с тех пор он и задолжал смерти?

За маревом вихря дым рисовал зловещие тени: клыкастые пасти, вырванные с мясом хребты. И могилы, покрывшие Нижнюю Туру. Над каждым холмом высился безликий призрак с вытянутыми словно ветви руками. Посмертное воинство дрожало в кровавых сполохах, но не двигалось, бессильное в своей мести.

Одна тень всколыхнулась и приблизилась. Широкие плечи, квадратные скулы — будто Борт поднялся из своей могилы и смотрит исподлобья, молчит, как и всегда. Вот только теперь он вряд ли прикроет спину.

«Ты был хорошим воином, Борт, ты был надёжным и смелым. Ты погиб с именем Сарима на губах, он примет тебя».

Закашлявшись, Рокот глотнул горького дыма, — мелодия на миг оборвалась, пожар подступил ближе — и вновь потянулся печальный пастуший напев.

— Да посмотри же на меня! — беззвучный голос прорвался сквозь густую мелодию в мысли Рокота.

Неужто, Борт и вправду говорит с ним оттуда? Рокот поморщился и заиграл тише.

В кольце огня и в кольце ветра наметился разрыв, и по ту сторону стоял… Стел. Вот уж внезапно.

— Я могу недолго удерживать проход, чтобы вы по одному вышли к ручью! — всё так же мысленно сообщил он.

Сынишка Вирта осунулся, постарел: его детский азарт резко притух после бойни. Прискорбно. С каким героическим видом они с Вьюрком выводили женщин и детей из Нижней Туры! С какой ненавистью смотрел Стел, когда их засекли — будто ждал, что Рокот вопьётся в горло спасённой девочки и высосет из неё кровь. Конечно, затем они и притащились в лес: поубивать тут всех и нарыть могил.

И всё-таки Стел решился спасти рыцарей.

Грязный, в прожжённой куртке, с безумным блеском в глазах, казалось, он прошёл напрямик сквозь огонь. И сейчас в багряных отблесках его похудевшее лицо в точности повторяло птичьи черты Грета.

— Они сказали, что примут посла, Рок, — шептал Грет, склоняясь над погасшим двадцать лет назад костром. — Мы сможем договориться, я знаю! Штурмовать Каменку — это тысячи бессмысленных смертей!

— Это ловушка, Грет. Кого ты отправишь туда, кого?!

— Я пойду сам.

Так же героически поджаты бескровные губы, то же презрение и превосходство во взгляде. Гордыня. У сына усиленная стократ: он спасает тех, кого сам предпочёл бы убить. Какое извращённое и возвышенное чувство долга. Впрочем, сейчас оно на пользу. Хорошо, что дудочка не позволяет говорить, иначе бы Рокот точно не удержался от едкого замечания, а впечатлительный маг мог бы и передумать геройствовать.

— Сделай потоньше щит! — уже без магии с надрывом проорал Стел, будто у него кончались силы.

Рокот кивнул и заиграл тише, плавно сбавляя темп, вихрь послушно замедлился. Сразу ощутимо погорячело: кажется, стали плавиться пряжки на сапогах.

Рядом со Стелом мелькнула тень, щупленькая, невысокая. Ах, эта шалава! Значит, успела прорваться к воде! Безо всякой магии Рокот понял трусливые мысли Стела: раз ненаглядная снаружи, значит, можно не потеть, рыцарей не спасать — к тому же лесные деревни целее останутся! Рокот хотел бы презрительно сплюнуть и растереть, но продолжал остервенело играть на дудочке, задыхаясь проклятой гарью.

Стел колебался. Это сквозило в потерянном взгляде, нерешительной вполоборота позе, в затянувшейся паузе. Проход, открытый магией, постепенно заполняло огнём. Предатель и трус!

— Всё удачно сложилось, щенок?! — выкрикнул Рокот, отбрасывая дудочку.

Лишь шипение огня, схлопнувшегося стеной, было ему ответом.

Рокот закрыл глаза. Должно быть, это чудовищно больно: сгореть заживо. Мыслей не осталось.

Горячая струя полоснула лицо...

… дохнуло свежестью.

— По одному! Быстрее! — сквозь стиснуты зубы проскрежетал Стел.

Рокот дёрнул высохший полог шатра.

— Слышали?! Бегом!

Какого всё же благородного щенка воспитала Лесса.

К тому моменту, когда последний оруженосец вырвался из кольца огня, Стел Вирт едва держался на ногах. Бескровные уши белели на фоне тёмных волос. Отчего-то подумалось, что с такими ушами не живут. Мальчишка полностью ушёл в заклятие: выгоревшая земля не могла поделиться теплом, и проход, похоже, держался за счёт личных сил Стела. Рокот не был силён в этих магических делах, «подарок» Вереска действовал вопреки законам мирового равновесия.

— Всё… всё! — Рокот хлопнул Стела по спине, заставив открыть глаза.

Пожар угас столь же внезапно, как и вспыхнул. Будто только из-за сопротивления Рокота он и продолжал пылать всё это время.

— Надо… носить с собой… амулеты, — прохрипел Стел, сплёвывая кровью, и опустился в воду.

— Неважно выглядишь, — ухмыльнулся Рокот.

Вместо ответа, Стел попытался вдохнуть поглубже и закашлялся.

— Возьми себя в руки, тряпка! — Рокот подал ему руку.

Стел сплюнул ещё раз и остался стоять на коленях, помощи не принял.

— Спас и жалеешь? — Рокот вдруг понял, что действительно хочет это знать.

Стел долго смотрел снизу вверх, прозрачные струи, присыпанные чёрным пеплом, доходили ему до пояса.

— Нет, — наконец выдавил Стел. — Но пожалею, если увижу могилы вместо деревни Луки.

— Не думай, будто я люблю это зрелище, — Рокот опустил руки в поток и сбрызнул подпалённое лицо. Кожу саднило, но, скорее всего, пройдёт бесследно. — Спасибо, — негромко добавил он.

— Квиты, — отмахнулся Стел.

Рокот с сожалением качнул головой:

— Нет, я снова задолжал Виртам одну жизнь.

Бледный, будто отравленный белой лихорадкой, Стел таращился на Рокота. Так смотрел Грет в последний миг своей жизни, а потом прыгнул, схватил ледяными как смерть руками, и они покатились по траве.

— Что ты хочешь сказать? — дёрнулся Стел.

— Однажды Грет меня спас.

--27--. Белянка

Снов не было — только навязчивый чёрный дым: на губах, на ресницах, под кожей, в носу и в гортани. Жжёт, щиплет, сушит. Не отпускает. И нестерпимая пустота разрастается в груди.

Но рано или поздно кончается всё. Даже кошмары.

Проснулась Белянка резко — будто о ребра разбилось сердце, будто захлестнула прозрачная ледяная волна. Из окон под бревенчатым потолком землянки лился свет, скользил по неошелушенной рыжей коре, тонул в тёмных щелях, золотил широкими лучами рассыпанную по полу солому.

Комната была чужой. Незнакомой.