"Галерея абсурда" Мемуары старой тетради (СИ) - Гарандин Олег

– Да никто инспекции не боится уже давно, и никто никогда не боялся – вы преувеличиваете!

– Понятно – никто. Да и кому придет в голову серьезно разбирать действия того же Шаровмана и относится к водопаду иначе как-нибудь? Течет – не течет. Мало ли у него причин поступать так, как хочется, и не обращать внимания на указ за номером семьсот тридцать два от прошлого года, где ничего не сказано о нем лично, в принципе.

– Об инспекции, я слыхал, что-то такое прямо очень смешное. Роту, говорят, замысловатый фортель выкинул в объяснениях касаемых «древесного угля», и перевел акцент в сторону дороговизны дров. То есть, на «дороговизне дров» сосредоточил внимание инспекции. Подсунул, так сказать, «иную важность», «иное значение» к разбирательству. Дошли, говорят, и до погодных условий и до грузовиков. Он мастер на такие «пудры».

– Но вы сами подумайте «что» бы вышло, расскажи он о том, как происходило «на самом деле», и куда привело! Да и кто поймет? Хошь – не хошь – приходится применять фантазию, чтобы данное разбирательство не зашло в тупик.

– В Солодон-Дульский, что ли?

– Да хоть и туда. Капризничать начнет и Вампа Кацуская, и Аманка Варда, и Спиридон Мникин, и Курятская, и Волька Хривная тоже начнет. Нам еще женских истерик не хватало! Но мы немножко отдалились от вышесказанного, и потому, вернувшись назад, хочется спросить; «что» на самом деле остается делать с теми фактическими образованиями действительности, когда из них вынули временную составляющую в виде «объема», и, сподобив сюда мичмана, привинтили сюда еще и понятие «относительности», черт возми, и получилась фактическая несуразность?!

– Что?

– «Ну и что с такой прямолинейностью делать, пусть даже – «относительной»?» – возмутился этой предложенной классификацией и Музумрик Осикин, и, не выдержав этой классификации, встал, вышел за дверь и ушел в парк. «Ведь утрировать ее дальше некуда» – послышалось издалека

«Значит неминуемо надо призывать на помощь фантазию» – сказал ему вслед Тырдычный.

То есть, разгребать начали баррикады прямолинейности, снимая ведра, издавать указы, если хотите, и по возможности в самом шаблоне этой прямолинейности расширять кругозор, а когда дойдет дело до внушительных объемов, вовремя сузить. И вот именно тогда-то, как знаете, Роту и становится подле котла и начинает мешать внутри ложкой. Некий парапсихологический этюд с привлечением Телеграфа. Чтобы до понимания движения в «спирали» дело не дошло.

«Понятно – кивнул Чирипский. Поскольку необходимо, прежде всего, знать Хуливана Хахомана это будет или не Хуливана впереди стоять, вплоть до поворота на Казарменную площадь, и глазеть на витрину? При других же обстоятельствах изменить здесь сам шаблон ситуации не санкционированным выключением тумблера будет очень трудно и практически невозможно»

«Позвольте спросить – почему?» – удивился Солончак Кишкин.

«Потому, что необходимо знать относительно «чего» мы вменяем понятию времени понимание «относительность»? Если относительно Хуливаны Хахоманы говорить, что «время» для нее находится совершенно в иной скорлупе, чем то, которое находится в скорлупе Шестикоса Валундра, тогда, в этом смысле, «оно», безусловно, – «разное». И в этом случае мы вправе квалифицировать его как «относительное». А вот в общем смысле – когда «оно» одинаково относительно и для одного и для другого «мус» в частности – нет. Что из этого следует? Вывод очень простой: понятие «относительное время» так же является «прямолинейным», поскольку зависит оно от того, какие Валька Хривная надела сегодня каблуки и куда она на тех каблуках пойдет. Или относительно нее будет два часа по полудню и в марте. А вот относительно Титуса Нычкина – час ночи – июль».

– Можно, здесь, например, «сделать» и дирижабль – или тайно пригласить гостей на посиделки, и тем самым отвлечь постояльцев от наблюдений за великолепием заоконных пейзажей.

– Да, ведь, Роту абсолютно так и делает в большинстве городских случаев!

– Чтобы не заостряли взгляд на картинах природы.

– Несомненно, и по касательной! Но опять не стоит забывать, что подходя к таким искусственным преобразованиям шагов на три поближе, тогда к такой относительности в одном месте обязательно может прибавиться другая относительность и уже шагов на пять в другом месте, где невзначай, начиная с щебенки на Музимчайской площади, Шестикос Валундр и Музумрик Осикин вполне могут стоять посередине брусчатки и сняв шапки почтительно говорить с Крузогодом Амитеичем на любые темы. А вот дальше, в проекции Дульсеого проема и немного не доходя почты, Монторан Тырдычный пройдет в обнимку, допустим, с Кузимуном Комковым, и чуть поодаль Обхоженной сговорившись с Титусом Нычкиным и Слончаком Кишкиным, надумают отобрать у Мазимбоика Тутина подзорную трубу. Могут ли такие действия произойти?

– Могут.

– Видите «как» все становится здесь «относительно», и какая здесь может быть «разная» ситуация. Затем, минуя Кусимов сдвиг и не задумываясь о том, какими могут быть последствия, и если обойти его с правой стороны, а не с левой, Пистана Папаяна затеет скандал в здании администрации ввиду поступков Мимикрия Миминкуса (зятя своего), и это происшествие, изменив имена, опишет в своем опусе Пепитрик-летописец, и сделает из такого на редкость не интересного, мутного эпизода фабулу очередного своего двухтомника. Се ля ви! Так что ли?

– Исторически выходит, вроде, что – так.

– А фактически – совершенно в другую сторону выходит.

Вы поймите простую вещь: если два кола посреди поля стоят на том же месте и никого, в сущности, в принципе своем, не интересуют или интересуют мало, то ходить на Музимчайской площади в Сметанный день в новом платье, хлопать холопушками и заигрывать парчовыми складками с каждым велюровым пиджаком, то есть, сделать для себя данное обстоятельство «важным», и чтобы под конец гарантийного срока осталась в вас только зависть к польскому шифоньеру и больше ничего – такая перспектива «жизни» весьма далека от аплодисментов даже на подиуме. «Ю» ли это будет или «2», или выведут через громкоговоритель другую закономерность – какая разница?.

Затем в дверь постучали

– Видать Осикин вернулся.

– Правильно думаете.

«Погода плохая – сказал он. Я тут посижу».

4

– «Вы опять сильно преувеличиваете и умножаете – сказал Осикин. Ведь хорошо бывает и можно послушать, как в ладоши бьют»

«Не спорю – приятно, – продолжил Чирипский. Кто спорит? Но ведь жаль не только Машмотиту, когда плачет, и никто ее от мигрени не лечит и миндаля не несет. Чис, двадцать пять – моно – хрен. Жаль бывает и Шестикоса Валундра – когда он на коня собирается взбираться, и пытается коня оседлать. Вихор седых волос торчит на его голове-макушке, как солома какая-нибудь; ногой в стремя попасть никак не хочет или не умеет попасть: руками болтает, головой мотает, домой не идет и в стремя не достает. А между тем, в голове у него разные мировоззренческие аспекты лежат на полках, штук двадцать вероисповеданий зараз, и столько ума, какого в наше время и не бывает, а в доме, навсего всего, – два стула и газ. Больше ничего.

«А я вот вообще так подозреваю (и имею к таким подозрениям не малые основания) – сказал Тиронский, – что «некто записывающий» эти происшествия и получающий, между прочим, за эти записывания, не малые привилегии, уже успел вырвать из происшествия несколько внушительных листов, и в результате этой «короткости», как повсеместно бывает, получается вместо «значимого события» прямо – прокламация. То есть, «унизят» и «обесхвостят» само событие до такой внушительной степени, что хоть «смейся», глядя на него. И, потому, необходимо здесь кое-что припомнить, полагаясь исключительно на самого себя, припомнить надо именно «самому» каждый маломальский штрих, каждую мерзость исторических фактов, и только после этого можно будет ссылаться на другие источники памяти, дабы выводы сделались объективные».