– Ты отказал ему?
– Другой воин опередил Финна.
– Другой! – ее пальцы сжались. – Дункан…
Свободной рукой он снова прикрыл ей рот:
– Послушай, малышка, не пытайся бороться со мной, когда в этом нет необходимости, – Дункан улыбался. – Когда ты ушла, я пошел повидаться с Малиной. Я действительно собирался просить ее клановых прав в Совете. Но она обмолвилась… что Боррс был отцом ребенка, и что она это знала с самого начала. Она ничего не говорила, потому что не хотела уступать меня тебе. Я никогда не думал, что меня могут так сильно желать сразу две женщины. Но я возношу благодарение богам за их мудрость.
Аликс усмехнулась, эта мужская самоуверенность ее развеселила:
– Если Малина не будет твоей…
– …моей будешь ты, – Дункан наклонился и нежно поцеловал Аликс. – Если, конечно, ты по-прежнему этого хочешь.
– В этом нет сомнений, – прошептала она: у нее снова кружилась голова. Никаких…
Дункан вложил что-то в ее руку, сжав ее пальцы на прохладном металле.
Аликс открыла глаза, В ее руке было ожерелье, блистающее тысячами граней: внизу оно завершалось фигурой парящего ястреба, держащего в когтях мерцающий темный янтарь.
– Это обычай Чэйсули, – сказал Дункан.
– Воин предлагает женщине в дар ожерелье как знак союза, и если она принимает его, они считаются вступившими в брак.
– А что те клановые права, о которых ты говоришь?
Дункан улыбнулся:
– Я попрошу их в Совете, но если мы немного опередим события, это не страшно. Если ты этого хочешь.
Дрожащие пальцы Аликс скользнули по фигурке ястреба к янтарю:
– Я должна спросить, Дункан.
– Спрашивай.
– Ты сказал, что у твоего народа верность не слишком в чести… Он снова улыбнулся:
– Я так и думал, что ты спросишь об этом. Маленькая моя, тебе не нужно больше бояться. Хотя верно, что Чэйсули не всегда верны одной женщине, это не значит, что по-другому мы не можем. Я уважаю твои хомэйнские идеалы, чэйсула. Я не собираюсь давать тебе ни малейшего повода изгнать меня из твоего сердца.
Она снова закрыла глаза – на этот раз чтобы скрыть слезы:
– Дункан… если это та толмоора, о которой ты говорил… мне кажется, я буду верно следовать ей.
Он наклонился к ней и поцеловал ее в лоб:
– Тише. Сейчас я должен покинуть тебя, меня ждет Совет, но я вернусь.
Отдохни, чэйсула, хорошо?
Ей хотелось удержать Дункана, но она не сделала этого. Когда он ушел, Райсса склонилась над ней и укрыла ее мягким одеялом.
– Теперь ты видишь его силу, Аликс. Кумаалин Шейна изменила его жизнь, но и сделала его воином.
Аликс казалось, что она медленно плывет куда-то по тихим волнам:
– Ты говоришь о нем так, будто знаешь его дольше многих. Райсса улыбнулась:
– Так оно и есть. Я носила его под сердцем.
Аликс широко распахнула глаза:
– Ты – мать Дункана ?
– И Финна.
– Ты не говорила… – растерянно сказала Аликс и задумалась. – Впрочем, они тоже.
– Не было. нужды. Но разве я не слушала тебя, когда ты жаловалась на Финна, в душе томясь по Дункану?
– Госпожа, ты пристыдила меня, – Аликс опустила веки. – Я говорила о твоем сыне то, чего не должна слышать ни одна мать.
Райсса весело рассмеялась:
– Я знаю все недостатки Финна, малышка. И ты обманываешь себя, если думаешь, что у Дункана их нет.
– Я не видела ни одного, – отчетливо проговорила Аликс.
Женщина снова рассмеялась и пригладила короткие волосы Аликс:
– Только потому, что ты не позволяла себе видеть их. Разве не из-за его ревности ты потеряла свои прекрасные волосы?
Аликс улыбнулась в ответ:
– Может, это и недостаток, но его я могу простить.
– Теперь отдохни, маленькая, – ласково сказала Райсса. – Он вернется к тебе.
Аликс в последний раз попыталась вырваться из объятий усталости:
– Я дочь Хэйла, госпожа. Как ты можешь быть такой доброй к дочери того, кто оставил тебя ради другой?
– Это неважно, Аликс. Все это в прошлом.
– Я знаю, как умеет ненавидеть Финн, – тихо промолвила Аликс. – Я не хочу, чтобы ты ненавидела меня так же.
– Хэйл был воином Чэйсули. Он вел себя так, как считал нужным, и по праву.
Для нас это закон, Аликс, и я всегда рада видеть тебя в моем шатре. Если с тобой ко мне вернется что-то от Хэйла, я буду рада.
– Райсса… – Тише. Если хочешь, мы поговорим об этом в другой раз. Может, ты что-то захочешь узнать о своем жехаане.
Аликс медленно скользила в сон – но и во сне она чувствовала себя счастливой от сознания того, что она все же стала женщиной Дункана.
Она еще успела подумать о тех чарах, которыми, видно, была наделена Линдир, раз могла так приворожить мужчину.
Может, и в ней, в Аликс, было что-то этих чар…
***
Два дна спустя Аликс устроили в шатре Дункана. Она сидела на ложе, под спину ей подложили свернутые шкуры. Ей было странно находиться в доме Дункана, сознавая, что теперь это и ее дом, но когда он приходил и был с ней, Аликс понимала только одно: что она – счастливейшая на свете женщина.
– Мне лучше, Дункан, – ласково сказала она.
Его взгляд был почти суров:
– Тогда объясни мне, как ты получила рану от стрелы.
Аликс рассмеялась:
– Это был молодой охотник. Элласиец, должно быть.
Дункан нахмурился:
– Объясни мне, с чего охотник вздумал стрелять в тебя, когда у него, скорее, должны были быть совершенно другие намерения по отношению к такой красивой женщине?
Она долго молчала, потом взглянула на Дункана:
– Потому что он думал – я волк. Дункан поднял брови:
– Не представляю, как он мог принять тебя за волка, Аликс. Может, он просто увидел Сторра – и промахнулся?
Что ж, видно, пришло время признаться во всем. Она пропустила Совет, где хотела показать свое умение, и ничего не рассказала Дункану. Она берегла и баюкала знание, как ребенка, храня его в тайне и предвкушая радость мгновения, когда она все скажет Дункану. Теперь оказалось, что это сложнее, чем она думала.
– Он не промахнулся, – наконец сказала Аликс, коснувшись заживающей раны.
– Он принял меня за волка, потому что я была волком.
Дункан издал невнятный недоверчивый возглас и присел у рабочего стола, вновь занявшись брошью, над которой работал уже два дня. Ожерелье, согретое теплом тела, украшало шею Аликс.
