Механические птицы не поют (СИ) - Баюн София

— Потому что после случая с дверью я пробралась к ней в каюту и порылась в ее вещах, — Эльстер смотрела на него так, как будто он сказал ужасную глупость.

— Эльстер, нельзя так…

— Почему?

— Это незаконно, к тому же у тебя не было повода…

— Ты по закону должен был в камере догнивать, — напомнила она. — А сороки до ужаса любопытны. В общем, я хорошо поняла, кто это такая, и чем она мне может помочь.

— И кто же такая, по-твоему, Бекка?

— Полуночница, которая влезла в дом герра Хампельмана. Подумай сам — какая-то нарочито набожная и неприметная девица с воровскими штуками в саквояже и открывающая двери, закрытые снаружи, бежит в единственный город, где все носят маски и легче всего затеряться, первым же дирижаблем. После второго убийства. Как и мы с тобой, Уолтер. У нее такие же мотивы.

Эльстер замолчала. Уолтер поставил чашку на стул. Может быть, происходящее все-таки было бредовым видением?

Видимо, эмоции слишком отчетливо читались на его лице.

— Да ладно, я могу ее позвать, она сама расскажет.

— Я похожа на балаганную сказочницу?! — раздалось шипение из коридора.

— Она обижается, что я ее заставила тебя спасать, — доверительно сообщила Эльстер.

Дверь открылась. Уолтер с облегчением понял, что с ума он не сошел — стоящая на пороге женщина просто не могла быть юной Служительницей.

Ей было больше тридцати. Невысокая, хрупкая, со строгим взглядом темно-серых глаз, она казалась не то Наставницей из колледжа, не то Настоятельницей при храме.

Но он узнал ее голос. Это она вывела его из тюрьмы.

В руках Бекка сжимала чашку с чаем. Она села на табурет у двери и внимательно посмотрела на Уолтера.

— Она металась без маски по улицам неподалеку от аэродрома и приставала к прохожим: «Вы не видели юную фройляйн в костюме Служительницы! Фройляйн из Лигеплаца, представляете, там убийство, не удивительно, что она решила бежать! Вот фотография, посмотрите!» — в голосе Бекки явственно слышалась злость.

— Откуда у тебя ее фотография? — спросил Уолтер Эльстер.

И все-таки это была именно она. Там, на дирижабле, Бекка почти не поднимала глаз, а он особо не разглядывал собеседницу. Спрятать тонкие морщинки в уголках глаз, подтянуть едва заметные складки у крыльев носа и в уголках губ, добавить косметики — и если пристально не присматриваться, можно увидеть совсем другое лицо.

Он разговаривал со своим мертвым братом в темноте. В конце концов, почему бы и не фройляйн Бекка из Лигеплаца.

— Да не было у меня никакой фотографии. Я понятия не имела, где ее искать, мне нужно было, чтобы Бекка сама заметила и пошла меня затыкать, — пожала плечами Эльстер.

— И не побоялась, что ножом сзади пырну, — мрачно отозвалась Бекка.

— Нож о шестеренки затупится, фройляйн Служительница. Я еще на корабле поняла, что мы про друг друга все знаем. В общем, я ее попросила тебе помочь.

— Попросила, — вскинула бровь Бекка. — Пташка удивительно нагло врет.

— Позвольте, вы сказали, что вас шантажировали, но у Эльстер ничего не было…

— Она сказала, что написала десять одинаковых писем и разложила их в десяти почтовых отделениях на разных концах города.

— Письма с отложенной датой отправки, — сказала Эльстер, довольно щурясь. — Всего на месяц. Первое должны были отправить в Лигеплац через день, после твоего ареста, десятое отправят завтра.

Бекка сделала глоток из чашки. Казалось, от ее взгляда в комнате стало холоднее.

— Не знаю, как она заставила тебя вести ее на Альбион, мальчик, но я правда удивлена, что эта птичка своими песенками не заставила ее отпустить добровольно и дать денег на дорогу. Впрочем, мы с тобой обе хорошо знаем, почему это невозможно, верно? — усмехнулась она, глядя на Эльстер.

Уолтер поморщился. Игры в полунамеки были ему сейчас не под силу.

— Да-да, вас же иначе не заставишь совершать добрые дела, — бесстрастно ответила Эльстер.

— Добрые дела? Я что-то пропустила, ты просила меня сделать пожертвование сиротскому приюту, а я не так тебя поняла и вытащила преступника из тюрьмы?

— Вы верите, что я убивал людей в Лигеплаце? — спросил Уолтер. Он не чувствовал вкуса чая, только обжигающую тяжесть, прокатывающуюся по горлу.

— Откуда мне знать, мальчик? У тебя брат женщин потрошил. Хотя ты скорее нет. Я убийц много видела, и почти все они были с такими честными глазами, вот как у тебя. Хотя вы, Говарды, вроде слабы рассудком?

— Нет, — отрезал Уолтер.

Он не знал, почему после каждого предательства семьи все равно продолжал защищать ее, но признаваться Бекке в том, что он и правда едва не сошел с ума, было выше его сил.

— А я другое слышала, мальчик.

Бекка вытащила из кармана длинный мундштук из темного дерева и серебристый портсигар. Эльстер, скинув туфли, притянула колени к подбородку.

— В общем, я прежде, чем ее искать, весь день каталась по городу и оставляла на почтах письма с описанием, где встретила, что нашла в саквояже, почему думаю, что это она убила герра Хампельмана, — сказала Эльстер, неодобрительно наблюдая за Беккой, выпустившей первое облако пахнущего цветами плотного белого дыма.

— Я ее заметила. Думала завести за угол и пристрелить, если в башку и в сердце — наверняка же в неисправность придет, — холодно проложила Бекка, затягиваясь. — А она меня увидела, в руку вцепилась и давай про письма тараторить. Сказала, что будет говорить мне адрес за несколько часов до отправки письма. Как эту паршивку пытать — я понятия не имею, да и не моя это специальность. Найти десяток писем в вашем клоповнике я могла не успеть. В общем, мы договорились, что я тебя вытаскиваю и сторожу вас обоих, пока не проснешься. Пташка говорит мне, где последнее письмо и мы расходимся. Я кое-что знаю про нее, она — про меня, и мы обе забываем о существовании друг друга. Ты проснулся, не вижу причин здесь торчать.

— Вы убили герра Хампельмана? — не выдержав, спросил Уолтер.

Бекка прищурилась. Ему показалось, что ее уже скрывает альбионский туман, только этот пах не машинным маслом и гнилью, а цветочным наркотическим дурманом.

— Нет. Когда я пришла, он уже валялся дохлый, вместе со своей женой. И Саттердика не трогала, а если это кто-то из наших — мне про то не известно. Ты хороший мальчик, хоть и глупый. Может, ты хорошо врешь, или не помнишь, как по ночам ползал по чужим домам с ножом, но это не мое дело. Хочешь совет Полуночницы — полежи тут пару дней, в этой помойке никто тебя искать не станет, придешь в себя — бери свою птичку и беги. Я знаю Унфелиха много лет. Он не отступится, пока она не умрет, — Бекка махнула мундштуком в сторону Эльстер.

Уолтер заметил, как она поежилась и опустила взгляд. Она знала, что Бекка права. И панически боялась того, что ее и правда найдут.

«Она могла просить Полуночницу избавить ее от преследователя, помочь ей скрыться, но вместо этого кинулась вытаскивать меня?» — с горечью подумал Уолтер.

Он ведь поверил, что она его обокрала. Благородно простил ее, гордо бросил Унфелиху «нет». Потому что хотел защитить? Или потому что хотел не быть похожим на Джека и побоялся, что начав жертвовать другими ради себя, тоже сойдет с ума?

А Эльстер, которая так боялась преследователей, которая и правда украла деньги и могла уехать в любой момент, осталась, чтобы помочь ему. Жила в районе, куда Уолтер когда-то боялся заезжать даже в охраняемом экипаже, связалась с женщиной, которую от убийства отделяли только десять клочков бумаги.

— Хорошо. Я… я ее увезу. Эльстер, ты могла бы… сказать Бекке, где письмо? Я думаю, не стоит ее задерживать.

Эльстер кивнула и быстро назвала адрес. Бекка, вытащив окурок из мундштука, бросила его на пол и раздавила каблуком.

Когда дверь за ней захлопнулась, Уолтер несколько секунд в растерянности смотрел на Эльстер, пытаясь подобрать слова.

Она смотрела золотым взглядом, в котором было столько эмоций, что он не мог различить ни одной. А потом обняла его, как когда-то в Лигеплаце, но осторожнее, чтобы не потревожить раненую руку.