Странствие (СИ) - "Алексис Канте"

Разрыв считался ничейной землей. Гозои из Четырех Отцов и Саддо из Убежища Тени препирались из-за него веками. Торговый путь, шедший от Кровавого озера, притягивал обоих лордов, но короли Маурирта, как объяснил Касар, не торопились присудить кому-нибудь из вассалов ценный трофей. Отдашь язычникам — обидишь верного союзника; передашь братьям по вере, и Тень усилится, закрепившись в глуби материка.

Караваны оттого ходили через Разрыв под надежной охраной; ее купцы нанимали в Дитяти или Шкурах, а лорды при случае нападений лишь разводили руками, обещая заселить проход и установить таможенные посты. Касар еще высказал подозрение, что Саддо и Гозои иногда не гнушаются и сами грабят неосторожных торговцев и путников, тут Ив не стерпел — горячо возразил центуриону. Не могут благородные лорды заниматься разбоем! Картайн Саддо — лучший друг отца, долго живет в Колыбели; он лорд степенный, набожный и высокий, уж точно на грабеж он не способен!

Всадники тронулись в путь, впрочем, Ралик полушагом-полубегом ступал рядом с ними. Лошадки маленькие, и они ослабли от наездников и поклажи, безводья, малого количества сена. Касар не хотел рисковать отличными животными: ведь в Колыбели их попытаются разводить. Ив согласился с телохранителем; он выбирал своему жеребцу кличку, намереваясь назвать его в честь какого-нибудь древнего героя. Касар тоже, похвалил собственного коня, сказал, что имя придумает позже, а Зарра, вдруг разомкнул уста и посетовал: «Лошадь — это не сын и не дочь, божья тварь, просто лошадь. Мою, я уверен, заберут в легион».

По бокам размашистой дороги, между валунов и камней виднелся голый, как жердь, кустарник. Среди него Касар опознал терновник и барбарис. Ралик облазил кусты, нарвал горсточку усохших плодов и передал Иву. Маурирта оттер с них пыль, попробовал обе ягоды, недовольно скривился: кислые и терпкие. А оруженосец не унывал, и те, и те ягоды уплетал за обе щеки — недаром он родился у повара.

Ралик еще выпросил у Касара зрительную трубу, поднес к светлым, будто день глазам и присмотрелся к холмам на юге.

— Ив, погляди, там фисташка растет! — вскликнул он, взобравшись на большой продолговатый камень. — Я могу за ней сбегать!

— Далеко, — сказал Ив, взяв трубу и увидев кучку нескладных, похожих на растрепанные бочонки, деревьев. Их вкусные орехи они покупали жареными на рынке у храма Аммахамат и съели за три дня. Вяленое мясо путешественники доели утром, перед выездом, и после завтрака у них оставались лишь остатки козьего творога и три фунта золотистых яблок. Творог Ив купил позавчера в маленьком пастушьем стане, отдав серебряник, чем привел в восторг пастухов, а Касара в уныние. Пастухи оказались староверами, однако, не стесняясь, посулили отряду милость Странствующего Бога.

Касар, едущий почти вровень, разрешил его сомнения.

— Нельзя отлучаться, — строго сказал он Ралику. За время их похождений щетина Выжившего превратилась в короткую бородку. — Думаешь, в Разрыве ты один умник? Плоды давно обтрясли.

Ралик наверняка отыскал бы хоть чуть, но ждать его некогда: по прохладе лошади бегут охотнее. Ив шевельнул бедрами и надавил за подпругой, призывая коня ускориться, — делать так его научили опытные наездники Матасагарис.

— Купим фисташковые орехи в порту. Вперед! Вперед!

Лошадь Ива прибавила ход, а Зарра, едущий впереди, и не оглянулся — проделал то же самое.

Добрые часы утекали один за другим. Их крохотный отряд то переходил на рысь, то осторожным шагом огибал валуны и канавы. День, как и прежде хмурился, но встречный ветер ослабел — он больше не создавал серьезных помех. Лошади шли скорым шагом, всадники пребывали в молчании, Ралик, изнывая от пота, вприпрыжку бежал рядом. Изредка Зарра или Касар окриком предупреждали о препятствиях на пути.

Ив Маурирта передумал думы об отце, Миэле, столице, по которой он успел хорошенько соскучиться, кораблях Странствия и искателях моря, о сводных старших братьях и родном брате Эране, о дерзких сыновьях Кимирры, Шане, вечно его задирающего, и Лите — дочери Гулуя. С последней Ив особенно дружил и вез ей в подарок свои любимые яблоки. То-то она обрадуется в плохой неурожайный год!

Отдавшись чутью матасагарской лошади, Ив закрывал глаза и молился. Он призывал Странника простить его! Ива готовили к отплытию лет с восьми, но формально, до прикрепления броши явителей на грудь и нанесения татуировки, богу гневаться не на что. Богу нужны истинные добровольцы, а не люди слабые духом! Любой человек может передумать, но лишь до того момента, пока Первый Явитель не прицепит к одежде знак готовности к казни. И не состоится клятва-обещание в Бирюзовом Храме Гахона Строителя.

После долгих усердных молитв Иву показалось, что Странник отвечает и прощает его. Он подумал, что обязательно расскажет отцу о голосе, прозвучавшем у него в голове, потрудится несколько дней в очистительном богослужении...

— Пора лошадям передохнуть. Бедняге Ралику и нашим задницам тоже! — гаркнул справа голос Касара.

Выживший избрал для привала неплохое место. Маленькая горная долина сбегала здесь с отрогов Северного Лабиринта. Она встречалась с нырнувшей книзу дорогой и образовывала обширную поляну, истоптанную тысячами сапог и копыт. Укрытая от ветра пригорками и холмами поляна служила пристанищем для караванов, а может и ночлегом для путников. В ее центре очевидно росло огромное дерево, а теперь сохранилась лишь оплывшая яма. Обрывки скрюченных корней, — редкие и усохшие, свисали из ее стен, напоминая о выкорчеванном насмерть пне.

Всадники расположились на отдых, дали лошадям последней воды из бурдюков. Неумолимая Богиня явно народилась в мир, но кричала она или уже начала лопотать — за тучами непонятно. Касар, впрочем, воткнул свой меч в землю прямо в ножнах, надеясь определить это. Ив уселся на попону, заботливо подстеленную Раликом, снял сапоги, блаженно вытянул ноги. Они перекусили суховатым творогом, запивая его водой из фляжек. Зарра торопливо поел и ушел вперед, чтобы обозревать окрестности, а Ив повертел головой.

— Представляю, как прекрасно тут отдыхалось под раскидистой кроной!

— Возможно. Не знаю, что за дерево росло — дуб, кипарис или большое медное дерево, но спилили его давно, еще когда здесь находился лагерь охотников, — сказал Касар. — Торсус рассказывал...

Выживший неспешно прохаживался, иногда поднимая голени ног и потряхивая ими. Ив тоже встал, Ралик помог ему надеть сапоги, и он задал очередной, в их странствии вопрос:

— Они охотились на козлов в горах?

— И на них тоже. Но в основном на снежных барсов или леопардов, если назвать их по северному.

— А сейчас кто-нибудь охотится?

— Бог знает! — усмехнулся Касар. — Пастухи в Северном Лабиринте есть, наверное, и охотники туда забредают. Только козлов и леопардов давно не осталось! Не выжили, бедняги! Ха-ха! Охота идет на различных птиц, ну и может на сусликов.

— Жалко, что их всех постреляли! — грустно проговорил Ив.

— А Слепые Шкуры потому и назвали слепыми. Охотники старались попасть барсу в глаз, чтоб шкуру не испортить, — просветил его Касар. — Целая шкура, значит слепая, а дырявая, ха-ха, она и есть дырявая. Торсус в молодости, кажется, попадал в глаз леопарду.

Бывший Глава Выживших ныне глубокий старик, и вскоре он уйдет в Странствие. Маурирта дал себе зарок разузнать у него о снежных котах.

— Я в книге читал, что больше других барсов истреблял Хауренг Охотник, который только и делал, что по скалам лазил, — продолжил Касар. — Стрелком король был неважным — в око барсу не попадал, поэтому злился и все попорченные шкуры сбрасывал в Смертный Каньон.

— Что ж за король такой! — недоуменно воскликнул Ралик. — Зачем шкуры выкидывать?

— Дурень на троне! Ему править надобно, а он...

Но Касар так и недоговорил, увидев спускающегося с пригорка напарника.

— Сюда люди бегут! С оружием! — крикнул Зарра. — Восемь человек по дороге, еще несколько заходят сбоку по балке.

Неужели грабители?! Их много! Что же им делать?! Сражаться или скакать обратно?!