Стреломант. Том 5 (СИ) - Лекс Эл

Закончить начатое…

Закончить…

А ведь это может сработать!

На мгновение обернувшись и поняв, что моя группа уже почти подошла, я вскинул левую руку, формируя в ней лук, и правую, доставая из воздуха стрелу.

Теперь главное, чтобы я все правильно понял. Чтобы я все правильно рассчитал. Потому что, если нет — мне будет очень сложно объяснить все произошедшее Арбитру…

Натянув лук и прицелившись, я пустил точно в спину врагу, целясь под левую лопатку. Точно в сердце.

Глава 3. Пат

Стрела пробила врага навылет, прошивая сердце и обрекая реадизайнера на смерть в течение нескольких секунд.

А чтобы эти секунды прошли как можно быстрее, стрела исторгла из себя прановый заряд, заключивший противника в купол, изменяющий время внутри себя. Точно такой же купол, как и все те, которыми я пользовался до этого. С одной лишь разницей — этот экземпляр не замедлял время внутри себя, а наоборот — ускорял.

Вспомнив досконально, как я располагал прану в наконечнике, чтобы сотворить купол, я сделал ровно наоборот. Я не стал наполнять ею наконечник, для того, чтобы потом спрессовать потом в одну точку, а наоборот — влил максимальный объем в границы наконечника, оставив сердцевину пустой.

И это сработало. Человек после смертельного поражения сердца живет шесть-семь секунд, если не оказать ему мгновенную помощь.

Моей цели хватило одной секунды. Еще никто из заговорщиков не успел понять, что происходит, не успел меня заметить, не успел даже обернуться, а реадизайнер, пытавшийся отравить воду, уже успел схватиться одной рукой за грудь, ею же попытаться вытащить из себя стрелу, и наконец упасть замертво.

И все это время из его свободной руки продолжала литься прана, исчезая во вскрытой бочке.

Привычного выброса, которые я уже привык проглатывать, словно необходимое для лечения снадобье — не было. Прана продолжала литься из пальцев заговорщика в бочку, причудливо изгибаясь по пути.

Я опустил лук, глубоко вдохнул и закрыл глаза, глядя сквозь веки на то место, где лежала мертвая Дон Йен. Последние капли праны из ее тела перетекали в бочку, которая уже сияла накопленными запасами, как новогодняя елка. Прана уже не помещалась в ней, бочка трещала по эфемерным, не существующим в реальности, как не существовало для праны дырки в боковине, швам, но продолжала и продолжала наполняться.

И наконец от нее по земле прокатилась волна голубой праны, словно кто-то кинул камень в озеро.

Все это заняло не больше секунды реального времени, и за моей спиной как раз раздались громкие шаги моей группы, которая нагоняла меня.

И все присутствующие в зале обернулись на эти шаги. И только сейчас увидели убитого.

— Мэйли! — ахнул один из них, кидаясь к убитому, а, вернее, к убитой, как сейчас стало видно. — Какого хрена?!

— Эй, что за дела?! — подал голос кто-то другой. — Вы кто еще такие?!

Тот, который побежал к убитой, и быстро проверил ее пульс, поднял голову и сосредоточил на мне взгляд:

— Этот сукин сын! Я его знаю, это ублюдок Ратко, лучник сраный!

Я молчал, не отвечая ни на оскорбления, ни на ругательства в свой адрес. Я ждал.

— А с ним кто?! Кто это такие?!

— Явно не друзья. — процедил один из заговорщиков — рыжий и веснушчатый. — Я вижу среди вас оранжевую прану. Файерс?

— Файерс, Файерс. — издевательски проблеял из-за моей спины знакомый голос Филиппа. — Я смотрю, Стэн, ты так и не отказался от своей привычки обижать тех, кто послабее!

— Филипп! — мгновенно побледнел рыжий. — Сука, я твой голос даже в гробу узнаю!

— А вот про гроб это я могу тебе обеспечить. — процедил Филипп, и моего уха коснулось приглушенное звяканье крышки зажигалки. — Ублюдок.

— Так вы что, пришли сюда, чтобы остановить нас?! — хмыкнул заговорщик-пиромант, быстро беря себя в руки.

— Если ты не заметил, очень даже остановили. — в тон ему ответил кто-то еще, я не видел кто. — Осталось разве что рожи вам начистить… Ну или действительно — в гробы положить.

— Да? — Стэн посмотрел на меня взглядом, похожим на тот, которым мясник смотрит на корову. — Молодцы, остановили. Убив одного из наших. В городе. Да у вас совсем мозгов нет!

И, едва только он это сказал, по глазам резанула яркая вспышка, настолько ослепительная, что мне пришлось зажмуриться, а, когда я открыл глаза, то увидел, что действующих лиц в нашей пьесе прибавилось.

Между нами и заговорщиками появилась новая фигура — висящий в воздухе черный балахон с оборванными краями, внутри которого ничего не было. Вернее было — там была абсолютная тьма. Будто человека ножницами вырезали из мироздания, оставив вместо него зияющую дыру, и накинула на него сверху драный балахон, чтобы хоть как-то прикрыть получившееся непотребство. И, так как ног у получившегося непотребства не было тоже, вместо того, чтобы стоять, балахон парил над полом, слегка покачиваясь вверх и вниз.

Арбитр пожаловал по мою душу.

— Клан Колесниковых, Линия Времени. — раздался откуда-то, непонятно откуда, будто отовсюду сразу, целый хор голосов. — Клан Дон Йен, линия Воды. Замечена агрессия со стороны клана Колесниковых, Линии Времени, в сторону члена клана Дон Йен, Линия Воды. Субъект, в сторону которого была направлена агрессия, объявлен мертвым. Серж Колесников, вам дается последнее слово, после чего вы будете стерты из реальности.

За спиной у меня кто-то горестно вскрикнул, а потом раздались громкие перешептывания, в которых угадывались слова «Арбитр» и «идиот».

Я еще раз посмотрел сквозь веки на пол, на то, как волна голубой праны перехлестывает через ботинки и катится дальше, и с облегчением открыл глаза:

— Я в своем праве. Агрессия проявлена в месте силы, а, значит, меня не за что судить. Я не нарушил Кодекс.

Шепот за спиной стих, сменившись потрясенным молчанием. Могу поспорить, что сейчас все реадизайнеры в этом зале, каждый на свой лад, смотрели на бочку, убеждаясь в том, что она пульсирует отобранной у Дон Йен праной.

Я был в своем праве. И дело даже не в том, что я был в своем праве с точки зрения Арбитра, дело в том, что я был в своем праве с моей собственной точки зрения. Весь этот Кодекс, написанный грязью на туалетной бумаге, дырявый как решето, и, по сути, не запрещающий никому и ничего, если уметь читать между строк и пользоваться ситуацией, вообще не должен был существовать. Его просто незачем было придумывать, и тот, кто все-таки его придумал, наверное, был очень тупым, раз сделал его настолько многосмысленным, что его можно толковать в любую сторону!

— Агрессия была проявлена в тот момент, когда места силы в этой точке пространства еще не существовало. — своим удивительным многоголосым хором не согласился Арбитр, не сдвигаясь, однако, с места.

Даже одно лишь то, что он сказал хоть что-то, уже было хорошим знаком. Я не перестал существовать прямо здесь и сейчас, а, значит, у блюстителя Кодекса тоже появились сомнения в собственной правоте.

Это мне и нужно.

— Место силы появилось в этой точке пространства точно в тот же момент, когда погибла Дон Йен. — сохраняя спокойствие, продолжил я. — Ни раньше, и ни позже.

Если это существо назвали Арбитром, значит, он не просто выполняет чью-то волю, он и есть эта воля. Он сам решает, кого карать, а кого миловать, а это значит, что его можно переубедить. Ему можно доказать, что он не прав, или, как минимум — что он видит не всю ситуацию.

— Серж Колесников, вы манипулировали временем для того, чтобы создать приемлемые для себя условия. — в голосе Арбитра словно бы даже какое-то осуждение послышалось. — В относительном времени для Дон Йен место силы появилось через семь целых двадцать семь сотых секунды после поражения вашей праной.

— В относительном времени для всего остального мира это произошло одновременно. — я перевел разговор в удобное для себя русло. — А Кодекс регулирует именно взаимоотношение реадизайнеров в реальном мире, в человеческом. Не так ли? Кодекс не регламентирует взаимоотношения между реадизайнерами, он направлен лишь на то, чтобы защитить от последствий этих взаимоотношений простых людей.