Печать на сердце твоем - Валентинов Андрей

Девица, словно услыхав его мысли, шагнула ближе, рубаха сама собой приспустилась, оголяя белое плечо, ткань на груди заколыхалась, грозя порваться на клочья. Холопка, явно искушенная в подобных делах, молчала, будто чувствуя, что первое же слово может спугнуть, но молчание ее казалось красноречивее любых слов. Згур усмехнулся, зачем-то поправил ворот рубахи…

«…Я тебе ничего больше не должна, наемник! Слышишь? Мы в расчете!» Большие неумелые губы, скользящие по его лицу, отчаяние в широко раскрытых глазах. «Ты ведь не женишься на мне, наемник? Тебе не позволят?» И крик, отчаянный крик: «Не его! Не его!..»

Згур глубоко вздохнул, помотал головой. Нет, даже если это месть, мстить он не станет. Не имеет права.

Девица, что-то почуяв, нерешительно замерла. Згур облегченно вздохнул, словно избавившись от мары, и весело улыбнулся:

– Постелила? Ну, беги!

Накрашенный рот изумленно раскрылся, но Згур уже шагнул к ложу, взял сложенное платье:

– Лови!

– А-а…

Девица была в растерянности, явно не зная, что делать. Згур вновь усмехнулся, кивнул:

– Беги, беги! Как понадобишься – кликнут!

Похоже, искусительница ничего не поняла, но объясняться Згур не стал и выразительно указал на дверь. Холопка шмыгнула носом, нерешительно шагнула к порогу. Когда дверь с легким скрипом затворилась, Згур облегченно вздохнул и рассмеялся. Интересно, к кому сейчас побежала смазливая девица?

Спать расхотелось. Згур упал на ложе, закинул руки за голову и стал глядеть в низкий неровный потолок. Ну что ж, он, кажется, опять сделал глупость. Не первую и не последнюю. Где же он ошибся? Когда? Впрочем, ответ ясен: прошлым летом он оказался слишком непонятлив. «Не Палатина, не Кея. Ее – как выйдет.» Исполни он приказ – и не было бы ничего. Мертвую Уладу ели бы черви где-нибудь в лесном овраге, а он спокойно служил бы в Коростене. Наверно, ему бы уже дали учебную сотню – дядя Барсак обещал… Не вышло. И хвала Матери Болот, что не вышло! Лучше так, чем всю жизнь видеть по ночам ее призрак…

– Згур!

Знакомый голос сдернул с места, заставил вскочить. Улада стояла в дверях – не в нелепом драгоценном наряде, а в обычном платье, отросшие за эти месяцы волосы падали на плечи, на бледном лице не осталось и следа румян…

– Улада? Я…

Руки зачем-то потянулись к горлу – застегнуть ворот. Девушка хмыкнула:

– А я хотела взглянуть, как ты развлекаешься с Гилкой. Чем она тебе не полюбилась? Под ее подолом все наши парни перебывали. Она и двоих приголубит, и троих. Говорят, шестерых тоже.

Вот, значит, как? Похоже, сиятельной Уладе мало торжественного приема в горнице. Растерянность прошла, Згур развел руками:

– Худую девку прислала… боярыня. Подтоптанную больно. Неужто лучшую не выслужил?

– Выслужил?!

Улада рванулась вперед, схватила за плечи, острые ногти впились в кожу:

– Ты выслужил только одно, наемник! Кол, на который хотел посадить тебя Палатин! Понял? Интересно, как ты с ним сговорился? Пообещал помирить с Велегостом да свадьбу сыграть? Теперь понимаю! Какая же ты сволочь, Згур!

Внезапно она заплакала, как тогда, в Тирисе. Згур осторожно коснулся ее плеча, но Улада отстранилась, помотала головой:

– Неужели ты не понимаешь? Даже если ты трус, даже если не любишь меня – уйди, исчезни! То, что ты делаешь – хуже всего! Ты действительно наемник! Теперь тебе приказали выдать меня замуж, и ты завилял хвостом. Это же подло, Згур, подло!..

– Нет…

– Нет?! – Улада глубоко вздохнула. – Тогда ты просто дурак.

Згур понял – молчать нельзя. Пусть узнает. Сейчас!

– Я не дурак, Улада. И, надеюсь, не трус. И мне не легче, чем тебе…

– Совесть мучает, да? Ничего, стерпишь!

Згур закрыл глаза. Да, сейчас! Сходу, как в омут.

– Помнишь, ты говорила, что у Палатина есть сын? Его сын от другой женщины?

– И что?

Теперь в ее взгляде было недоумение.

– Он ведь твой брат. Даже если ты – не дочь Палатина. Ивор удочерил тебя, значит по обычаю…

– Не хочу слышать про этого ублюдка!

Згур сцепил зубы. Все верно, иначе и быть не могло.

– Завтра я уеду, и ты о нем больше ничего не услышишь…

– Что?!

Улада отшатнулась, губы дернулись, словно девушка пыталась закричать. Згур пожал плечами:

– Твоя мать догадалась сразу. Говорят, я очень похож на… Палатина.

Молчание тянулось долго, невыносимо долго. Наконец, ее губы дрогнули:

– Волотичский ублюдок!

Згур отвернулся, чтобы не видеть ее лица. За эти слова он убил бы любого – не задумываясь, как убивают бешеную собаку.

– Теперь понимаю! Вот почему Велга послала именно тебя! Говорят, месть сладка, правда, Згур? Убить меня было бы слишком просто…

Хотелось возразить, но слова не шли. Кто ведает, знай он все с самого начала…

– Ты расстроил мою свадьбу, опозорил меня и Палатина. Ты даже переспал со мной… Наверно, когда ты лежал на мне, тебе было сладко, наемник? Теперь я никогда не отмоюсь – даже если сдеру кожу. А сейчас ты выдаешь меня замуж – за того, кого я ненавижу. Хорошее утешение для ублюдка из вонючего села, правда? Наверно, твоя мать тоже рада? Жаль, Палатин не продал эту шлюху ограм…

В глазах потемнело. Сильный удар – точно в лицо – бросил Уладу на пол. Она даже не вскрикнула. Згур подхватил обмякшее тело, одним рывком приподнял, кинул на ложе.

– Твоя мать грязная шлюха! – глаза девушки смотрели спокойно, с холодной ненавистью. – Ты сын шлюхи, наемник!

Згур ударил снова – ладонью по лицу. Она даже не вскрикнула:

– Шлюха! Сын шлюхи!

Ворот платья поддался легко. Улада не пошевелилась, лишь разбитые губы вновь дернулись:

– Ублюдок!

Згур замер, рука дрогнула. Да, ублюдок. Как просто – избить, унизить, надругаться! Выходит, именно так защищают честь матери? Боги, что же он делает!

– Уходи!

Улада встала, брезгливо поморщившись, запахнула разорванное платье:

– Не смей приказывать мне в моем доме, холоп! Уйду, когда захочу! А раньше ты больше напоминал мужчину, сотник Згур, альбир Кеевой Гривны! Тебя что, оскопили в твоем Коростене?

Его опять оскорбляли, но Згуру было уже все равно. Наверно, он заслужил такое.

– Прости…

– Простить? – лицо девушки искривилось, пошло красными пятнами:

– Будь ты проклят, ублюдок! Если у тебя еще осталось на понюшку совести, то ступай в нужник и повесся на вожжах. Да от тебя и этого не дождешься!

Дверь хлопнула, Згур остался один. Он медленно опустился на ложе, зачем-то поправил смятое покрывало. Мысли путались, ясно было лишь одно: кончено, все кончено. Мать Болот, как глупо!

Глава восьмая. Посажение.

Почерневший от лет идол хмурился, блестели ярко начищенные серебряные усы, тускло светился зажатый в деревянной руке золотой рог.

– А теперь кланяйся! Три раза. Шапку сними…

Згур едва удержался, чтобы не поморщиться. От Лешко за пять шагов несло перегаром. Впрочем, дело свое парень знал, и без его подсказок Згур не смог бы сделать и шагу. Значит, идол. Уже третий, два предыдущие были без усов. В последнем, однако, Згур не был твердо уверен.

Поклон, еще, еще. Стоявшие вокруг дедичи что-то нестройно запели, и Згур с облегчением перевел дух. Пока поют, можно расслабиться.

– Это кто? – шепнул он, кивая на усатого истукана.

– Дий Громовик, – тут ж откликнулся Вашко, стоявший ошую.

– Сам ты Дий! – хмыкнул в ответ Лешко, занявший почетное место справа. – Дий на горе был. А это, стало быть, Горос-Солнце, башка куриная!

Згур не выдержал и наморщил нос. Винный дух шел слева и справа, трудно было даже сказать, кто из его подсказчиков усерднее приложился к ковшу. Уже в который раз Згур пожалел, что не последовал совету и не хлебнул от души за завтраком. Наверно, стало бы легче.

Жениху завтрак вообще-то не полагался, но для обручника сделали исключение. Но в остальном все шло строго по давнему обычаю: сани, толпа богато одетых дедичей, длинный поезд, неспешно ползущий по Валину под нестройные крики горожан. Где-то неподалеку такой же поезд вез Уладу – тоже от идола к идолу. Увидятся они только под вечер. И хорошо, что не раньше.