Глоток мрака - Гамильтон Лорел Кей

Шевельнулась стенка шатра, и лорд Хью сказал:

– Прошу простить меня, царица Мередит, но мне принесли сообщение.

Он еще раз поклонился и оставил меня лицом к лицу с матерью.

Она сказала:

– Как идет тебе корона, Мередит! Я всегда знала, что она тебе будет к лицу.

Я бы много разного могла ей ответить. К примеру: «Если ты предполагала, что я взойду на трон, почему ты позволила Таранису избить меня в детстве чуть ли не до смерти?», или еще: «Если ты думала, что я когда-нибудь стану королевой, почему ты от меня отказалась и ни разу не пожелала повидать?». Но вслух я сказала:

– Я знала, что корона тебе понравится, мама.

Вернулся лорд Хью и поклонился ниже, чем раньше.

– Мне сообщили о приближении человеческой полиции и войск. Ты позвала на помощь людей?

– Это так.

– И теперь, если мы атакуем вас, Благой двор могут выдворить с нашей новой земли, при том что Неблагих и слуа никто не тронет, и последний островок волшебной страны достанется им?

Я ему мило улыбнулась.

– Именно так ты добьешься цели, к которой веками рвалась королева Андаис, и ни Неблагим, ни слуа для этого драться не придется, – подытожил он.

– Весь смысл в том, чтобы не драться, – сказала я.

Он поклонился еще раз, много ниже, чем раньше – по-настоящему поклонился, почти исчезнув из поля видимости. Выпрямился он с неприкрытым восторгом на лице.

– Богиня и страна, как мне представляется, не ошиблись в выборе новой царицы. Ты победила. Мы отступаем – ты нам дала оправдание, которое признает даже король Таранис. Он не рискнет изгнанием всего нашего двора с этих берегов.

– Очень рада, что король примет вас обратно и поймет, что любое иное ваше решение было бы крайне неудачным.

Он поклонился еще раз.

– Благодарю за разрешение нашей дилеммы, царица Мередит. Не знал, что ты столь умелый политик.

– У меня бывают светлые моменты, – сказала я.

Он улыбнулся, поклонился и сказал:

– В таком случае право спасать тебя мы уступаем людям.

– Нельзя бросать ее у слуа! – воскликнула моя мать, словно ужаснувшись такой судьбе ее дочери.

– Довольно, мама, – сказала я и погасила зеркало.

Она еще спорила с лордом Хью, будто свято верила в сказки Тараниса. Очевидно было, что лорд Хью не верил. Но с другой стороны, если я не пойду в супруги Таранису, Бесаба не станет матерью новой королевы Благого двора. Она больше выиграет, если Таранис говорит правду.

Шолто с улыбкой поцеловал мне руку.

– Отлично проделано, моя царица.

Я широко улыбнулась:

– Очень помогает в споре, когда тебя коронует сама страна, а из небытия то и дело всплывают древние реликвии.

– Нет, Мередит, – возразил Дойл. – Ты прекрасно сыграла. Твой отец мог бы тобой гордиться.

– Это точно, – сказал Мистраль.

И для меня, обладающей древним мечом, которым могли владеть только мой отец и я, для меня, осененной благословением самой страны фейри, фраза о том, что отец гордился бы мной, значила больше всего остального. Наверное, мы так и не перерастаем желание заслужить одобрение родителей. И поскольку моя мать никогда не будет мной довольна, мне оставался только отец. Только он всегда у меня и был. Он и Ба.

А теперь мои родители мертвы – мертвы оба. Женщина в зеркале – всего лишь та, чье тело меня исторгло. Быть матерью – значит гораздо больше. Я помолилась о том, чтобы стать хорошей матерью, и о том, чтобы мне помогли сберечь нас всех. Из ниоткуда пролился дождь из белых лепестков, падая на нас душистым снегом. Думаю, это был ответ. Богиня со мной – вряд ли может быть помощь больше. Как говорят христиане, если со мной Бог, то кто против меня? К несчастью, мой ответ был – почти все.

Глава двадцать шестая

Мы пристегнули новое оружие. Я очень внимательно проверила петлю крепления меча к ножнам. Пока он в ножнах, за него можно браться не только мне, но стоит клинку показаться из ножен хоть ненамного, и появляется риск, что он вывернет наизнанку неосторожную руку.

Дойл подвесил рог безумия себе на грудь на кожаной перевязи.

– Не надо ли его в какой-нибудь чехол поместить? – спросил Шолто.

– Пока я ношу этот рог на груди, он никому вреда не причинит. Он становится опасным, только если пытаться его отнять.

– Как мне пронести копье, чтобы Благие не догадались, что это? – спросил Мистраль.

– Не думаю, что даже Таранис решится напасть на тебя ради копья на глазах у людей, – сказала я.

– Будут другие случаи, – возразил Мистраль. – За тобой он явился в Западные земли, Мередит. И за одним из своих атрибутов он тоже может попутешествовать.

Он приподнял копье в руке, будто взвешивая. Древко было тонкое, длиннее, чем у костяного копья Шолто, которым я казнила Кэйр. Мне подумалось, что копье Мистраля вряд ли годится для прямого удара или для броска.

– А это все-таки копье или что-то вроде молниеотвода?

Мистраль посмотрел на сверкающее копье и улыбнулся мне.

– Ты права. Оно не для того, чтобы втыкать его в тело. Скорее это большой волшебный жезл или посох. Чуть поупражняться – и с ним в руке я смогу за несколько миль поразить врага молнией с ясного неба.

– То есть его можно использовать для убийства?

Он подумал и кивнул.

– Забудь об этом, – сказал Шолто.

Мы с Мистралем повернулись к нему.

– О чем забыть? – спросила я.

Он улыбнулся и покачал головой.

– Не строй из себя невинность, Мередит. Я видел ваши лица. Вы думали, что можно избавиться с помощью молний от пары-тройки врагов, и никто об этом не узнает. Но тайну уже не сохранить.

– Почему? – спросила я, но уже и сама и поняла: – Ах да, его все слуа видели.

– И кое-кто из них так же стар, как старейшие из сидхе. Им случалось видеть это копье в руке короля, и они знают, на что оно способно. Мой народ верен мне и не предаст нас нарочно, я в это верю, но не заставишь же всех молчать. Девы-скелеты, возвращение древних реликвий – слишком сильные впечатления, чтобы ими не поделиться.

Я вздохнула:

– А жаль.

Дойл шагнул ко мне.

– Нам пора выйти из холма навстречу нашим спасителям, но, Мерри, ты всерьез думаешь о политических убийствах как способе решения наших проблем? – В лице у него не было осуждения, только терпеливое ожидание – он просто хотел знать точно.

– Давай скажем, что я теперь ни одного способа не отвергаю с порога, – сказала я.

Он взял меня за подбородок и заглянул глубоко в глаза.

– Ты говоришь серьезно. Что так внезапно тебя ожесточило? – Тут он отвел руку, глаза затуманились. – Я дурак. У тебя на руках умерла твоя бабушка.

Я схватила его за руку, заставила смотреть в глаза.

– А еще я видела, как тебя уносят врачи, и опять не знала, останешься ли ты в живых. Таранис с приспешниками в первую очередь хотят убить тебя.

– Его они боятся больше всех, – сказал Шолто.

– Они и тебя пытались убить, – напомнил Дойл, поворачиваясь к нему.

Шолто кивнул.

– Но они боятся не лично меня, а слуа под моей командой.

– А меня почему посчитали? – спросил Мистраль. – У меня под началом нет армии. Я никогда не был правой рукой королевы, и левой тоже. Зачем они целый поход затеяли, чтобы убить и меня?

– Среди нас еще есть те, кто достаточно стар, чтобы помнить тебя в бою, друг мой, – сказал Дойл.

Мистраль отвел взгляд, волосы упали на его лицо – словно серые тучи закрыли небо.

– Это было слишком давно.

– Но многое из старой магии уже вернулось. Вероятно, старейшие из обоих дворов боятся того, что ты можешь совершить, если снова станешь прежним.

Меня вдруг осенило.

– Мистраль – единственный бог грозы при Неблагом дворе. Остальные либо Благие, либо остались в Европе.

– Верно, – сказал Дойл. – Но это не все, что ты хотела сказать?

– Не все. Что, если Таранис боялся именно того, что произошло? Он знал, что если его копье достанется кому-то из Благих, он может приказать, и ему его отдадут. Но Мистралю он не приказывает. Он ничего не может потребовать от Неблагого сидхе.