Апостол Смерти (СИ) - Щербинина Юлия Владимировна

Старик распинался во всём своём красноречии и подробно рассказал ей о Сумраке и Лере. Дарья слушала, пила горячий чай и за всё его изложение не промолвила ни слова. Только пару раз совсем тихо прошептала моё имя.

И вот, Пётр Иванович сказал всё, что знал и всё, что об этом думал. Добавить уже было нечего, а Дарья так и сидела с опущенными ресницами, вцепившись обеими руками в кружку. Тиканье настенных часов и клацанье по мышке и клавиатуре из комнаты, казалось, вот-вот оглушат нас всех.

— Даш? — пробормотал Пётр Иванович. — А ты чего к Никитке-то приехала? Вы ж расстались вроде?

Она подняла голову, но на старика так и не взглянула.

— Скажи как есть, — попросил я её. — Скажи правду, что ты думаешь на самом деле.

Дарья посмотрела мне прямо в глаза, как если бы видела меня, и вновь понурила голову.

— Соскучилась… Хотела его увидеть. Я… я очень давно хотела приехать к нему, но всё не могла решиться. Он, наверное, уже и забыл обо мне. Тем более если у него была другая.

Старик заохал, качая головой, запричитал что-то о коварстве и несправедливости судьбы, но ни Дарья, ни я, его не слышали.

Она допила чай и подробнее расспросила соседа о Лере, которую Демид представил, как мою девушку, подумала и сказала:

— Пётр Иванович… а можно попросить того молодого человека, — кивнула в сторону комнаты, — найти её в сети?

— Мишку? Ну конечно можно! Миша-а-ань! А, Миш?

Старик очевидно был рад вырваться из угнетающей обстановки, и бодрячком потопал в комнату. Дарья поднялась со стула, опасно качнулась и пошла за ним.

— Опять ничего не слышит в ушищах своих! Мишаня!

Пётр Иванович хлопнул внука по плечу. Миша вздрогнул, судорожно заклацал напоследок мышкой, снял наушники и обернулся к деду.

— Ну чё… О! Здрасьте, — увидел он Дарью. Она тоже поздоровалась.

— Помоги-ка девушке, гемор ты мой.

— Геймер, дед!

— Ещё чего, ты смотри мне! — взвился старик и погрозил пальцем. — С такими замашками мигом обратно к родителям переедешь, геймер!

Парень раздражённо фыркнул, закатив глаза, и инициативу на себя взяла Дарья:

— Миша, а ты сидишь на сайтах знакомств?

— Само собой, кто ж там не сидит.

— Ты можешь найти одну девушку?

— Какую?

— Ей лет семнадцать-восемнадцать, и она увлекается готикой.

— Чёрная как уголь, — вставил своё словцо Пётр Иванович. — И под губой ещё железка.

— А-а-а! — тут же сообразил Миша, свернул игру и открыл браузер. — Ща найду!

— Ты её знаешь? — спросила Дарья.

— Норильск — дерёвня, — жизнерадостно возвестил Миша, пролистывая ссылки. — Лично не знаю, но на улице несколько раз видел, и в сети тоже мне где-то попадалась. Щас будет вам и уголь, и железка.

И в правду, несколько просмотренных страниц, один друг, друг этого друга, ещё пара искусственных, или, как говорят, виртуальных друзей, и перед нами предстала Лера.

На примитивно отфотошопленной фотографии она смотрела в объектив камеры с затемнённого фона, и единственным не чёрным цветом здесь были лишь её бледная кожа и глаза. Пирсинг также присутствовал в виде блестящего серебристого шарика под губой.

— Ну точно она! — подтвердил Пётр Иванович, низко наклоняясь к монитору, чтобы лучше разглядеть. — Вот уж не знаю, чего в ней Никитка нашёл, но уверяла, мол, девушка его, и всё тут. Не знаю я, Даш, не знаю! Подозрительной мне показалась и она, и дружок еёный. Он тоже весь в чёрном был, только поприличнее этой будет, и деловой такой прям, как… не знаю, юрист какой-нибудь, или коммерсант. Хоть и молодой, Никитки чуть старше. Ой. А вот он!

Миша пролистывал Лерины фотографии, и тут на экране появился и сам некромант.

Это было рядовое фото молодёжного сборища. На нём Демид с Лерой сидели на диване в его зале, без улыбки глядя в объектив камеры практически одинаковым чуть надменным взглядом. Они выглядели, как гармоничная неформальная пара, даже сидели друг к другу ближе, чем положено друзьям или сводным брату с сестрой. Со скромным смайликом в виде единственной скобочки после многоточия было прокомментировано: «С Сумраком».

Дарья внимательно изучила их обоих и несколько раз перечитала Лерин ник.

В коридоре, постоянно роняя сапоги и куртку, Дарья торопливо оделась, осыпала Петра Ивановича сбивчивыми благодарностями и извинениями и стремительно вылетела из квартиры.

Я догнал её только благодаря своей сверхскорости. Без варежек и без шапки, Дарья выбежала на улицу, унеслась подальше от подъезда, упёрлась спиной в стену торца дома и медленно осела в сугроб. Сумка упала в снег.

Сначала Дарья сидела в полном оцепенении, затем впилась ногтями в голову, будто хотела содрать скальп, скорчилась и повалилась набок.

— Дарья! — засуетился я. — Встань. Встань с сугроба, сейчас же!

Багровые от мороза руки отнялись от головы, но вместо того, чтобы послушаться, Дарья принялась хватать снег, разжимать пальцы и опять сгребать его в кулаки. Слёзы застывали на трескучем морозе, обращаясь в белые дорожки, ресницы слиплись, и глаза уже не могли раскрыться.

Под удушающий плач, от которого казалось, что она вот-вот захлебнётся и потеряет сознание, Дарья отрывисто простонала:

— Зачем… з-зачем ты уш-шёл… Н-н-никита?

— Я не хотел.

— За…ч-чем ты… ос-ставил… м-меня?

— Я не хотел, Дарья.

— Зачем?!

— Прости.

Её слёзы раскалённым маслом обжигали мне сердце, слова впивались в душу стальными клыками и разрывали её, как голодные волки, но я ничего, совершенно ничего не мог изменить. Не мог и утешить её, дать знать, что, несмотря на то, что мёртв — я рядом, я здесь, и мне так же плохо, как и ей. Дарья взывала ко мне, звала и умоляла ответить, но не слышала моей ответной мольбы.

— Никита… — шепнула она, отвердевшей ладонью сжала снег и поднесла к трясущимся губам.

— Господи, Дарья, — шептал я, стоя перед ней на коленях, — прекрати… перестань мучить нас!

— К-как ты… мог?

— Уходи в тепло. Пожалуйста, уходи.

— Как…ты…мог?!

Её лицо стало одним сплошным бордовым пятном под облепившем его снегом, а красная кожа так стянулась на руках, что покрылась сетью трещин. Дарья надкусила твёрдый ком снега, как яблоко, плача, разжевала его, сжалась в неподвижный комок и вдруг затихла.

Мне стало по-настоящему страшно за её здоровье и безопасность. Она лежала в сугробе, без шапки, без варежек, в почти сорокаградусный мороз, и как будто бы не замечала холода.

Я просил, приказывал ей немедленно одеться и уйти куда-нибудь в тёплое место, бесполезно пытался растолкать, но её тело просто поглощало мои руки. Дарья лежала неподвижно, и лишь изредка я мог расслышать сдавленные всхлипы. Вокруг не было никого. Никто не придёт на помощь, не попытается привести её в чувства и достучаться до здравого ума. Ветер стал припорашивать её снежной россыпью.

И только когда я уже начал паниковать, Дарья очень медленно поднялась на колени. Хаотичными движениями как попало натянула шапку, негнущимися пальцами достала варежки, с трудом надела их на обмороженные руки. С еле слышным хриплым стоном и тяжёлым дыханием умирающей она потёрла глаза, чтобы разлепить ресницы, растерев тушь, прямо как при нашем знакомстве, шатаясь, встала, подняла сумку и побрела прочь со двора быстрой, неосознанно витиеватой походкой.

Я направился за ней, но через сотню метров что-то вдруг заставило меня остановиться. Она была за моей спиной. Женщина в чёрном платье стояла босиком на снегу и качала головой, как будто бы говоря мне: «Хватит».

Но я не мог бросить Дарью в таком состоянии. Доберётся ли она до дома? Не угодит ли под машину или ещё в какие неприятности, не контролируя себя от горя? Не потеряет ли сознание от переизбытка чувств или обморожения? В смятении я оглядывался на обеих женщин, но смерть была, как всегда, неумолима.

В невидимом, но ощущаемом недовольстве она слегка сдвинула брови, вытянула длиннопалую руку и указала мне в сторону соседних дворов. Туда, где находился дом предводителя некромантов.