Мечи легиона - Тертлдав Гарри Норман

Марк заметил купца-намдалени, который привел в Аморион вьючную лошадь с притороченными к седлу тюками. Намдалени привез глиняные лампы и светильники. Торговля у него шла довольно бойко.

Потерпев неудачу с мулом (услышав цену, предложенную жрецом, крестьянин рассмеялся святому отцу в лицо), жрец отошел к намдалени и тоже купил себе светильник.

— Что-то не вижу, чтобы он обрушил на этого еретика громы, молнии и прочие анафемы, — заметил Гай Филипп.

— Мне кажется, для Земарка «еретиками» являются только васпуракане, -ответил Скавр. — Во всяком случае, он рассматривает эти слова как синонимы. Наш дорогой «защитник правоверных» и его милые последователи довели себя до такого праведного гнева, что на прочих уклонистов у них просто уже сил не остается.

В толпе, где были и владельцы караванов, и торговцы, и охранники, берегущие купцов и их товар, и зеваки, и перекупщики, и простые покупатели, смешались представители самых различных народов и вероисповеданий — от ортодоксальных послeдoвaтeлeй Фоса до сектантов, от еретиков до людей, чья вера вообще ничего общего не имела с религией Доброго Бога Видесса. Однако никого из них аморионские жрецы не трогали.

Имелось лишь одно исключение. В толпе не было ни одного васпураканина, хотя земли «принцев» располагались недалеко отсюда — к северо-западу от Амориона. В свое время многие васпуракане осели в этом городе, спасаясь от набегов йездов. Но после погромов, учиненных Земарком…

От этих мыслей римлян отвлекла громкая, сочная брань. Хозяин одного из караванов — широкоплечий рослый мужчина с толстым животом, выбритой головой, крупным носом и густыми усищами, которым мог бы позавидовать сам Виридовикс, — распекал погонщика мулов за то, что животные отвязались. Толстяк изрыгал проклятия сразу на нескольких языках. Его бас рокотал, как камнепад.

Не сговариваясь. Гай Филипп и Марк остановились и стали с восхищением слушать. Усатый торговец краем глаза заметил их, прервал словоизвержение и заорал напоследок:

— Чтоб это больше не повторялось, ты, сын козлиной блевотины!

Что и говорить, выглядел торговец чрезвычайно эффектно: вишневая рубашка, распахнутая на груди, просторные ярко-голубые шаровары, заправленные в сверкающие черные сапоги. В правом ухе горело золотое кольцо, в левом — серебряное. Подбоченясь, он заговорил с римлянами; когда он ухмыльнулся, блеснули три золотых зуба.

— Что-нибудь случилось, ребята?

— Да нет, просто мы пытались запомнить все то, что ты тут говорил, -отозвался Гай Филипп, усмехаясь в ответ.

— Ха! Я не сказал ему и половины того, что он заслуживает. — В груди купца зарокотал смех. На этот раз он поглядел на римлян куда более внимательно. — А вы, ребята, воины, как я погляжу, — проговорил он уверенно. Купец и сам был не дурак помахать мечом, который носил на поясе. — Знаете, я нанял бы еще несколько охранников. Правда, кляча у тебя, седой, того и гляди отбросит копыта, ну да ладно.

— С чего ты решил, что я захочу с утра до вечера слушать, как ты бранишься? — возразил Гай Филипп.

— Ладно тебе. Плата — золотой в месяц, кормежка от пуза и за хозяйский счет — то есть за мой, и доля в прибыли после того, как я все распродам. Ну что, согласны?

— Мы вернемся к тебе через денек-другой, — ответил Марк. — Сперва нам нужно закончить в городе одно дельце.

— Что ж, можете облить меня мочой с ног до головы, если я стану вас дожидаться. Однако будете свободны и сумеете меня отыскать — договоримся! Скорее всего, я буду торговать на этом же месте. Торговля стала никудышной. Йезды подгадили, да и вся эта дурацкая возня из-за васпупуркан — тоже. Если сразу не найдете, спросите Тамаспа.

Макуранское имя объясняло многое: и гортанный акцент торговца, и его равнодушие к судьбе васпуракан. Тамаспа тревожило лишь то, что все это мешало торговле.

В этот момент кто-то громко позвал макуранца. Тот крикнул: «Иду!» и на прощание сказал римлянам:

— До встречи!

Гай Филипп тронул лошадь.

— Вперед, ты, улитка-переросток. Знаешь, — обратился старший центурион к Марку, — а я бы не отказался пойти на службу к этому носатому ублюдку.

— Да уж. Вот с кем не соскучишься, — согласился Скавр.

Оба засмеялись.

Близилась ночь. В любое другое время года с наступлением сумерек Аморион бы опустел. В темноте слышались бы торопливые шаги случайных прохожих да бег слуг, несущих на плечах носилки с возвращающимся домой хозяином.

Однако в течение всего панегириса главная торговая улица по ночам ярко освещалась горящими факелами, чтобы облегчить торговцам охрану своих товаров. При свете огней по городу двигались религиозные процессии, сопровождаемые хором, — город праздновал дни святого Моисея.

— Не желаешь ли засахаренных фиг? — обратился к трибуну уличный разносчик. Поднос с товаром висел у него на груди. Когда Марк купил несколько фиг, разносчик добавил: — Да благословят тебя Фос, святой Моисей и Защитник! Становись сюда. Шествие скоро начнется. Отсюда тебе хорошо видно.

Опять этот «Защитник», чума на его голову! Трибун нахмурился. Похоже, Земарк крепко держит Аморион в руках. Нелегко будет сломать его духовную власть. Хуже всего было то, что у Марка не имелось ни малейшего понятия о том, как это сделать.

Практичный Гай Филипп оторвал трибуна от тягостных раздумий.

— Идем, надо найти место для ночлега.

— Лучше постоялого двора Соанития вам не найти, — убежденно заметил продавец фиг. — Меня зовут Лейкод. Упомяните там мое имя, с вас возьмут дешевле.

Марк без труда перевел эти речи на простой и ясный язык: Лейкод желает, чтобы Соанитий узнал, кто направил к нему постояльцев. Наверняка получит вознаграждение. Однако другого постоялого двора у Марка на примете не водилось, поэтому трибун попросил Лейкода объяснить, как пройти к этому самому Соанитию.

К величайшему удивлению Марка, они довольно быстро отыскали постоялый двор.

— О, у меня имеются недурные апартаменты! — воскликнул Соанитий.

«Апартаменты» представляли собой угол в конюшне и клок чистой соломы. Стоили они как хорошая комната в приличной гостинице. Однако Скавр заплатил без споров. Скорее всего, почти весь год заведение Соанития пустовало, зато во время панегириса харчевник с лихвой возмещал убытки. Сейчас гостиница была переполнена народом.

Устроив лошадей и сунув нехитрые пожитки под солому, Гай Филипп спросил трибуна:

— Не хочешь взглянуть на их дурацкое шествие?

— Почему бы и нет? По крайней мере, поглядим для начала, с чем именно нам предстоит иметь дело, — отозвался трибун.

— Если только нас не прихлопнут раньше, — мрачно заметил Гай Филипп, но со вздохом последовал за трибуном.

Они выбрались на улицу и вскоре заблудились, но шум и яркий свет факелов не позволил им потеряться в Аморионе. Сегодня любой мог без труда выйти на главную торговую магистраль.

Вскоре римляне опять столкнулись с продавцом засахаренных фиг. Лоточник деловито пробивался в густой толпе. Его поднос почти опустел.

Заметив римлян, он виновато развел руками:

— Ну вот, теперь я потерял свое отличное место, откуда можно было смотреть на процессию.

— Спасибо. Ты уже сделал для нас одно доброе дело, — ответил Марк.

Втроем они кое-как протолкались вперед. Многие поглядывали на наглецов мрачновато, но Скавр был на полголовы выше любого в толпе, да и Гай Филипп не выглядел человеком, с которым стоило связываться.

Они попали в первые ряды как раз вовремя. При виде отряда телохранителей Земарка толпа разразилась радостными криками. На взгляд Марка, воины фанатика выглядели недисциплинированными, недостаточно обученными и слишком пестро вооруженными. Им удавалось отбивать атаки йездов, опираясь больше на «священную ярость», чем на воинскую выучку, но на параде они явно не блистали.

Не слишком впечатлили трибуна и хоры, распевающие гимны Фосу и Земарку. Даже немузыкальное ухо Скавра страдало от махрового дилетантизма певцов. Кроме того, большинство песнопений исполнялось на архаическом языке видессианской литургии, которого Скавр почти не понимал.