У Кощея вообще рыльце в пушку по любому поводу. Что бы ни случилось в Лукошкине и окрестностях — начинай копать, рано или поздно всё равно нарвёшься на козни этого бессмертного преступного типа. Да вот хоть и сейчас! Думали, во всём виноват фон Дракхен, да? А фигу!
— На! — Покопавшись в хаотичной куче бумаг на столе, хозяин Лысой горы вытащил обрывок какого-то жёлтого пергамента с красивой готической надписью на незнакомом мне языке.
— И что это?
— На старославянском скажи «взбудит»! Просыпайся, значит. Произнесёшь вслух, щёлкнешь каждую по носу, она и пробудится.
— А щёлкать зачем?
— Да смеху ради! По сути, оно и необязательно. С одних слов сработает.
— В каком порядке будить, значения не имеет?
— Лучше по старшинству, — подумав, прикинул Кощей. — Мата, конечно, больше, зато слёз да истерик меньше.
Вот тут он прав. Глава нашего экспертного отдела ни за что меня не простит, если её расколдуют не самой первой.
— Что у нас по поводу снятия чар?
— Баня. Как баньку истопишь, Ягу туда сводишь да в трёх водах искупаешь, так в сей же миг тело её молодое, весёлой силой налитое, очи смелые, груди спелые… Эй, ты чего покраснел-то, сыскной воевода?
— На себя посмотрите, — буркнул я. — Вы сценарии для немецких киностудий писать не пробовали?
— Не, — покачал головой лысый лиходей, прекрасно понимая, о чём речь. — Это у нас фон Дракхен на такие штуки мастер был. Любил, старый Змей, развратничать со всякими играми неприличными. Европа-с, культура-с, поверь моему слову, они ещё и не до такого дойдут…
Я вспомнил специфично одетого Гороха и предпочёл промолчать. Очень надеюсь, что к тому времени, когда вековой лёд всё-таки растает, этот гад безнадёжно отморозит себе всё хозяйство и девушек впредь красть не будет. Как говорится, кастрированный кот и мышей не ловит…
— А если бабка не захочет в прежний вид? — вовремя вспомнил я.
— Тады пущай месяц не моется! Заклятие моё в полную силу войдёт, и уж ничем его потом не одолеть. Ни твоей милиции, ни даже мне самому, — самодовольно ухмыльнулся Кощей, задирая нос наподобие великого Сальвадора Дали. — Я своё слово сдержал, все обещания исполнил. Теперича совсем всё? Яйцо-то когда отдашь?
— Отдам на выходе.
— Ну-ну, смотри, участковый, будешь выходить, не запнись на пороге. А то вдруг да ненароком шейку себе свернёшь! Так я ж тебя провожу, поддержу за ручку…
Опять двадцать пять!
Я закатил глаза, ведь любому Ивану-дурачку ясно, что, как только Кощей получит своё яйцо, он меня тут же убьёт на месте. Неужели он всерьёз думает, что я этого не понимаю? Однако выкручиваться как-то надо, потому что жить очень хочется…
— Я должен убедиться в том, что все пленницы будут далеко и в безопасности.
Гражданин Бессмертный с пониманием покивал и даже активно помог мне дотолкать тачку с четырьмя спящими девицами до выхода. Я на секунду расслабился, задумавшись о том, как мне на своём горбу тащить их всех на печку, и в этот момент кто-то навалился мне на плечи.
Короче, и охнуть не успел, как уже был прижат к полу с заломленными за спину руками, а сильные пальцы Кощея хищно обыскивали мои карманы…
— Не серчай, сыскной воевода, но тока полный идиот поверит, будто бы я тебе без сопротивлениев сдамся. Сам во всём виноват, думать надо было, к кому спиной поворачиваешься. А вот хочешь знать, в чём твоя главная ошибка, Никитка-дурачок?
Мне это было не очень интересно. Я знал, в чём его главная ошибка — взялся душить, души, а не болтай зря! Мне удалось кое-как выпрямить спину и максимально чётко произнести:
— Возбудит!
— А-а-ах! — четырёхкратно раздалось в коридоре, и четыре красавицы одновременно открыли глазки. Давление на мои плечи заметно ослабло…
— Кощеюшка-а, любимы-ый!
Кощей рывком поставил меня на ноги:
— Ты какую хрень прочёл, участковый?! Там ить совсем другой текст был, «взбудит» же! От чтоб тебя, зараза ментовская, на Луну закинуло, кратеры дырявые патрулировать…
А поздно. Баба-яга, Василиса, Маняша и даже моя Олёна (ладно, это временно) кинулись с поцелуями на гражданина Бессмертного, буквально завалив его любящими телами.
— Чмок! Чмок! Чмок! Чмоки-чмоки-чмоки-и!
Я с трудом выбрался из-под этой куча-малы и на глазах перепуганного Кощея достал из кармана золотое в крапинку яйцо.
— Тока попробуй, гад… мы ж… договорилися-а?!
— Угу, и кто нарушил договор? — глухо напомнил я, изо всех сил саданув яйцом об пол.
Осколки скорлупы так и брызнули во все стороны! Я наклонился и поднял небольшую стальную иглу…
— Всё, без базару, — мигом сменил тон величайший злодей современности. Он быстро произнёс нужное заклинание, и ко всем девушкам мгновенно вернулся разум.
— Никитушка, сокол ясный! Любимый мой! Никита Иванович, вы ли?! — В ту же минуту трое красавиц повисли уже на мне. Как я только удержался на ногах, ума не приложу…
Олёну прижал к груди, Баба-яга и Маняша удовлетворились левым и правым плечом. Рядом с Кощеем осталась лишь его верная бесовка Василиса Премудрая. И хотя он сам, собственной рукой, грубо оттолкнул её, в глазах толстухи светилась самая искренняя женская преданность из серии «бьёт — значит любит!».
Мне, как сотруднику милиции, такого никогда не понять. Но если вспомнить, сколько у нас было вызовов в той же Москве: «Приезжайте срочно, он меня бьёт! Ой, не трогайте его, я его люблю!» Женская душа — терра инкогнита…
— Милая, нам надо уходить, — с трудом прерывая поцелуй, сказал я. — Забирай всех наших, печь в конце коридора, уезжайте в Лукошкино!
— А ты? Я тебя не оставлю!
— Мы с Митей справимся, — попытался соврать я, но под строгим взглядом Олёны признался: — Главное, спасти всех наших. Я выберусь, у меня смерть Кощея на конце иглы.
— Та самая?! — не удержавшись, влезла Баба-яга. — Никитушка, отдай её мне, Христом-Богом молю! Хочу сама с энтим лысым хреном за всё поквитаться! Я ж его энтой иголкой зашпыняю во все места, он у меня месяц сесть не сможет, я ж ему…
— Ни фига себе наезды-то?! — не удержавшись, возмутился Кощей Бессмертный. — Стало быть, как всей толпою бабской меня поцелуями слюнявить — так пожалуйста! А как смерть мою…
— Стоп. — Бабка гулко ударила себя кулачком по розовому лбу. — Так мне не привиделось оно. Девоньки, мы и впрямь энту морду лысую, энто колено безволосое, энтот мухомор несвежий… целовали-и?!
— Бей его, — тихо предложила моя скромная жена.
Я даже слова вставить не успел, как ситуация вновь вильнула хвостом не в ту сторону. Минут пять все три взбешённые красавицы лупили бедного Кощея всем, что под руку попадётся.
Бедная Василиса Премудрая подпрыгивала рядом, умоляя и шепча:
— Ой, ну не надо! Ну хватит! Он больше не будет! Ему же больно-о…
Не дожидаясь, пока наш злодей опомнится и не глядя нараздаёт всем им сдачи, я поспешил решительно вмешаться в это дело. Пару оплеух получил сам, попав под горячую руку, но всё-таки как-то сумел растащить всех в стороны.
— Всё! Пожалуйста! Выдохнули и успокоились! Дракой мы ничего не решим, в конце концов, есть какие-то договорённости, и давайте мы все будем их соблюдать.
Ко мне прислушались. Конечно, не сразу. Та же Баба-яга дольше всех ворчала, что все договорённости с Кощеем надо совать трубочкой псу под хвост, там им самое место! Это, как вы понимаете, мой отредактированный перевод, на деле бабка-красавица выражалась куда крепче.
Оказывается, заколдованный человек не всегда является исполнителем чужой воли, в смысле действует неосознанно, как под влиянием наркотика. Бывает, что как раз наоборот — умом и сердцем прекрасно понимает, что творит, а вот остановиться не можешь. И это был тот самый случай.
А заставить чародейским заклинанием главу нашего экспертного отдела целовать Кощея Бессмертного в дёсны — да ещё и по мордасам ему потом дать не смей?! Короче, я её понимаю. Это всё равно будет временное перемирие, потом он отвернётся, и она его сзади, в прыжке, костяной ногой по кумполу одним ударом за всё…
