Обитель Тьмы - Грановский Антон

– Откуда же могло взяться подобное чудовище? – спросил он.

Глеб ухмыльнулся и ответил вопросом на вопрос:

– А откуда они все берутся?

Вопрос был риторический, но Рамон задумчиво нахмурился и после паузы ответил:

– Думаю, врата Преисподней прикрыты неплотно. И через эту щель время от времени на Землю выбирается какая-нибудь адская тварь.

Глеб дернул расцарапанной щекой и небрежно проговорил:

– Все может быть. Но об этом мы погадаем как-нибудь потом. Кишеньское кладбище рядом, толмач. Сейчас продеремся сквозь вот эти кусты – и будем на месте. Ты готов?

– Да.

– Тогда вперед.

Выбравшись из кустов, странники остановились, и лица их вытянулись от удивления. В зарослях камыша, осоки и желтого рогоза мерцала гладкая кромка воды.

– Боже! – выдохнул Рамон. – Откуда здесь взялось озеро?

Глеб молчал. Легкая дымка окутала склон на том берегу, где между деревьями смутно виднелись надгробия, и некоторые из них вплотную подходили к воде. Легкий ветерок покачивал голые ветки, шуршал высокой травой.

– Половина кладбища ушла под воду, – снова заговорил Рамон, хмуро глядя на другой берег. – На дне этого озера – древние могилы.

Глеб сложил над глазами ладонь козырьком и вгляделся в противоположный берег.

– Твою мать… – тихо выругался он. – Рамон, ты это видишь?

– Что?

– Там, на другом берегу!

Рамон, прищурившись, посмотрел на противоположный берег.

– Я вижу только могилы и надгробия, которые подступают к самой кромке озера и уходят под воду, – сказал он.

– Посмотри лучше.

Толмач снова вгляделся вдаль и покачал головой.

– Это все, что я вижу, Первоход. А что видишь ты?

– Не знаю, как объяснить… – Глеб нахмурился, подыскивая нужные слова. – Это что-то вроде… мерцания.

– Мерцания?

Глеб снова перевел взгляд на толмача, и брови его дрогнули.

– Ты тоже мерцаешь, Рамон. Но твое мерцание – это мерцание жизни. А там, среди могил и над могилами, мерцает сама смерть. – Глеб облизнул пересохшие губы и вновь взглянул на тот берег. – Но есть там и еще кое-что… Не жизнь и не смерть, а что-то третье.

– Разве есть что-то в мире, помимо жизни и смерти? – удивился Рамон.

Глеб не ответил.

– Первоход, взгляни! – окликнул вдруг толмач.

Глеб посмотрел туда, куда показывал Рамон, и увидел легкий одноместный челнок, плавно покачивающийся на волнах.

– Отлично, – хрипло произнес он. – Значит, у меня есть возможность переправиться на тот берег.

– У тебя?

Глеб чуть прищурил свои темные, поблескивающие сухим, недобрым блеском глаза.

– В челноке место только для одного человека, Рамон. Разве ты не видишь?

– Я могу добраться до другого берега вплавь.

Глеб задумчиво посмотрел на озеро, потом шагнул к кромке воды, нагнулся и осторожно тронул пальцем изрезанную рябью поверхность.

На мгновение вода у берега изменила цвет, став багровой, и Глеб, зашипев от боли, тут же отдернул руку. Кожа на кончике его пальца лопнула, а края раны обуглились.

– Боже… – тихо выдохнул толмач.

– Бог тут ни при чем, – холодно отчеканил Глеб. – Боюсь, что водичка эта – не из нашего мира.

Рамон перевел взгляд на озеро и, завороженно глядя на его мерцающую поверхность, хрипло пробормотал:

– Адская вода.

– Да, что-то вроде этого. Не будем тратить время попусту. До встречи, толмач!

Глеб хлопнул Рамона по плечу и стал спускаться к лодке. Итальянец молча и растерянно смотрел ему вслед.

Запрыгнуть в лодку, не касаясь воды, оказалось сложной задачей, но Глеб с нею благополучно справился. Взяв в руки весло, он стал грести прочь от берега и на Рамона больше не смотрел.

Тремя сильными гребками Первоход вывел лодку из маленькой бухточки. Потом, став на одно колено, начал равномерно грести, и весло его быстро погнало суденышко по тихой воде. Глеб рассчитывал силу так, чтобы лодка двигалась без рывков и задержек. Теперь он видел, что это был искусственный водоем, образованный, должно быть, старой бобровой запрудой. Запруда так надежно перегородила ручей, что получилось озерко с пологими, заросшими осокой берегами.

Над серой, маслянисто мерцающей поверхностью воды возвышались травянистые, слепленные из грязи и веток островки. На тех, что побольше, были норы, похожие на норы ондатр. Когда лодка проплыла мимо одного из таких островков, с него поднялась туча маленьких птиц, отдаленно похожих на чирков и крохалей. Они вспорхнули шумной стайкой и скрылись в лесу.

Когда в кустарнике за спиной послышался шорох, Рамон стоял на берегу и смотрел вслед уплывающему челноку. На душе у него было неспокойно. Заслышав шорох и треск ветвей, толмач быстро обернулся и уставился на кусты. Глаза его расширились, а кровь отлила от лица.

– Метаморф! – выдохнул Рамон странное, незнакомое слово.

Чудовище остановилось и уставилось на Рамона. Лицо твари стало меняться, словно оно торопливо и усиленно подыскивало нужную маску. Наконец подергивания прекратились, и на Рамона уставилось лицо Глеба Первохода.

Толмач попятился и охрипшим от волнения голосом проговорил:

– Но как?.. Как ты сумел? Ты ведь не сожрал Первохода, гад?

Метаморф раскрыл рот и вдруг захохотал. Все его огромное багровое тело завибрировало в такт этому смеху, а черты лица от каждого судорожного сотрясания вновь запульсировали, становясь то волколачьей мордой, то морщинистой физиономией Бранимира. Наконец Метаморф оборвал смех и снова уставился на Рамона. По лицу его пробежала рябь, и оно снова стало точной копией лица Глеба Первохода, только багровой, словно пораженной какой-то жуткой болезнью.

Рамон вынул из-за пояса кинжалы и, устремив холодный, спокойный взгляд на приближающееся чудовище, заговорил:

– Господь – свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь – крепость жизни моей: кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут! Господи, будь со мной и укрепи мой дух!

И, не дожидаясь, пока чудовище нападет, Рамон смело ринулся в атаку.

4

Нос лодки ткнулся в песчаный берег. С опаской поглядывая на домовины и каменные кресты, Глеб швырнул весло на дно лодки и, ловко перепрыгнув через борт, приземлился на твердую почву.

– Ну, вот и прибыли, – хрипло проговорил он.

Солнце уже зашло за вершины деревьев, и воздух стал темным и неверным. Сумерки сгущались с невероятной быстротой. Глеб выволок лодку на песок, затем выпрямился, вытер рукавом потный лоб и окинул могилы спокойным взглядом. Могилы мерцали синеватым светом.

– Ну? – громко спросил Первоход. – И что дальше?

Земля в сажени от Глеба вспенилась и обвалилась, а секунду спустя из ямы, подобно огромному жуку, выбрался упырь.

– Театр начинается, – выдохнул Глеб. – Вешайтесь, гады!

Молниеносно выхватив из-за спину ольстру, он выстрелил упырю в голову. Голова разлетелась на куски. Но тут же из рыхлой, влажной земли выбрался еще один упырь. Встряхнувшись, как собака, он уставился на Глеба белыми глазами и, осклабив клыкастый рот, низко зарычал.

– Исчезни, демон! – рявкнул ходок и нажал на спуск.

Упырь колодой рухнул на землю, а Глеб, привлеченный громким шумом, повернулся направо. Из-за каменной замшелой домовины вышел высокий, тощий упырь. Лохмотья его одежды развевались и колыхались на ветру, подобно полам длинного плаща. Глеб быстро взял его на мушку.

– Привет, «черный плащ»! – прорычал он и разрядил в голову монстра заряд картечи.

Почти у самых ног Глеба зашевелилась земля. Он отпрыгнул в сторону и выставил перед собой ольстру. Из земли выбралась старуха. Глянула на ходока маленькими, злобными глазами, затем быстро подняла руки с желтоватыми когтями и пошла на Глеба.

Он мрачно усмехнулся.

– «Бабушка-бабушка, а почему у тебя такие большие уши?» – «Это чтобы лучше слышать тебя, моя деточка!»