Камни Юсуфа - Дьякова Виктория Борисовна

— Афанасий твой сам хорош, его оправдывать не стоит, — возразила ей Вассиана. — Мне, конечно, облегчение, что Алексей мой осиротел рано да в разъездах часто бывает, меня с собой берет, нет нужды мне с престарелыми родственницами его дружбу особую водить. Но и будь я на твоем месте, терпеть бы не стала.

— А что бы ты сделала? — затаив дыхание, Ирина перестала плакать и приподнялась на скамье.

— Я бы отомстила им обоим. За себя и за детей своих. Чтоб не повадно было впредь.

— А как?

— Ну, ты сама подумай. Способов много разных есть…

— Я отравлю ее, — решительно заявила вдруг Ирина.

— А как ты яд достанешь, если не выходишь из дома никуда, и ни одного верного человека при тебе нет? — с сомнением покачала головой гречанка. — Попросишь кого из дворовых — выдадут тебя с потрохами. А если и получится: не дай Бог откроется потом! Сама знаешь, какая участь тебя ждет. Живьем в землю закопают, только голова торчать будет, а каждый прохожий будет опорожняться на тебя да поплевывать. На кого детей кинешь? Да если и не откроется — в вечном страхе жить счастья мало.

Гречанка помолчала. Ирина неотрывно смотрела на нее в напряженном ожидании.

— Ты донос на них напиши, — наконец промолвила Вассиана почти шепотом. — Голос жены, как голос холопа, всегда во внимание примут, если дело идет о злоумышлении на царскую особу, или на царевича малого тем паче. Царь ведь, знаешь наверное, нервической лихорадкой страдает, трясет его болезнь частенько. Вот и напиши, что свекровь твоя да муженек исцеление от недуга того знают, а сказать не хотят, вреда царю желают. Сама увидишь, что получится. Царь никак не поправится, не лечится недуг такой травками да примочками, а на что еще Емельяна твоя способна? Вот и избавишься от них обоих. Хозяйкой в доме останешься, вдовицей, как Емельяна нынче, и спокойно жизнь свою проживешь. Ты пиши, покуда я здесь. Мой человечек тот донос и отнесет. Сама ты куда выйдешь и кого попросишь? А там дело скоро сделается. Что же мучиться всю жизнь?..

— Ох, и умна же ты, сестрица, — Ирина Андреевна покраснела от возбуждения. — Ох, верное дело подсказала. Только одна у меня кручина, сестрица, неграмотная я, писать не выучилась.

— Это не беда, — успокоила ее Вассиана, — если ты согласна, мой человек сам все напишет и отнесет, куда следует. Ты только волю свою вырази, хочешь, али как? Если нет, то и разговору не было между нами.

— Хочу! — Ирина порывисто вскочила на кровати и схватила Вассиану за руки. — Ох, как хочу, настрадалась я… Ради детей пойду…

— Мужа и другого найти можно будет потом, — подбодрила ее решимость Вассиана, — у тебя вон какое хозяйство останется. На такое добро и молодой позарится… Ну, так сказать мне человеку моему, чтобы все устроил?

— Скажи.

— А не отступишь? Поздно будет. Завтра поутру гонца к государю пошлю.

— Не отступлю.

— Тогда спи спокойно, — Вассиана ласково погладила сестрицу по волосам, — скоро мучениям твоим конец. А я пойду, пожалуй, а то не приведи Господь, опять столкнусь с Емельяной.

Вассиана расцеловалась с Ириной и пошла в свою спаленку. Войдя в мрачную и сырую келью свою, княжна увидела, что капитан де Армес уже ждет ее там.

— Завтра поутру, — распорядилась она сразу же, — донос напишешь на Емельяну и сына ее Афанасия, что злоумышляют на царево здравие, лекарство нужное знают, а выдать знание свое не хотят. От лица Ирины напишешь. По-русски, но с ошибками, понял? Она — полуграмотная. Передашь Андоме, чтобы подбросил Иоанну или кому там следует в удобное время. Хватит уж, накричались да надрались вволю. У бедной Ирины выкидыш за выкидышем от них.

— Так Андома денег попросит или камни, — напомнил де Армес.

— А ты ему пообещай. Куда он денется, он уже весь наш с потрохами, зельем алчности одурманенный, а заартачится — так и дай побрякушку фальшивую, разобраться что к чему он не успеет — недолго осталось ему с нами торговаться. Новости у тебя есть? — спросила она, усевшись с ногами на постель и беря на руки дремавшего на подушке пифона.

— Как не быть, госпожа, — довольно улыбнулся испанец и низко поклонился. — Смею доложить, покончено с Юсуфом.

— Совсем покончено? — спокойно поинтересовалась она.

— Ну, не совсем. Калекой останется до конца жизни, хотя, если желаете, можно добить.

— Добивать не нужно. Это плохой знак, — поморщилась Вассиана. — Сам знаешь, отец мой всегда говорил, что поражать врага надо одним ударом. А если бить дважды в одно место, в следующий раз можно промахнуться. Герцог Чезаре де Борджа знал в этом толк.

— Кто бы спорил, — согласился де Армес.

— Юсуфа добьет время, его собственная старость и прежняя наша забота о нем, — мрачно усмехнулась она. — Без внимания не оставим ни на день. — Скоро кончится Юсуф, это решенное дело.

— Приберег он все-таки один перстенек, — сообщил язвительно де Армес, — не все в монастырь пожертвовал.

— А ты думал, жадность, она только тебя мучит? — спросила его Вассиана не без издевки. — Она многим покоя не дает. Жить хотят людишки. И хорошо жить. За чужой счет, желательно. Вот и Юсуф не устоял. А конец-то один, сам знаешь. Сколько примеров… Рано или поздно, а конец приходит. Люцифер предъявит счет за все, на что потратился. Если бы Юсуф камушек-то не припрятал, разве преследовала бы я его до смерти? За годы, что здесь живу, попритихла моя личная ненависть к нему. Паоло, в конце концов, сам жизнь свою погубил. Не Юсуф бы ему встретился, так кто-нибудь другой непременно бы подкараулил. Ну, попугали бы татарина — и хватит. Ан, нет. Поддался все-таки соблазну мурза. А камень-то тамплиерский, сам знаешь, его не утаишь, он сам хозяина чует и к нему в руки просится. Кто только головку не сложил, кого только не манили камушки эти легкой и безбедной жизнью. А за все надо платить. Дорога такая жизнь, не каждому по карману. Принес ты мне, что просила?

— А как же, госпожа, как приказали, вот оно, — де Армес взял стоявший в отдалении на стольце короб, завернутый в черный плащ. Развернул его и открыл. Вассиана, отложив пифона снова на подушку, встала с постели и смотрела на де Армеса, сжав добела руки. Капитан достал из короба изъеденный червями серый череп с пустыми глазницами и молча протянул его своей госпоже. Она взяла его в руки. Испанец отошел в сторону. Держа череп в руках, княгиня подошла к стоявшему на высоком табурете канделябру со свечами, чтоб лучше разглядеть то, что осталось ей от мужчины, которого она некогда любила. Внутри черепа вились и копошились могильные черви.

— Паоло, Паоло, — прошептала она, неотрывно глядя на мертвую голову своего бывшего возлюбленного, — что же ты натворил? И себя погубил, и меня, и брата своего. И тебя сгубила алчность, камни проклятые, и тебе покоя не было от них. Ведь все ты имел, ничем отец мой тебя не обидел… Продал ты меня за драгоценный ларец, Паоло, а видать, продешевил, вот как вышло… Но я прощаю тебя, чтоб ты знал. Долго я могилку твою искала, вот, нашла наконец. Но не для того я тебя потревожила, чтобы надругаться, а для того, чтобы покоился ты в родной земле, рядом с родителями своими… Спи с миром, — не обращая внимания на выползших из глазниц червей, герцогиня де Борд-жа прикоснулась долгим поцелуем к сероватому лбу черепа и передала его обратно Гарсиа. В глазах ее стояли слезы.

— Постарайся поскорее переправить останки графа в Италию, к кардиналу Джулио де Монтероссо, — приказала он дрогнувшим голосом. — Чтобы похоронил брата в фамильном склепе, как положено. Негоже, чтобы самый верный воин моего отца валялся где-то в чужой земле под копытами лошадей и чтоб каждый нищий, проходя, справлял на него нужду.

Испанец, кивнув, снова упаковал свою ношу. Брезгливо сбросив заползшего ей на руку червя, Вассиана некоторое время молчала, глядя в сгустившийся сумрак за окном. Слеза скатилась по ее щеке. Она смахнула ее пальцами. Испанец молча ждал, что скажет госпожа дальше.

— Князья вернулись? — спросила она, не поворачиваясь.

— Нет еще, госпожа. Но скоро будут. Гонец царский приезжал. Весть привез от государя. Голенище муженька вашего на кулачный бой вызывает.