Золотая цепь - Клэр Кассандра

Уилл поднял руки в примирительном жесте.

– Скажи, неужели Джеймс стал бы бить стекла в какой-то теплице только из-за того, что ему не разрешили увидеться с девушкой? Рассказ Татьяны звучит просто смехотворно, Чарльз, и ты это прекрасно понимаешь.

Джеймс прикрыл глаза. Ему не хотелось смотреть прямо в лицо отцу, видеть его в таком взъерошенном состоянии: галстук съехал набок, пиджак был измят, под глазами – темные круги, следы бессонной ночи.

– Я уже говорил тебе, Чарльз. Я не видел ни миссис Блэкторн, ни Грейс. А в оранжерее сидел демон-цербер.

– Возможно, – процедил Чарльз. Он сейчас напоминал Джеймсу пса, который мертвой хваткой вцепился в изгрызенный башмак и отказывается отдать его хозяину. – Но ты не встретил бы этого демона, если бы не забрался на территорию Чизвик-хауса и не вломился в оранжерею.

– Я не вламывался в оранжерею, – заявил Джеймс, что было в каком-то смысле правдой.

– Тогда скажи мне, что ты делал в чужом саду! – Чарльз ударил сжатой в кулак правой рукой по ладони левой. – Если Татьяна лжет, почему ты не рассказываешь, что там на самом деле произошло?

«Я перенесся в царство теней, чтобы узнать, не существует ли связи между моими видениями и атакой демонов. Я пошел на огонек, решив, что это Кортана, но внезапно очутился в оранжерее Чизвик-хауса и увидел Корделию Карстерс, на которую напало чудовище с гигантскими щупальцами».

Нет. Никто ему не поверит. Хуже того, они сочтут его опасным сумасшедшим, а у Корделии, Мэтью, Люси, Томаса и Кристофера из-за него будут неприятности.

Джеймс стиснул зубы и не произнес ни слова.

Чарльз тяжко вздохнул.

– Ты вынуждаешь нас предположить самое худшее, Джеймс.

– Что он безумец и вандал? Честное слово, Чарльз, это уже слишком, – вмешался Уилл. – Ты прекрасно знаешь, как Татьяна относится к нашей семье.

– Я убил в оранжерее цербера, – стараясь говорить ровным голосом, произнес Джеймс. – Я выполнил свой долг. Но почему-то Анклав подозревает во всех смертных грехах меня, а не эту женщину, Сумеречного охотника, которая держала демона у себя в поместье.

Настала очередь Уилла тяжко вздыхать.

– Джейми, всем известно, что Бенедикт развел в Чизвик-хаусе целую стаю церберов.

– Не волнуйся, я верю тебе насчет цербера, однако тварь, которую ты там видел, вызвала вовсе не Татьяна, – поддакнул Чарльз. – В свое время поместье тщательно обыскали, но тебе просто не повезло. Ты наткнулся на единственного демона, которого упустили Сумеречные охотники.

– В этой оранжерее полно растений, которые используются в черной магии, – упорствовал Джеймс. – Наверняка кто-то из вас это заметил.

– Да, заметили, – признал Чарльз, – но, принимая во внимание серьезность обвинений Татьяны, никто не собирается поднимать шум вокруг нескольких кустиков белладонны, затесавшихся среди сорняков. Повторяю: если бы ты не проник на территорию без позволения хозяйки, ты не напоролся бы на демона.

– Передай Татьяне, что мы оплатим ремонт оранжереи, – устало произнес Уилл. – Должен признаться, вы действительно поднимаете много шума из ничего, Чарльз. Джеймс случайно оказался там, столкнулся с демоном, а дальше произошло лишь то, что должно было произойти. Ты предпочел бы, чтобы Джеймс оставил демона в покое, и тот отправился пожирать соседей?

Чарльз откашлялся.

– Давайте не будем отклоняться от сути дела.

Иногда Джеймсу с трудом удавалось вспомнить, что Чарльз являлся Сумеречным охотником, а не одним из сотен банковских служащих в котелках и мешковатых костюмах, наводнявших Флит-стрит каждое утро по дороге в Сити.

– Сегодня утром у меня состоялся долгий разговор с Бриджстоком…

Уилл выругался по-валлийски.

– Как бы вы к нему ни относились, он является Инквизитором, – изрек Чарльз. – И в данный момент, поскольку моя мать находится в Идрисе в связи с делом Элиаса Карстерса, я представляю ее здесь, в Лондоне. Когда Инквизитор говорит, я обязан его выслушать.

Джеймс вздрогнул. До сих пор он не связывал возвращение Шарлотты в Идрис с обвинениями, выдвинутыми в адрес отца Корделии, и сейчас удивился, почему это не дошло до него раньше. Он вспомнил, как случайно услышал разговор сестры и ее подруги в Кенсингтонских садах. Корделия сказала, что ее отец совершил ошибку. У нее дрожал голос.

– Пока что мне не рекомендовали применить к Джеймсу каких-либо мер наказания, – продолжал тем временем Чарльз. – Но, Джеймс… я бы посоветовал тебе не появляться поблизости от Чизвик-хауса и постараться по возможности избегать встреч с Татьяной Блэкторн и ее дочерью.

Джеймс сидел совершенно неподвижно. Стрелки старинных часов, медленно двигавшиеся по циферблату, напоминали ему кинжалы, которые нарезают на куски время.

– Позвольте мне хотя бы извиниться перед ней, – пробормотал Джеймс. Серебряный браслет жег ему запястье. Он сам не знал, кого имел в виду – Татьяну или Грейс.

– Ну-ну, Джеймс, – укоризненно заметил Чарльз. – Ты не должен вынуждать молодую женщину выбирать между тобой и матерью. Это некрасиво по отношению к ней. Грейс сказала мне, что если она выберет неподходящего, по мнению ее матери, жениха, Татьяна откажется от нее и перестанет считать ее дочерью…

– Ты едва ее знаешь, – резко ответил Джеймс. – Один раз проехавшись в карете…

– Я знаю ее лучше, чем ты думаешь, – заявил Чарльз мальчишеским тоном.

– Вы уверены, что говорите об одной и той же девушке? – удивился Уилл. – О Грейс Блэкторн? Я не понимаю…

– Ничего. Все нормально. – Джеймс не мог больше этого переносить. Он поднялся, застегивая пиджак. – Мне нужно идти – в Кенсингтонских садах осталась еще парочка уцелевших оранжерей. Дамы, закрывайте ворота понадежнее. Джеймс Эрондейл уже здесь, и он страдает от неразделенной любви!

Чарльз изобразил оскорбленную гримасу.

– Джеймс, – воскликнул он, но Джеймс стремительно обошел его, выскочил в коридор и с силой захлопнул за собой дверь.

Корделия нервно пощипывала юбку платья для визитов. К ее немалому удивлению, официальное приглашение на чай от Анны Лайтвуд – на бумаге с монограммой, ни больше ни меньше – пришло в это утро дешевой почтой. Корделию поразило, что даже после всего происшедшего Анна не забыла о своем случайном приглашении. И Корделия уцепилась за возможность вырваться из дома, подобно утопающему, который хватается за соломинку.

Вернувшись к себе среди ночи, она не могла уснуть почти до утра. Она свернулась в клубок под одеялом, пыталась отключиться, но ее преследовали неотступные мысли о кузене Джеме и об отце. Потом нахлынули воспоминания о Джеймсе, о том, как он осторожно прикасался к ее раненой ноге, о выражении его лица в ту минуту, когда он рассказывал о царстве теней, видимом только ему. Она не могла даже представить себе, чем ему помочь, и тем более – чем помочь отцу. И Корделия думала: наверное, ощущение бессилия, неспособность что-либо сделать для близких и любимых – это самое страшное на свете.

На следующий день, за ланчем, мать и Алистер обсуждали последние новости – одному лишь Разиэлю было известно, где они добывали эти сплетни. Так Корделия узнала, что члены Анклава обнаружили Джеймса на территории поместья Татьяны Блэкторн; якобы он перебил все окна в доме и до смерти перепугал хозяйку и ее дочь, в пьяном виде отплясывая на лужайке. Даже Райза, наполнявшая чайник, улыбнулась. Корделия пришла в ужас.

– Все было совсем не так!

– А ты откуда можешь об этом что-либо знать? – обратился к ней Алистер таким голосом, словно точно знал, что она делала прошлой ночью. Но ведь он никак не мог об этом догадаться, откуда ему знать, утешала себя девушка. Однако Корделия ни в чем не могла быть уверена: ей часто казалось, что Алистеру известно гораздо больше, чем он рассказывает. И она с тоской подумала о тех далеких временах, когда они улаживали свои разногласия, колошматя друг друга по голове игрушечными сковородками.

А теперь она благодарила судьбу за приглашение Анны, несмотря на то, что у нее не было приличного платья. Стоя в вестибюле, Корделия бросила последний взгляд на свое отражение в высоком зеркале, висевшем в простенке между окнами. Да, яблочно-зеленое платье с пышной юбкой и рукавами-буфами, украшенное розовой вышивкой, было само по себе модным и симпатичным, но бесчисленные оборки делали его обладательницу похожей на старинный абажур, а ее лицо над высоким кружевным воротником почему-то имело желтоватый оттенок. Корделия со вздохом взяла со столика перчатки и ридикюль и направилась к выходу.