Никаких принцев! - Сакрытина Мария

Принц отпускает мою руку и идет к окну.

— Ромион, в чем дело? — спрашиваем мы в унисон.

— Все хорошо, — голос у принца странный — тихий и как будто мечтательный. — Я… сейчас… — И еще Ромион зачем-то сжимает правую руку в кулак, а потом принимается тереть указательный палец. Меня пробирает дрожь. Что-то подобное чувствуешь, когда смотришь фильм ужасов, только сейчас, конечно, страшнее. Не смотришь, а участвуешь в нем.

Мы с Дамианом переглядываемся. И почти одновременно бросаемся к принцу — правда, Дамиан меня отталкивает, да так сильно, что я падаю и больно ударяюсь бедром о пол. Ромион ничего этого не замечает — он идет, точно лунатик, и, словно видение из сна, перед ним появляется прялка — единственная вещь, на которой пыли нет. Кончик веретена слабо поблескивает в лунном свете, хотя веретено должно быть из дерева, разве нет?

Дамиан ловит брата, прежде чем Ромион успевает подойти к прялке, и оттаскивает к двери.

— Ром, Ром, очнись. Ну же! — Пощечина Ромиону не помогает, взгляд у него все такой же мечтательный. — Виола, идем отсюда!

Я подавляю дрожь, поскорее встаю и помогаю Дамиану вывести обмякшего принца за дверь.

— Ну теперь понятно, зачем этот лабиринт, — выдыхает Дамиан. — Здесь, конечно же, на каждом углу по прялке. Ром, просыпайся! Ты еще не коснулся этого проклятого веретена!

— Да, — шепчет Ромион и кое-как встает, держась за брата. — Спасибо…

Дамиан хватает его за руку и решительно тащит вперед по коридору. Я за ними еле поспеваю. Сейчас бы Габриэль мне по привычке помог… Нет, нельзя его вспоминать, он же наверняка где-то здесь и наблюдает за нами. Может, даже вместе с королевой. Предатель…

Ромион, как пьяный, с трудом переставляет ноги, но Дамиан как будто этого не замечает. Мы почти бежим, еще несколько раз проваливаемся в похожие пыльные комнаты, все, естественно, с прялками. Один раз Дамиан вырывает веретено у принца из рук буквально в последний момент.

— Это не может так долго продолжаться, — выдыхает он, снова таща Ромиона за руку. — Она же с нами играет!

Мне хочется сказать ему что-то успокаивающее, но добавить нечего: мы заперты в лабиринте пустых комнат, везде по прялке, и, пока Ромион не коснется веретена, нам отсюда не выбраться.

— Пусти, — шепчет принц, наверное, прокрутивший в голове то же самое. — Пусти, Дами, она меня все равно достанет. Лучше сейчас… Мне сейчас почти не страшно…

Дамиан только стискивает зубы и ускоряет шаг. Но то ли королеве надоело ждать, то ли так и было задумано с самого начала, в следующей комнате мы оказываемся посреди какой-то схемы на полу. Я в ужасе цепляюсь за Дамиана, тот шипит что-то ругательное, а Ромион дергает рукой и на этот раз ему удается вырваться. Дамиан не может его остановить — барахтается в чем-то невидимом. В паутине, как я понимаю, потому что сама застряла в такой же штуке. И, что еще хуже, она не только нас парализует, она еще и лишает голоса — всех нас, кроме Ромиона.

В сказках всегда бывает такой момент, когда героя настигает беда. В той же «Спящей красавице» принцесса все-таки касается веретена, несмотря на все ухищрения ее отца. Только, когда читаешь, это воспринимается как неизбежное. Ведьма же сказала: ты заснешь. И да, принцесса засыпает. Так должно быть. Мне всегда казалось, что это вовсе не трагедия: впереди же обязательно будет прекрасный принц, который найдет и спасет принцессу.

Ромион медленно, как зачарованный, подходит к прялке, поднимает руку… Я вижу его и одновременно бледное, отчаянное лицо Дамиана. И вспоминаю, как сам Ромион говорил, что никакой настоящей любви не будет, что ему предстоит спать вечно. В этот момент мне становится страшно: я смотрю на Ромиона, который обреченно, как марионетка, протягивает руку, и понимаю, что чуда не будет. Сказка или нет, спасатель не явится. Не выпрыгнет сейчас прекрасная дева из-за иллюзорной стены с криком: «Ромион, моя настоящая любовь, дай я тебя поцелую!» Принц действительно заснет. Навсегда.

Но маленькая, малюсенькая надежда во мне все еще теплится — ведь так же быть не должно! Какая же это тогда сказка?!

А потом Ромион касается веретена. Вздыхает — в наступившей тишине это как последний вздох.

И падает замертво.

А тишину нарушает совершенно безумный злодейский смех…

Над ним принято смеяться, над таким смехом. Злодеи всегда хохочут: «Муа-ха-ха!» Только это совсем не смешно, когда ты не можешь пошевелиться, а принц, чьим самообладанием ты восхищалась, лежит перед тобой и не дышит.

Нет, это совершенно не смешно. Это страшно. Я настолько испугана, что когда невидимая паутина вдруг исчезает и я снова больно падаю на пол, то встать не получается. Я парализована страхом: это такой момент, когда понимаешь, что надо быстро-быстро убегать — и не можешь. Ничего не можешь, даже рта раскрыть. И на этот раз дело совсем не в магии.

Зато я могу смотреть. И я смотрю, как довольная королева Изабелла, появившаяся словно из ниоткуда, улыбается, глядя на Ромиона. Как за ее спиной стоит привычно невозмутимый Габриэль. Как Дамиан, поднявшись, не обращая ни на кого внимания, бросается к брату. Хватается за свою подвеску, та радужно мерцает, но ничего не происходит. И бледный, кажется, тоже испуганный Дамиан дрожащими руками водит в воздухе над принцем. Но ничего не происходит. Ничего.

Я вздыхаю — в наступившей тишине это как всхлип. Дамиан вздрагивает и, словно очнувшись, поворачивается к королеве.

— Расколдуй его!

Королева улыбается. Прекрасная, милая королева со змеиной улыбкой.

— Дамиан, дорогой мой, зачем? Разве так он не хорош? Мне всегда казалось, что ты мечтаешь, чтобы он замолчал. Навсегда. Да, я помню, ты даже однажды сказал это ему в лицо. И поверь мне, теперь наш милый принц будет молчать — вечно.

Дамиана словно подбрасывает. Он срывает с Ромиона подвеску, сжимает в руке — и между ним и королевой в воздухе пролегает черта из золотых сверкающих не то рун, не то символов. Красиво — будь это картиной, ею можно было бы наслаждаться. Сейчас же становится только страшнее.

— Ты можешь снять проклятье, — угрожающе говорит Дамиан. — Сделай это — или ляжешь здесь, рядом с ним.

Королева наклоняет голову к левому плечу — волна черных волос красиво падает ей на грудь.

— Дамиан, не делай глупостей. Он мешал нам обоим. Мне казалось, ты ненавидишь принца Ромиона.

Дамиан вскидывает руку, золотая линия закручивается в спираль — королева отступает на шаг, но тут Габриэль небрежно, лениво щелкает пальцами. Золотая спираль исчезает, а в кулаке Дамиана гаснет подвеска. Дамиан, ахнув, роняет ее, точно она жжет ему пальцы.

— Спасибо, — королева мило улыбается Габриэлю и снова поворачивается к Дамиану. — Милый мой, зачем так нервничать? Ну-ну, я понимаю, ты еще просто не осознал, что для тебя значит его, — она кивает на Ромиона, — смерть. Позволь, я объясню. Ты по-прежнему побочный сын короля, но ты по-прежнему очень одаренный юноша. И очень красивый, — улыбка королевы вмиг становится хищной. — Я знаю, что ты всегда хотел стать принцем. И мы оба понимаем, что, даже несмотря на любовь короля к твоей матери, твое желание никогда бы не исполнилось. Но, Дамиан, сейчас это неважно. Я предлагаю тебе стать королем.

Дамиан, открыв рот, смотрит на королеву. У меня, несмотря на панику, вырывается совершенно идиотский смех. В отличие от Дамиана, я уже все поняла. Это до него пока не доходит.

— Что? К-к-как?

Королеве тоже смешно. Ну конечно, боевой запал пропал, а Дамиан такой милый, когда вот так удивляется!

— Все просто, дорогой. Женись на мне. Я сделаю тебя своим королем. Мы будем править Сиерной вместе — мы будем всем миром править вместе. — Я присвистываю, но на меня никто не обращает внимания. Королева продолжает: — Если мы объединим наши силы, с твоим даром да еще и с моим умом мы действительно сможем все. Все наши мечты осуществятся. Только подумай, Дамиан: ничего невозможного не будет! И все, все, кто втаптывал тебя эти годы в грязь, будут ползать перед тобой на коленях. Любая красавица, любая фея, — кивок в мою сторону, — которая тебе понравится, будет твоей. Ты только представь!