Вавилон. Сокрытая история - Куанг Ребекка

Робин удивленно потянул завязки.

– Инструмент?

– Всего лишь подарок. С Рождеством.

Робин разорвал бумагу и увидел прекрасную новенькую книгу.

– Ты говорил, что любишь Диккенса, – сказал Гриффин. – Только что выпустили его новую книгу. Возможно, ты ее уже читал по главам в журнале, но я решил, что тебе захочется иметь ее целиком.

Он купил Робину все три тома «Оливера Твиста». Робин начал что-то мямлить заплетающимся языком: он не предполагал, что они будут обмениваться подарками, и не купил ничего для Гриффина, но тот лишь отмахнулся.

– Ничего страшного, я ведь старше тебя.

Только позже, когда Гриффин в хлопающем по лодыжкам пальто скрылся на Брод-стрит, Робин понял, что брат выбрал эту книгу в качестве шутки.

«Возвращайся вместе со мной, – чуть не сказал Робин при расставании. – Пошли в столовую. Приходи на рождественский ужин».

Но это было невозможно. Жизнь Робина раскололась пополам, а Гриффин существовал в мире теней, скрытом от посторонних глаз. Робин не мог привести его на Мэгпай-лейн. Не мог представить друзьям. Никогда не смог бы открыто назвать его братом.

– Ну ладно. – Гриффин откашлялся. – Тогда до следующей встречи.

– А когда она будет?

– Пока не знаю. – Он уже удалялся, и его следы засыпал снег. – Жди записку.

В первый день второго триместра главный вход в Вавилон перегородили четверо вооруженных полисменов. Похоже, они занимались кем-то или чем-то внутри, но Робин ничего не видел за толпой дрожащих студентов.

– Что случилось? – спросил он девушек.

– Говорят, тут был взлом, – объяснила Виктуар. – Кто-то хотел украсть серебро.

– И что же, полиция прибыла как раз вовремя? – спросил Робин.

– Когда вор пытался выйти, сработала тревога, – сказала Летти. – И полиция прибыла быстро.

Из здания вышли пятый и шестой полицейские, волоча за собой человека – видимо, вора. Средних лет, темноволосого, бородатого и в очень грязной одежде. Значит, он не из «Гермеса», с облегчением решил Робин. Когда полисмены потащили его вниз по ступенькам к ожидавшему кебу, лицо вора исказилось от боли, а над толпой разнеслись стоны. За вором на мостовой оставались кровавые полосы.

– В него всадили пять пуль, – сказал появившийся рядом Энтони Риббен. Выглядел он так, будто его вот-вот стошнит. – Приятно узнать, что охранная система работает.

Робин остолбенел.

– Она может стрелять?

– Башня защищена самой замысловатой охранной системой в стране, – сказал Энтони. – Охраняют не только «Грамматики». В здании находится серебро на полмиллиона фунтов, а вокруг только хилые ученые. Конечно, двери под ох- раной.

Сердце Робина заколотилось так, что ритм отдавался в ушах.

– Каким образом?

– Нам не называют словесные пары, их держат в строжайшем секрете. Плейфер обновляет их каждые несколько месяцев, и примерно с той же частотой кто-нибудь пытается совершить кражу. Признаться, эта словесная пара мне нравится гораздо больше – предыдущая изрезала руки и ноги вора древними ножами, по слухам, из Александрии. Вор заляпал кровью весь ковер; если присмотреться, до сих пор видны бурые пятна. Мы несколько недель гадали, какие слова использовал Плейфер, но никто так и не разгадал.

Виктуар проследила взглядом за удаляющимся кебом.

– И что теперь с ним будет?

– Ну, вероятно, первым же судном отправится в Австралию. Если только не помрет от кровотечения прямо в полицейском участке.

– Все как обычно, – сказал Гриффин. – Зайти и выйти, ты даже нас не заметишь. Однако время немного другое, поэтому придется не спать всю ночь. – Он хлопнул Робина по плечу. – В чем дело?

Робин поморгал и поднял голову.

– А?

– Выглядишь напуганным.

– Я просто… – Робин на мгновение задумался, а потом выпалил: – Ты ведь знаешь об охранной системе?

– Что-что?

– Утром мы видели, как в башню проник вор. При этом сработало какое-то оружие, и его изрешетило пулями…

– Ну конечно, – озадаченно произнес Гриффин. – Только не говори, что это для тебя новость. В Вавилоне есть смехотворная охрана. Разве вас не тыкали в нее носом в первую же неделю?

– Но систему модернизировали. Именно это я и пытаюсь тебе сказать – теперь она может определить, когда через дверь проходит вор…

– Пластины не настолько эффективны, – отмахнулся Гриффин. – Они могут только различить студентов, гостей и посторонних. Представь, что случится, если система сработает, когда какому-нибудь переводчику понадобится взять на ночь домой несколько пластин? Или кто-то приведет жену на факультет, не согласовав это с Плейфером? Тебе ничего не грозит.

– Но как ты можешь быть уверен? – Голос Робина прозвучал жалобнее, чем он намеревался. Он откашлялся и попытался говорить более низким тоном. – Ты не видел того, что видел я, и не знаешь, каковы новые словесные пары…

– Тебе ничего не грозит. Вот… возьми это, если волнуешься. – Гриффин покопался в кармане и бросил Робину пластину. На ней было написано «Усин – Невидимый». Та самая пластина, которой Гриффин воспользовался в ночь их первой встречи.

– Чтобы быстро скрыться, – сказал Гриффин. – Если возникнут серьезные проблемы. Возможно, тебе придется воспользоваться ею и для своих товарищей – трудно незаметно пронести по городу сундук такого размера.

Робин сунул пластину во внутренний карман.

– Не стоит относиться к этому так легкомысленно.

Гриффин изогнул губы.

– Вот оно что, ты вдруг испугался?

– Просто… – Робин на мгновение задумался, покачал головой и все-таки решил высказаться. – Просто у меня такое чувство, что я постоянно рискую, а ты лишь…

– Что? – резко спросил Гриффин.

Робин вступил на опасную территорию. По блеску в глазах Гриффина он понял, что зашел слишком далеко. Месяц назад, когда их отношения были более шаткими, он сменил бы тему. Но сейчас не мог смолчать. Он был раздражен и унижен, его вдруг охватило жгучее желание причинить боль.

– Почему ты не пойдешь с нами? – спросил он. – Почему сам не можешь воспользоваться этой пластиной?

Гриффин медленно прикрыл веки. А потом произнес слишком ровным и неестественным тоном:

– Я не могу. Просто не могу.

– Почему не можешь?

– Потому что не вижу снов на китайском. – Выражение его лица не изменилось, как и тон, но ярость и презрение все же просочились в слова. Удивительно было наблюдать за тем, как он говорит. Он был так похож на отца. – Видишь ли, я твой неудавшийся предшественник. Наш старый добрый папочка слишком рано увез меня из страны. Я прекрасно воспринимаю тона, но это все. Мой разговорный язык в значительной степени искусственный. У меня нет воспоминаний на китайском. Я не вижу на нем снов. Я владею языком, но не всегда могу заставить пластины работать. В половине случаев вообще ничего не происходит. – Его кадык пульсировал. – Наш отец правильно поступил с тобой. Предоставил тебе созревать, пока не овладеешь грамотой. А меня привез сюда до того, как я сформировал достаточно связей, достаточно воспоминаний. Более того, я разговаривал с ним только на мандаринском, хотя мой кантонский был намного лучше. А теперь и он потерян. Я не думаю на нем и уж точно не вижу снов.

Робин вспомнил воров в переулке, отчаянный шепот Гриффина, когда тот пытался сделать их невидимыми. А что случится, если и Робин забудет родной китайский? Сама мысль об этом наполнила его ужасом.

– Ну вот, ты понял, – сказал Гриффин, не спуская с него глаз. – Теперь ты знаешь, каково это, когда начинаешь забывать родной язык. Ты вовремя к нему вернулся. А я нет.

– Прости, я не знал.

– Не извиняйся, – сухо сказал Гриффин. – Не ты разрушил мне жизнь.

Теперь Робин увидел Оксфорд глазами Гриффина: университет никогда его не ценил, только подвергал остракизму и принижал. Робин представил, как Гриффин отчаянно старался учиться, чтобы заслужить одобрение профессора Ловелла, но так и не сумел добиться стабильной работы серебряных пластин. Как ужасно было пытаться возродить того неуклюжего китайца из прежней жизни, которую он едва помнил, и осознавать, что только это придает ему здесь ценность.