В поисках Королевы роз (СИ) - Матыцына Полина Александровна

И испугался. Испугался так, что дрожащие руки едва не выронили резец.

Взял волшебную веточку. Механически, не совсем осознавая действия, Кашуэ принялся обстругивать её. Подпилить здесь, обстругать там. Воткнуть отломанный от дерева сучок — он подвернулся под руку — вместо мачты… Кораблик получился корявый и неуклюжий, с клетчатым платком вместо паруса, и мастера, вместе с Мариэ подоспевшие к моменту воплощения труда неумелых рук, посмотрели на него с изрядным скепсисом.

Кашуэ криво улыбнулся, вставая. Запнулся о ящик, выронил кораблик, не успевая его поймать…

И тот остался висеть в воздухе. Он летел!

— Как? — выдохнул мастер Гиланор.

— Не знаю, — Кашуэ протянул к кораблику руку и тот послушно подплыл по воздуху к… хозяину? Скорее, капитану.

Кораблик поставили на ящик, и принялись обсуждать доведение до ума большого судна. И не сразу заметили, что теперь и ящик парит.

Стали экспериментировать. Кораблик поднимал в воздух всё, стоило лишь Кашуэ этого пожелать. И помещённый в центр штурвала судна, маленький кусочек волшебной древесины, принявший форму кораблика и воплотивший мечту Кашуэ о полёте, поднял сам корабль. Тот летал, пока в центре штурвала находился его волшебный неказистый собрат.

— Кашуэ, как вам это удалось? — недоумевали мастера. А он и сам не знал. Просто старался передать тому сучку своё желание полёта, но это же не могло быть объяснением.

— Вы же не мастер! — утверждал Гиланор, и Кашуэ соглашался.

— Я верил в вас, но чтобы человек создал чудо? Кашуэ, расскажите всё в подробностях! — убеждал Леонардо, и Кашуэ снова повторял свой простой рассказ.

— Неужели всё, что нужно — это желание творить? — недоумевал Гиланор.

— Но ведь к творчеству должны прилагаться умелые руки? — сомневался Леонардо.

Только Мариэ молчал, не в силах поверить.

Они говорили и говорили. Кашуэ поддакивал и не отводил глаз от собственноручно созданного чуда. Летучего корабля.

— Кажется, рано мы вычеркнули людей из разряда творцов, — со вздохом признал наконец Гиланор. — Вы ещё можете создавать. Жаль, слишком редко вы хотите этого. Как назовёте корабль? «Летучий» какой-нибудь, или как птицу?

Гордый корабль выглядел прекрасно. Само совершенство. Ведь над его завершением трудились лучшие мастера! Гном и цверг снова заспорили, обсуждая достойное такой красоты имя.

А Кашуэ подошёл к штурвалу. Маленький корабль в его центре не мерцал, не светился, не выдавал свою волшебность ещё каким-то способом. Совсем обычный и такой неказистый.

— «Стремящийся в небо», — негромко сказал Мариэ, глядя на друга. — Это его суть.

Мастера замолчали, снизу вверх глядя на мужчину.

— Э-э-э… — начал было гном, нервно дёргая бороду, — мне кажется…

— «Стремящийся в небо»? — повторил цверг и поскрёб бритый подбородок. — Не слишком ли…

— Остальное будет просто словами, — пожал плечами Мариэ. — Пустыми и без капли смысла. Вам важна суть или оболочка?

— Ну, оболочка здесь тоже красивая! — обиделся за свою в том числе работу мастер Леонардо.

— Верно. Но летает-то не она, а её сердце. Если его убрать, останется какой-нибудь «Летучий» или «Орёл», но летать-то он не будет.

— Хорошо, — уступил цверг. — В конце концов, это ваш корабль. Вы создали его магией гномов, волшебством эльфов и чудом творчества людей. Вам его и называть.

Так корабль стал «Стремящимся в небо». И первой просьбой Кашуэ к королеве Верде было — не переименовывать его.

— Я бы никогда так не сделала, — королева прошлась по палубе, заглянула в каюты, прошествовала на мостик и замерла у штурвала. — Он не стал бы носить другое имя, даже я вижу это. Принц, вы слово сдержали. Придётся и мне выполнить обещанное. Вас переселят ближе к саду, остальное зависит от вас.

— Благодарю, Ваше Величество.

— Принц! — остановил уходящего Кашуэ негромкий оклик королевы. — Я пожелала невыполнимого, а не желанного. У нас во дворце… Он зачахнет без полётов. Ему необходимо небо, а мы с сестрой почти не покидаем дворца. Я не хочу губить чудо. Вы вручили его мне, как и обещали. Большего я не могу требовать. «Стремящийся в небо» по-прежнему ваш.

— Но, Ваше Величество…

— Это ваша мечта о полёте, не моя, — покачала белокурой головой небесно-прекрасная королева. — Я только погублю её. Вы же этого не хотите?

— Нет, — вынужденно согласился Кашуэ.

— Тогда ступайте, — с плавным жестом повелела королева Верда. — Прошу вас. Может быть, Сканд и права…

— Ваше Величество? — последние слова королевы заинтересовали принца. В чём именно может быть права королева Сканд? Что она планирует для него? Но Верда то ли не услышала, то ли притворилась, что не услышала.

Покои из трёх комнат, с этого момента отведённые принцу, окнами выходили в сад. В гостиной даже имелась дверь, ведущая на усыпанные песком дорожки между клумбами, кустами, деревьями. Здесь, поддерживаемое магией, правило вечное лето, и потому почти всё цвело и одновременно плодоносило. Выглядело странно, но по-своему привлекательно.

Подчиняясь этой безмятежности и странному благоговению перед красотой мира, принц вышел в сад. Мариэ с ним не пошёл, предоставив другу возможность самому пережить радость находки или горечь безуспешности: Кашуэ почти с час убеждал офицера оставить его в одиночестве.

С непривычным для себя чувством — прежде он ненавидел всё, связанное с растениями, спасибо отцу! — принц касался толстых стволов, низких гибких веток, цветущих ароматных бутонов и нежных лепестков… Его переполняло странное ощущение нежности. Если бы только отец сумел сохранить баланс между своим безумным увлечением цветами и необходимостью королевству и своим детям! Пусть даже он пытался этим спасти жизнь сыну, король, не имевший чувства равновесия, лишал радости обладания чудом не только себя, или даже сына, но и своих людей.

— Королю нужно уметь выбирать, — негромко сказал Кашуэ, касаясь бархатистых лепестков золотистой гортензии. — Простой человек может позволить себе сомнения. Королю это недоступно.

— Но разве король, уверенный в своей абсолютной правоте, не опасен для собственной страны? — голос женщины не был ни звонок, ни глубок, но звучал, точно музыка. Кашуэ не смог бы сказать, какой инструмент он напоминал, но этот голос был одновременно и музыкален, и человечен. В нём звучала удивительная нежность.

Принц огляделся. Поблизости никого не было.

— Где вы? — удивился он. — Я не говорил о правоте, я говорил о выборе. Выбор подразумевает две правды, не так ли? Но я не вижу вас.

— Зато я вас вижу. Кто вы? Обычно сёстры не пускают в сад посторонних — а это все жители мира, кроме пары избранных садовников. И, признаться, потому ваше общество не только удивляет, но и пугает.

— Моё имя — Кашуэ, леди, — принц склонился в поклоне. — Королевы дозволили мне побывать здесь, а вы назвали их сёстрами… Возможно ли, что вы — та самая третья королева, о которой они упоминали? Девушка, живущая в цветке?

— Я не живу в цветке, — на этот раз в чудесном голосе прозвучала горечь. — Я и есть цветок. Это моё проклятье — и моё спасение.

— Но как это возможно?

— Запечатав меня в цветке, сёстры спасли мне жизнь. Но можно ли назвать моё существование жизнью — я не знаю. Год за годом не покидать пределов сада, видеть одни и те же лица, сменяющиеся лишь тогда, когда предыдущие стареют и уходят, знать о внешнем мире лишь со слов сестёр… Я благодарна и за, что что есть, я не хотела умирать, но с каждым годом хочется всё большего. Свободы от заклятья. — Королева Пеор, хрупкая туманная фигура над цветком, горько усмехнулась. — Поначалу я была счастлива, но мы ведь не умеем довольствоваться тем, что есть. Так и я — сейчас я готова променять своё спасение даже на смерть, а ведь оно едва не погубило и сестёр!

Кашуэ внимательно рассматривал необычную картину. Невозможно было определить, где кончается цветок, а где начинается тело девушки, и как лепестки превращаются в талию. Длинные, много ниже линии цветка, темно-каштановые волосы, тёмные глаза неясного оттенка — то ли чёрные, то ли тёмно-серые, правильные черты овального лица с крупным пухлым ртом и забавной родинкой справа от носа, высокие скулы, нежная ямочка на остром подбородке… Пеор уступала по красоте и небесно-очаровательной Верде, и по-земному огненно-страстной Сканд, но в то же время она была прекраснее их обеих. Во всяком случае, Кашуэ казалось, что на свете не существует никого, подобного этой удивительной женщине. И вовсе он не влюбился. Любому свойственно любоваться настоящей красотой.