Страстные сказки средневековья Книга 3. (СИ) - Гаан Лилия Николаевна

- Донна, держитесь!- тихо поддержал слабеющую женщину Гачек.- Нужно быстрее двигаться! Я знаю, как вам больно и тяжело, но движение - это жизнь!

- Попробуй шевелить пальцами,- посоветовал так же и Карел,- прижав одной рукой свечу к животу, поработай пальцам другой, а потом смени руки. Не бойся, на таком холоде тебе не грозит обжечься!

Не смотря на всю тяжесть положения, женщина не могла не восхищаться своими спутниками, их выносливости и оптимизму. Графиня осознавала, что только из-за этих мужчин ещё держится и заставляет саму себя идти вперед. Если бы рядом не было Гачека и Карела, то она бы легла на дорогу и больше не встала - у Стефании не было никакого желания бороться со злой судьбой!

Дон Мигель, прикрываясь от злого ветра воротником мехового плаща, с изумлением наблюдал за этой троицей.

Он не мог понять, откуда они черпают силы? Сердит де ла Верда был чрезмерно. В поведении двух чехов было нечто такое, что било по нему, как оскорбительная пощечина, да и кровавые маленькие следы на снегу до предела испортили настроение.

Странно, этого ведь он и добивался, но радости от того, что Стефания изнемогает, почему-то не испытывал, и потому страшно злился! В конце концов, что же это происходит?! Она изменяла, прелюбодействовала, упорствовала во грехе, и он же жалеет блудницу? Нет, это недостойное мужчины чувство не делает ему чести! Не в силах больше выдерживать двойственности - граф рванул коня вперед, и, оставив с паломниками часть отряда, поскакал к видневшемуся вдалеке постоялому двору.

Едва всадник удалился, Гачек подхватил обессилившую женщину на руки, а Збирайда следом потащил три наполовину истаявших свечи, потом они поменялись, и только перед самым постоялым двором вновь поставили графиню на ноги.

Невменяемая от боли и усталости Стефка, едва переступив порог, упала без сознания от слабости, охватившей её в тепле комнаты. Дон Мигель предупредил хозяев, что к ним приближается группа кающихся, но все равно был неприятно удивлен сочувствующими возгласами прислуги и прочего толпившегося на постоялом дворе люда. Граф опять почувствовал себя чудовищем и от этого впал в ярость:

- Не хватит ли этого балагана?- зашел он в комнату жены, где окоченевший Гачек ещё нашел в себе силы перевязать страшно разбитые и изрезанные ноги женщины - Наказана только донна, поэтому и страдать должна в одиночку!

Греющийся у камина Карел спросил со всей прямотой выведенного из себя человека:

- Вам необходимо, чтобы моя сестра умерла?

- Да,- вместо него ответил на вопрос Гачек,- король нашел ему богатую, юную и красивую невесту.

- Тогда не мучайте Стефанию, убейте! Мы выйдем и не будем вам мешать!

Граф в бессильном гневе смотрел на земляков жены. Убить находящуюся без сознания женщину? За кого они его принимают?

Он почти ненавидел их, но было не время и не место для выяснения отношений с этими упрямцами.

Дон Мигель долго лежал без сна, думая, что же ему делать? Приказать своим людям прогнать настырных чехов? Так они все равно будут плестись следом за отрядом, дорога-то общая! Да и Гачек! За эти годы он привык к нему, как к родному брату, знал, насколько тот честен и надежен, трудолюбив и обязателен. Но видимо, когда дело касалось блудницы Стефании, Славеку изменяло чувство меры. Карел же, по сути дела, имел полное право вести себя подобным образом. В ту эпоху, когда за обесчещенную невесту объявляли кровную месть всей семье, брат был в ответе за сестру. Иное дело, что сестра она ему была только через крестившего её отца. Но каждый из нас имеет свои представления о чести и действует сообразно им. Поэтому, как не злился на дворян дон Мигель, все-таки, в глубине души не мог их безоговорочно осуждать. Наверное, он плохо объяснил им суть происходящего, а когда чехи осознают, то оставят презренную прелюбодейку на произвол судьбы!

Если бы де ла Верда знал, что сейчас происходит в соседней комнате!

А Збирайде то же не дали уснуть, только не размышления, а тайком пробравшийся к нему посетитель. Карел сразу же узнал в нем странного Вальтера фон Валленберга.

- Он приговорил мадам Стефанию к мучительной смерти?- тот сразу же взял быка за рога. - Зачем? Почему бы не отправить графиню, в какой-нибудь монастырь со строгим уставом и не начать процедуру развода?

Збирайда был страшно вымотан, но он понимал, что отец двоих детей сестры не может не волноваться о судьбе их матери, поэтому честно рассказал всю подоплеку происходящего.

- Так,- протянул внимательно слушающий собеседник,- так вот, значит, в чем дело! Согласен, дю Валли стоят того, чтобы ради их золота казнить свою неверную жену! Графу нужно мертвое тело супруги, так давайте мы ему дадим желаемое.

- Вы о чем?

Но фон Валленберг уже достал из-за пазухи какой-то флакон.

- Капните десять капель ей в еду, и через час она упадет посереди дороги без признаков жизни. Граф велит её похоронить, а мы потом откапаем женщину и приведем в чувство.

Карел задумался. Это был неплохой выход, но...., было несколько но!

- А вдруг дон Мигель её прикажет заколотить в гроб и отправит в фамильный склеп в Испанию? Представьте, что будет с женщиной, когда она очнется? И если даже испанцы и услышат её стуки, то настолько перепугаются, что не задумываясь сожгут вместе с гробом!

- Но она уже утомлена сверх всякой меры, ноги - кровавое месиво, что с ней будет завтра? - заволновался Вальтер. - Женщина, действительно, упадет, а граф запретит к ней кому-нибудь подойти, пока она окончательно не замерзнет.

- Я этого не допущу!- успокоил его Збирайда, тяжело вздохнув,- но завтра ей предстоит около часа, пока идет служба, каяться на паперти. Вот этого я боюсь! Она останется без движения, и это может стать концом!

- Дайте ей вот это,- фон Валленберг достал из своих тайников следующий флакон,- и донна Стефания в течение пары часов не почувствует ни холода, ни боли!

- Это что, хитрое зелье?

- Да, - признался Вальтер,- но ведь другого выхода из положения нет! Я со своими людьми постоянно буду неподалеку, и вечером вновь проберусь к вам и, сообща, мы ещё что-нибудь придумаем! А священник назавтра заболеет, и месса закончится очень быстро.

Второй день пути для Стефки прошел гораздо тяжелее, чем первый. Ноги так распухли и саднили, что каждый шаг давался с огромным трудом. Боль в горящих, как в огне ступнях даже позволила на время забыть о холоде. Но тот все-таки настиг её и стал неимоверно терзать, когда она опустилась коленями на промерзлые камни церковной паперти. Брат и Гачек стояли рядом и охрипшими голосами гнусавили псалмы, и, поглядев на её посиневшее лицо, первый протянул ей какую-то баклажку, вытащив из-за ворота своей рубахи.

- Быстро выпей,- распорядился он по-чешски, и Стефка, покорно глотнув, почувствовала, как неизвестно откуда появляются силы и отступает тошнотворная боль.

За всеми этими манипуляциями пристально наблюдал дон Мигель, но вмешиваться не стал.

И вновь путь, и вновь холод и лед, но как-то закончился и этот день. Стефу опять раздели, вымыли ноги, наложили на них мазь, и она блаженно уснула под теплым одеялом. Зато всем остальным было не до сна.

- Что вы ей дали?- налетел граф на Збирайду. - Кто вам позволил?

- С каких это пор путник и глоток воды не может испить в дороге?- неприязненно глянул на него тот.

- Ей что же, было настолько жарко, что захотелось пить?- язвительно поинтересовался дон Мигель.

- Да, у женщины жар, она медленно погибает, но разве не это - ваша основная цель? Так радуйтесь, что моя сестра вскоре умрет!- взвился Карел. - Давайте лишим её, вдобавок, и еды, и воды, чтобы она быстрее освободила свое место! А то вам, наверное, холодно и скучно плестись следом за паломниками!

Граф сталкивался в своей жизни со всяким. Его и ненавидели, и проклинали, и все кары призывали на голову, но он привык не обращать на эти речи никакого внимания, а вот сейчас вышел из себя, и решил все-таки объяснить этим двум узколобым славянам, что они тупо не понимают смысла происходящего.