Секретарь палача - Савенко Валентина

— Нет и еще раз нет, — сухо отрезал Иден, поглаживая мое плечо. — Ты останешься дома, под защитой стража.

— Но ведь на месте убийц могла оказаться я? Иден, они связаны клятвой, они ничего не могут сделать!

— Это вынужденные потери.

— Да ты…

— Я палач. Поверь, иногда нужно пожертвовать жизнью нескольких, чтобы спасти многих.

— Так пожертвуй! Чем я отличаюсь от других? — Я попыталась соскочить с колен палача, по меня удержали за талию.

Уткнувшись лбом в мою шею, Иден тихо сказал:

— Потому что ты моя маленькая глупая птичка.

— Может, у убийц тоже есть птички? И вообще, хватит назвать меня маленькой! Мне тридцать семь, между прочим! — Я резко вырвалась из его рук.

Иден откинулся на спинку кресла и рассмеялся. Я обиделась. Мало того, что не хочет принять мою помощь, так еще и веселится. А я говорю вполне серьезные вещи.

— Для фениксов тридцать семь лет — детский возраст, — тепло улыбаясь, сказал Иден, поднимаясь с кресла. — Неужели не знала?

Знала, но за много лет, что жила под личиной человека, начала воспринимать себя соответствующим образом, как месс в самом расцвете сил.

— Поверь взрослому дяде, до ста лет ты психологически будешь подростком. Весьма уравновешенным взрослым подростком. — Меня поймали в объятия и поцеловали. А я подумала, что газетчикам стоило прибавить лэру Регану к его официальному возрасту еще лет двести. Приобретенный за годы жизни опыт палача чувствовала даже я, маленькая птичка.

ГЛАВА 9

Сколько нужно времени, чтобы архимаг забыл о компрометирующем его событии и не сопоставил нечто, ненароком обнаруженное, с появлением случайного свидетеля? Именно так поставил вопрос Иден, когда мы одевались и направлялись к нему в кабинет.

Копаться в моем прошлом в спальне палач отказался. Видите ли, тут есть пентаграмма и я. Мы вместе портим ему весь рабочий настрой. Не сдержалась, невинно спросила: в кабинете, закрытом от прослушки, я что, стану менее соблазнительной? Тут же ответили — нет, но заниматься любовью в перстне с такой пылкой птичкой — все равно что есть пирожное в бумажной упаковке. Вкусно, но все время что-то мешает. С этим я была согласна. Пришлось настраиваться на рабочий лад и топать в кабинет.

Первым делом Иден озаботился моим комфортом. Придвинул к дивану кресло, предложил лечь и расслабиться, накинув для большего удобства плед.

Вытянувшись на диване, я никак не могла сосредоточиться на воспоминаниях. Отвлекали пальцы Идена на моей кисти, мешало его дыхание — я отлично помнила, что Иден может сделать этими самыми пальцами, и как в такие моменты учащается его дыхание.

Веду себя, как подросток, который первый раз занимался любовью, что в моем случае было неправдой. Мысленно отругала себя и отправилась путешествовать по лабиринтам своей памяти. Нужно искать в пределах одного-двух месяцев до моего побега. В памяти мага событие еще не стерлось, и он легко сопоставит с ним обнаруженные после моего побега улики, указывающие, что появился опасный свидетель. Будет уверен, меня легко поймать — после экспериментов Эмиля я истощена магически.

Иден предположил, что если меня искали наемники, а не маги, немалую роль в этом сыграл Эмиль. Он заверил своего хозяина, что девочка запугана, совершенно дезориентирована и крайне истощена магически. Это было недалеко от истины и не противоречило его клятве. Он выполнил приказ хозяина. Архимаг фактически помог мне сбежать.

Первым воспоминанием оказался один из опытов Эмиля. Мне пришлось возрождаться с домушником, помешанным на мелких статуэтках. Его увлечение было столь близко к сумасшествию, что я потом несколько дней отдергивала руки от статуэток и боролась с желанием сунуть привлекательные безделушки в карман.

Как белые фениксы возвращают убитых?

Умирают рядом с ним так, чтобы магия возрождения окутала оба тела. Из яйца появляются птенец и ребенок. В этот момент фениксу открываются самые сильные стремления и желания человека. Они воспринимаются как собственные. Даже когда все становится на свои места и они возвращаются к хозяину, остается след, который угасает еще некоторое время. Именно поэтому мы не используем свою способность без крайней необходимости.

Эмиль знал об этом и выбирал мне «пару» для опытов тщательно. Не хотел, чтобы после возвращения с каким-нибудь маньяком я сошла с ума. Да, случалось и такое, если возвращаемый был неадекватен.

После случая с вором мне было нехорошо, а Эмиль собирался провести еще один опыт. Я сбежала под лестницу. Меня нашли. Архимаг заметил, что я с вожделением бросаю взгляды на статуэтку, понял свою ошибку и отвез меня домой.

Следующую неделю я приходила в себя. Эмиль дал мне время, которым воспользовался отец, снова и снова заставляя меня повторять формулу фальшивой ауры, основы ее разработки, объясняя, как можно их использовать для собственных проектов. Формула была не одна. Меня заставили выучить несколько похожих схем, но воспользоваться я могла только двумя, и то при условии, что у меня будет готовый каркас, почти заполненный магией. Для чего я их запоминала?

— Продолжай вспоминать дни отдыха. — Я удивленно открыла глаза. Иден выпустил мою руку и надел камзол. — Мне нужно срочно передать схемы твоего отца Константину. — И уже у двери: — Ты ведь не сразу уехала? Нарушила приказ отца?

Расстроенно кивнула — да, нарушила. Да, рисковала зря.

— Твой отец сказал тебе уехать с какого-то определенного вокзала?

— Да, но я побоялась.

Иден покивал своим мыслям.

— Продолжай. А мне надо кое-что уточнить у Константина. Я быстро.

И ушел, оставив меня в полном недоумении. Самое разумное, что пришло мне в голову: отец заставлял учить схемы и объяснял основы, чтобы я передала их людям Константина.

Но ведь он им не доверял?

Получается, папа не был до конца уверен в том, что ему помогут, но рассматривал вариант, согласно которому нам… мне придется обратиться к брату императора. Наверное, думал, что, узнав о его смерти, я так и сделаю. Прямо приказать мне пойти к Константину он не мог, это создавало угрозу хозяину.

Но как-то он все же общался с архивампиром?

Захотелось стукнуть себя чем-нибудь тяжелым по лбу. Он сообщил Константину название вокзала, с которого я должна была уехать. Тогда еще без маскировки. Со своей аурой. Не зря мне казалось, что это равносильно самоубийству.

Я не знала, что меня там ждут люди Константина.

А потом стала примерной дочерью, хотя бы в части плана. И вполне успешно скрывалась почти двадцать лет.

Что за это время успели сделать с отцом, если он жив, даже думать было страшно. И я вернулась к воспоминаниям.

Голоса, звуки, шорохи, — дни дома потянулись размеренной чередой. Что-то забылось, что-то стерлось совсем. Ничего необычного, ничего странного. Мне безумно не хватало отца, мамы…

Открыв глаза, я смахнула слезы. Одно было понятно: часть событий я забыла. Скорее всего, там нет ничего важного, обычная рутина и бытовые мелочи, не значащие ровным счетом ничего, но вероятность, что моя память так защитила разум от безумия, тоже имелась. Мне нужно вспомнить! И если для этого придется войти в дом моих родителей, я войду.

Вслушиваясь в тихий шепот воспоминаний, заново переживала кошмары своего прошлого. Радовало лишь то, что сохранившиеся в памяти события со временем становятся размытыми, смазанными. Больно, но терпимо.

Постепенно я втянулась, научилась отстраняться, представила, что слушаю эхо чужой девушки. Незаметно для себя прошла два месяца.

Заинтересовала меня лишь пара дней: за неделю до побега и сам день побега. В первом случае я уловила незнакомый голос, когда сидела под лестницей. Во втором — неожиданно обнаружила, что большой кусок воспоминаний между моим сидением в саду и, собственно, моментом, когда я оказалась за забором нашего дома, смазан, почти выпал из памяти. Четкими были лишь мои слезы. Конечно, я тогда была напугана, но причины истерики, случившейся со мной, мне не понятны.