Тень на обороте - Сергачева Юлия

Я свободен!

Илга смотрела испытующе.

— …далеко заполночь, — смысл ею сказанного, наконец, одолел хмель.

— А мне совершенно некуда спешить! — с пьяной беспечностью заявил я.

— Зато мне утром на работу.

— Ну, так иди себе! Я, может, вообще не собираюсь назад! — признался я, дохнув ей ненароком в лицо. Она брезгливо отшатнулась. Мне показалось, что девушка вот-вот влепит мне оплеуху.

И вдруг ее злость исчезла — мгновенно и без следа, словно вода, впитавшаяся в пересушенный песок. Илга небрежно пожала плечами:

— Как скажете. Пойдемте тогда выпьем на прощание… И разойдемся.

И мы выпили рыбьего «молока» в темноватом местечке на оставшуюся после цирка мелочь. Вот забавно — Илга мне улыбалась! Немного натянуто, отводя взгляд, но улыбалась. И я внезапно вновь осознал, какая она красавица — изумительная девушка, с яркими, чистейшей морской синевы глазами, с жемчужно-розовой светящейся кожей, с приятными формами под этой мешковатой одеждой… Она отпивала из своего стакана и загадочно молчала. Она промолчала, даже когда я переместился поближе и положил руку ей на бедро, шалея от присутствия такой красоты.

— А хочешь, я перепишу твою жизнь заново? Ты станешь принцессой и знать не будешь ни о своем Яннеке, ни о стохвостах! Вот вернемся в замок, и так и сделаем. Будешь дочкой барона…

— Это возможно? — Илга непритворно заинтересовалась, распахнула глаза шире.

— Ну, — даже во хмелю я слегка смутился. — Возможно, только трудно. Но для тебя я готов напрячься.

— А сделать так, чтобы человек стал здоров?

— Опять ты за свое… Если узор гнилой, то узел на изнанке все равно распустится.

— Ты пробовал?

Когда это мы успели перейти на «ты»? Впрочем, это отличная идея! И доверительность сразу возникает.

— …много лет назад. Я должен был исправить сущность одной больной девочки. Ее отец был могучим и влиятельным магом, но даже он не мог излечить ее и решил, что это под силу только Оборотню. Он убедил Ковен… Только все равно ничего не вышло. Эмма не стала нормальной. Даже хуже — она утратила рассудок. — Я запоздало спохватился, что язык будто сам собой плетет то, что я ни с кем не обсуждал уже много лет. И не хотел обсуждать.

— Это все прошлое. Давай лучше о настоящем и будущем. Вот кем бы ты хотела стать? А хочешь, дочкой Императора?

Нет, это вовсе не гнев в ее глазах — это она так смеется. И ямочки у нее под скулами очаровательны… Это хорошо, что она смеется, потому что, когда она перестает смеяться, ее лицо становится неприятно напряженным и испуганным. Как у человека, который совершил нечто необратимое и ждет неминуемой расплаты. Но что страшного могла сотворить такая красавица?

Какая горячая у нее шея, а гладкая кожа пахнет упоительно…

— Давай сбежим вместе, а? Я даже оборву твой поводок, хочешь?

Вряд ли она поняла, о чем идет речь. Отвела глаза, вдруг тоже взяла стакан, щедро плеснув из бутылки, и решительно отхлебнула крепкого рыбьего «молока». Стерла невольно выступившие слезы.

И впрямь, что за мерзость подают в этом заведении? Тоже, как в цирке, полным-полно каких-то мелких сухих колючек, которые горчат и застревают в глотке, словно опилки, и дышать становится трудно. Сквозь накатывающую муть пронзительно и трезво смотрит Илга. Это последнее, что остается в памяти.

А потом стало темно.

* * *

Очнулся я от злого, пробирающего насквозь холода и головной боли. Мучительно медленно провел по лицу ладонью (страшно неудобной, почему-то жесткой). Приоткрыл глаза… Почему все так ярко?

Вокруг деревья. Изморозь на пожухшей траве и на рукаве моей куртки. Солнца еще нет, но вокруг уже царит предрассветная, прозрачная сумрачность.

Где это я?

Я отнял от лица левую руку и понял, отчего она показалась мне странной: из-под верхнего витка свежей и чистой повязки, торчит свернутый листок бумаги. Развернуть его стоило целой серии болезненных телодвижений. Незнакомый, угловатый почерк: «Считайте, что мы квиты и услуги проводника полностью оплачены».

Щурясь, я рассматривал записку и собственную заново перевязанную ладонь. В памяти всплывало напряженное лицо Илги и колючий привкус выпитого вина.

Оборотни способны распознавать враждебные примеси в пище. Яды, лекарства или, скажем, дурманящие вещества воспринимались мною, как колючки. Там, в цирке в напитки явно что-то подмешивали, и я игнорировал это лишь потому, что уже был пьян. И позже, выпивая в компании Илги, я тоже не отреагировал…

«…это правда, что даже капля крови Оборотня способна исцелить любого?..»

Заново перевязанная рука… Рассыпанные по траве упаковки со снотворным… Головная боль. Я сжал зубы и застонал. Казалось, стон остается на языке горькой золой.

Я огляделся, высмотрев, наконец, знакомые ориентиры. Вон замок и башня, а внизу поселок. Значит, Илга привезла меня сюда и бросила. Наверное, еще можно послать погоню, эта мерзавка наверняка сбежала, но уйти далеко не могла, ей надо заехать за женихом. Догнать ее, схватить, наказать…

Что-то шевельнулось внутри, некое смутное сожаление о несделанном. Шевельнулось и ушло.

Она могла попросить о помощи открыто, но не стала. Она могла причинить мне большие неприятности, и тоже не стала. Она могла убить меня… Нет, не думаю. Это исключено.

Я с силой тряхнул гудящей головой. Боль, конечно, лишь усилилась, но зато отвлекла от темных мыслей.

Кое-как завернувшись в напрочь выстуженную куртку, поднялся на ноги и, поначалу пошатываясь, а затем все увереннее двинулся к замковой дороге. Озябшие руки никак не отогревались. Сунул в карманы, наткнулся на нечто постороннее, выудил плоский пакетик и некоторое время тупо соображал, что же это такое… Ах да, это завалилось Илгино снотворное.

…Стены, переходы, лестницы. Смутные тени с ужасом шарахаются прочь. Некоторые нерасторопны, и я отшвыриваю их, грязно выругавшись… Огромная, показавшаяся мне просто чудовищной, тень заступает дорогу. От нее веет злой стужей.

— Господин Юг? Райтмир?

Тень съеживается, обретая очертания мага Ставора. Маг ниже меня ростом, но мне все еще чудится, что великанская тень по-прежнему высится за его плечами. Ставор чем-то недоволен. Лицо его спокойно, голос негромок, однако недовольство колышется вокруг него темным облаком, полным грозовых разрядов.

— …вы вольны распоряжаться свободным временем на острове по собственному усмотрению…

О чем это он? Я делаю попытку сосредоточиться. Суровость Ставора смешана с легким презрительным снисхождением и отдает тухлятиной. Так смотрят на элитного кобеля, вернувшегося домой в репьях после шального загула в компании окрестных дворняг. Это не раздражает, это бесит. Да как он смеет?

Однако пока я осмысливаю, что к чему, борясь с накатывающей мутью, Ставор уже продолжает:

— …но, общаясь с людьми, извольте держать себя в руках, — интонации его скучны, даже особого укора не слышно, но меня словно по щекам хлестнуло, частично выбивая дурман.

— Да какая разница? — глухо осведомился я. — Я же Оборотень! Чудовище.

— И, тем не менее, я настоятельно рекомендую вам вести себя достойно.

Подспудно тлевшее, искавшее выход, бешенство распускается слепящими протуберанцами.

— Не указывайте мне что… — сипло, но взвинчено начал было я.

И не договорил. Повторно номер, проделанный в Черноскале с насморочным Гостем, не прошел. Не тот партнер.

Земля под ногами мягко содрогнулась — где-то внизу пришли в движение могучие корни. Ставор не шевелился, но я буквально всем продрогшим телом ощущал этот скребущий, томительный звук от которого сразу бросило в дрожь. То, что двигалось там, без особого труда скрутит наглеца Оборотня.

В голове вдруг прояснилось. А что, если… Время делать выбор? Или идти до конца, испробовать свою мифическую мощь, намертво сцепившись с противником, отрезая пути назад или… Отступить и покориться.

Амулет туго завибрировал.

«Чего ты боишься?» — спрашивал мертвый дракон на острове. Вот этого самого мига. Когда нужно будет окончательно решить, человеком мне жить дальше или Оборотнем. Навсегда.