Любовь против (не)любви (СИ) - Кальк Салма

— Нет, неплох. Когда хоть немного своей головой думает.

— А зачем тебе, чтоб своей? У него твоя есть. Неужели не слушается? — продолжала усмехаться женщина-сова.

— Да как-то не очень.

— Если ты думаешь посадить его дома и в рейды не пускать — об этом, конечно, забудь. Здешние мужчины так не умеют. Да и что ему возле твоей юбки делать? Каждый твой шаг сторожить?

Катерина вдруг представила, что Роб и вправду может сторожить каждый её шаг. И содрогнулась. И ещё представила, что он мог быть как Джейми или как Рональд. Мог бы, конечно, и как Джон, но по закону подлости вышло бы только хуже, чем есть сейчас. Нет, ничего менять не нужно.

— Привыкла я уже, — вздохнула она. — Справлюсь.

— Вот и правильно. Справишься. Если бы ты не могла справиться, матушка тебя б сюда не вытащила, так бы и болталась там у себя — и не к живым, и не к мёртвым. А здесь при деле, и ещё силы магической тебе отсыпали.

— Это точно, отсыпали. Только инструкцию приложить забыли. Та, что твоя матушка дала, какая-то коротенькая была и сумбурная. Может, у тебя есть какая книга, где бы всё было написано? Как, что, сколько силы, куда и что будет в итоге?

Бранвен рассмеялась, и смеялась долго.

— Всё бы вам, людям, разбирать до первооснов, что да куда! Нет бы подойти осторожно, вежливо, тут потрогать, там попробовать!

— Знаешь, как мне уже надоел этот метод тыка? Тут ткнись, там попробуй, и чуть что — не обморок, так просто в глазах темно!

— Слушать надо мир, тогда и он тебе поддаваться станет. Не драть и не ломать, а менять тихонечко, ласково, нежно. Как с любовником. Тогда он и отзовётся. А вам всё бы по правилам да по руководствам. А надо — по любви.

Да, Мэгвин тоже что-то говорила про любовь. Но какая тут любовь, когда вода в подвале, плесень в доме и одуревшие от безделья мужики ищут, кого бы повесить! Катерина так и сказала, чем вызвала новый взрыв неудержимого смеха.

— А ты на что? Руководи. Ты — маг, они — нет. Ты сильнее, хоть это и не сразу увидишь.

— Да не сильнее я. Только и могу, что грязь убрать да невидимой прикинуться.

— Не только, — покачала головой Бранвен. — Видишь лужу? — показала на стоявшую под ногами воду.

— Вижу.

— Осушить сможешь?

— Как?

— А вот смотри, — повела руками, собрала всю воду в сверкающий шар, запустила его вниз по склону.

А земля на освобождённой кочке стремительно подсыхала.

— Нет, я только одежду, — замотала головой Катерина.

— А в чём разница? Здесь ещё и проще, потому что одежда — она уже неживая, а земля — живая. Если с лаской и уважением — то тебя услышат и здесь, и там.

И следующие полчаса Катерина училась осушать воду. Полезное умение, по сезону. У неё получилось, но закончилось всё закономерно — головокружением. Она села на собственноручно высушенную кочку и прикрыла глаза.

— Не садись и не раскисай, ещё хуже будет. Подставь лицо солнцу, ощути ветер! Ела сегодня плохо, что ли?

— Да вовсе не ела, — с досадой сказала Катерина. — А всё эти дураки — шпиона, видите ли, захотели повесить.

— А ты не дала? — удивилась Бранвен.

— Не дала. Ещё не хватало — у меня во дворе людей вешать! Да ещё тех, которых я кормлю!

Бранвен снова смеялась и говорила, что Катерина не пропадёт.

— А вот скажи, могу я научиться превращаться в птицу? Ну там или зверя? — спросила Катерина. — Это ж полезно!

— Это кровь, этому не научишься. Это или есть — или нет. У тебя кровь многажды разведённая и оттого слабая, я даже и не знаю, что сделать, чтобы стала сильнее. Может быть, к зрелости заматереешь. Сейчас-то у тебя разве что лисья тень на ярком солнышке видна.

— Что? — Катерина даже с кочки подскочила и заозиралась.

Какая ещё лисья тень? Мало ли, кто её увидит!

— Ты не заметишь. И твои тоже не заметят — не тем местом смотрят потому что. Но она есть. Значит — не всё в тебе от людей, есть что-то и от нас. Ощути и пользуйся, тебе будет только во благо. И тем, кто рядом с тобой.

— Скажи, Бранвен, а ты далеко живёшь?

— Как сказать… и да, и нет, смотря, как считать. По-вашему — на той стороне границы. По-моему — рядом.

— Если рядом, то не могла бы ты заглядывать и дальше меня учить? — спросила Катерина.

Раз попался ценный специалист — никак нельзя его отпускать!

Бранвен опять смеялась — ох уж эти люди.

— Могла бы. И матушка меня об этом просила — приглядеть и научить, чему смогу. Но — не каждый день.

— Хорошо-хорошо, как скажешь. Когда следующий урок? Завтра?

— Завтра непогода будет. Не полетаешь.

— Послезавтра?

— Давай-ка я научу тебя простому призыву. Расслабься, отпусти все чувства и послушай мир вокруг.

Катерина сделала, что просили. Солнечный свет, ласковый ветер, птички пересвистываются. И большое яркое пятно, или шар, или что ещё — там, где Бранвен.

— Чувствуешь меня? Зови. Мысленно. Притягивай. Я должна услышать твой зов.

Катерина понимала, что на расстоянии всё окажется иначе, но — пыталась. И надеялась, что у неё выходит.

— Я-то тебя слышу, — смеялась наставница. — Договоримся так: чрез три дня, здесь. Если я не смогу появиться, отправлю весточку. Как-нибудь. И ты зови, не стесняйся. За спрос не бьют.

А кто-то и бьёт, вздохнула про себя Катерина.

Бранвен подпрыгнула… и взлетела совой. Сделала круг над головой Катерины, коснулась крылом макушки, и исчезла в лесу.

— Кэт! Да куда ты пропала, Кэт! Где ты есть? — услышала она голос Роба совсем близко.

— Я здесь, — ответила она.

Он появился с тремя своими парнями.

— Я уже под каждую кочку заглянул! Куда ты спряталась? Что за глупости — в лес убегать? Жив твой шпион, ничего ему не сделали. Только тебе придётся рассказать, для чего он тебе сдался! — Роб обхватил её своими лапищами, обтрогал всю, убедился, что она цела и в порядке. — Пошли домой, хорошо?

— Пошли, — согласилась она.

Возвышенности постепенно подсыхали, в низинах ещё стояла вода. Речка чуть схлынула, но пока не вернулась в свои обычные берега. Катерина вовсю практиковала обретённое умение осушения — высушила подвал, высушила сырые углы, просушила замковую плесень. Всё это отнимало силы, но — с каждым разом удавалось больше, и выходило в итоге легче. Значит, думала она, всё правильно, нужно продолжать.

Как только дороги стали хотя бы условно проезжими, в Торнхилл вернулся местный священник, отец Томас. Роба в тот момент дома не было, он тоже почуял свежий ветер и с утра куда-то подался с десятком своих молодцов, и священника встретил Хью Айви. А к замку они подошли уже вдвоём — как раз когда Катерина, стоя на лесах, на весь двор ругательски ругала двух разгильдяев — Чарли и Дэна, ставших приятелями не разлей вода.

— Бестолковцы, забыли они! А голову вы утром под подушкой не забыли? И что теперь прикажете с вами делать? Давно поганую яму не чистили?

Оба они ещё вчера отпросились сбежать с работы пораньше — у Дэна в доме намечались какие-то именины, кажется — старшего сына. Катерина пустила — что она, зверь какой? Ещё и пару монеток серебряных передала — в подарок от семьи милорда. Зато утром они обещались прийти пораньше и убрать с высоты оставшуюся со вчера кучу строительного мусора. В итоге эта куча перегораживала проход, который нужно было преодолеть Катерине, чтобы чистить очередные квадратные метры стены. Да ещё оба дурака проспали — очевидно, вчера неплохо поели и выпили. Вот обоим и досталось.

В финале речи Катерина зажмурилась, ощутила ту самую кучу, опутала её силой, приподняла, глянула — нет никого, значит, можно — и с силой обрушила на землю. С высоты примерно пятого этажа — много лет жила на такой высоте в хрущёвке.

— Вот теперь начинайте с того, что берите всё это и уносите, куда положено, ясно?

Оба разгильдяя сказали, что им ясно, и побрели таскать обрубки и собирать опилки. Мастер Дженкинс обещал, что к Бельтайну крыша будет — хотя бы простая деревянная, а потом уже можно и красивую черепицу заказать, и что там ещё миледи захочется.