Хранители. Единственная (СИ) - Фрей Таня

– Да все так и делают. Чтоб полным именем – это редкость.

Действительно, имя ведь было не из коротких. Сказать просто “Белль” уж точно гораздо проще, чем выговаривать все три слога.

– Ты говорила, твои родители участвовали в мятеже, – вспомнила Сандра. – А где они теперь?

– Сейчас не в городе, – просто сказала Белль. – Они часто выезжают, так что я живу с дядей.

– А он в курсе всего?

– Нет. Да и так лучше, чем если бы и он был во всём этом замешан. Он возит меня в школу, сидит со мной, если нужно, водит в кино. Готовит. Всё прекрасно.

– Любишь на пианино играть? – вдруг поинтересовалась Сандра.

– О, да, – восторженно проговорила Мирабель и чуть прикрыла глаза, словно утекая в воспоминания о музыке. Её собеседница краем глаза покосилась вбок, туда, где как раз стоял музыкальный инструмент.

– Может… сыграешь? – предложила она. И глаза Белль тут же загорелись. Она вскочила с места, отодвинула банкетку, подняла крышку.

Пальцы сперва легко вспорхнули над клавишами, а потом тихонько опустились, извлекая первые звуки. И Сандра, уже привычная к классической музыке, вмиг узнала произведение, которое избрала для игры юная пианистка.

Это был ноктюрн Шопена в си-бемоль миноре. Мелодия, которая всегда казалась ей невероятно сложной для выучивания. А потому не восхищаться Мирабель она не могла.

Сидела и слушала, подперев подбородок кулаком. А та играла, то закрывая глаза, то покачиваясь из стороны в сторону. С усердием и любовью к своему делу.

Однако долго этот мини-концерт не продлился. В комнату тут же зашёл Ричард, и Белль остановилась, заметив, что вид у того был хмурый и даже немного злой.

– Что-то случилось? – тут же спросила она.

– Энсел сообщил, что камеры в Штабе начали восстанавливаться. И, вероятно, на улицах города тоже.

Мирабель прижала ко рту ладошку, поморгав глазами.

– То есть ваше влияние падает? – осторожно спросила Сандра. Мистер Грин кинул на неё раздражённый взгляд.

– Да, Посвящаемая, и такое бывает.

И эта фраза его её уколола.

Посвящаемая.

Как бы мятежники не радовались тому, что она была с ними, а она всё равно была для них всего лишь… пешкой? Это угадать было сложно. Но вот то, что они видели в ней всего лишь Посвящаемую, никаким сомнениям не подвергалось.

И это Сандра воспринять адекватно уже не могла.

***

Кастор зашёл в одну из комнат для Сотрудников в своеобразный час-пик. Потому как собралось их там на удивление немало, и все оживлённо о чём-то беседовали. Судя по всему, разговор их начался давно, а потому вступать в него сейчас казалось чем-то глупым, поэтому он просто отошёл к шкафчику, чтобы достать оттуда свою папку с разными документами.

Но, как бы все не карали подслушивание, а оказалось, что не слушать, что говорят другие, когда это происходит очень, очень громко, невозможно.

– Хорошо, значит, дежурство можно начинать с сегодняшнего дня? – послышался один из голосов.

– В точку, Бен, – раздался ответ. Кастор вздрогнул: Бена он знал, с ним он встречал тогда Сандру. А вот что это ещё за дежурство – это не то, о чём он был осведомлён.

– Мы очень легко и незаметно можем вооружаться, это нам уже известно, – продолжал второй. – Это сыграет нам на руку, когда Посвящаемая появится в Штабе.

Посвящаемая? Кастор чуть не поперхнулся, когда услышал её упоминание.

– А разве она может вернуться сегодня?

– Она может вернуться в любой момент, когда разочаруется в тех, к кому приникла. Но раз мы разработали план, то лучше начать его исполнять как можно скорее, значит, сегодня.

– Хорошо, тогда мы распределили уже коридоры, верно?

– Нэнси постаралась, – согласился тот, отвечая уже третьему человеку. – Знаете, смерть Посвящаемой будет отличным выходом из ситуации. Будет меньше сбоев, никто не будет отвлекаться от работы, а то подняли тут шуму: Посвящаемая, мятежи, семнадцать…

Дальше Кастор слушать не стал.

Он просто вышел и прислонился спиной к стене, тихонько закрыв за собой дверь.

Смерть Посвящаемой. Получается, все те Сотрудники готовили настоящий заговор против ни в чём не повинной девушки, которая только-только, месяц назад, стала Хранительницей, которая только-только влилась в этот дикий, чуждый ей мир?

Они хотели убить Сандру, причём охоту решили начать сегодня?

Всё это никак не могло уложиться в голове. Да ещё и Нэнси… имя-то знакомое.

Кастор встряхнул головой. И понял, что ему тоже надо начать свою слежку. За ними. За Сандрой. И чтобы их пути ни в коем случае не пересеклись.

Потому что ничем хорошим это закончиться не могло.

***

Сандра вышла на улицу, сославшись на то, что якобы ей было душно и надо было дыхнуть свежего воздуха, хотя какой он свежий в Бруклине?

На самом же деле, ей просто стало тошно от того, с кем она находилась. Снова нахлынула дикая волна непонимания, кто прав, кто неправ, почему она должна верить одним и не верить другим. Кто сделал за неё этот выбор и, главное, зачем?

Она давно хотела вернуться в Штаб. И ей показалось, что теперь для этого было самое время. Пусть совсем ненадолго, но заглянуть туда хотелось.

Она соскучилась. По месту, которое терпеть не могла. Или же она это нетерпение себе внушила?

И кольцо она носила с собой всегда. На всякий случай.

Поэтому теперь, отойдя в сторону, подальше от людских глаз, она снова надела его себе на палец, мысленно приготовившись ко встрече. С кем?

Со Штабом.

Вид закрытых дверей кабинки перед глазами не вызвал отвращения. И то, что открылось взору, когда эти голубоватые двери синхронно разъехались в стороны, не наделав при этом ни капли шума, тоже не было больше чем-то омерзительным.

Оно вдруг показалось родным.

Эти перила, о которые можно опереться и опустить голову вниз, смотря на следующие уровни, как в торговом центре, эти белые-белые стены, на ощупь напоминающие батареи центрального отопления, только вот не такие тонкие, этот свет – яркий, не жёлтый совсем, но глаза не режущий. Эта тишина, хотя она и не была идеальной, но стремилась к тому, чтобы быть такой; тишина не естественная, не такая, какую можно было бы встретить, например, в деревне, на просторе, на природе, но тоже безмолвная и спокойная, как море прохладным вечером, одиноко плещущееся у побережья.

Резкая смена обстановки заставила забыть все те ужасы, которые происходили здесь ранее. Сейчас этим местом хотелось восхищаться. Исчезло даже то недоверие, которое торжествовало в её сознании в первый день пребывания в этих стенах. Восторг и тихое благоговение перед лицом масштабности – вот, что теперь она испытывала, стоя на первом уровне.

С необыкновенно искренней радостью Сандра прошла к лифтам, зашла внутрь, нажала на кнопку, предвкушая скорую встречу с Хранилищем мыслей, которое теперь законно находилось лишь в её власти. Это ли не прекрасно – владеть мыслями миллиардов людей? Конечно, она упивалась не властью, да и не совсем уж упивалась, а тем, что такая возможность в принципе существует, что мыслей так много и все они, без каких-либо исключений, попадают сюда. И что у неё есть ключ ко всем ним.

Так почему же она должна была относиться так пренебрежительно и унизительно к тем, кто исполнял столь важную миссию?

Но когда она вышла на нужном уровне, то вдруг остановилась. Как будто бы она всё разом вспомнила: и церемонию удаления, и Сотрудников, и Аманду Коллендж, готовую убить за малейший проступок и даже не пожалеть о содеянном, и даже Кастора – всё самое больное, произошедшее тут.

И испугалась саму себя, ту, которая минуту назад готова была расхваливать и боготворить Штаб на каждом шагу. Потому что не за что было их так возносить. Не добились они такого отношения.

У Хранителей была власть над личностями людей. Однако заслуженно ли они обладали ещё и властью над их жизнями?

Нет. Так считала Сандра, не та Сандра, которая выбежала от мятежников в порыве внезапного желания, возникшего от столь же внезапной ненависти, а та, которая видела изнанку этой идеальности. Вернее, того, что старалось идеальным казаться, но не быть.