Змей Горыныч (СИ) - Пациашвили Сергей Сергеевич

- Перестань, - молила тогда его княжна, - или я уйду.

- Что перестать?

- Так смотреть на меня.

- Но я пишу твой портрет, я не могу на тебя не смотреть.

- Покажи, что у тебя получилось.

- Нет, он ещё не готов.

- Покажи, покажи.

Ратмир прижимал к груди деревянную дощечку, но Милана легко отобрала её у него.

- Это не я, я же совсем не похожа, - проговорила она.

- Я же сказал, что это ещё не готово.

- Тебе нужно учиться живописи. Однажды один художник в Киеве уже писал мой портер, у него получилось очень хорошо. И у тебя получится, у тебя есть талант, брат пригласил в Новгород греков, которые будут расписывать храм Преображения, пусть они и тебя научат. Я попрошу за тебя.

- Но Милана, - взял её за руку Ратмир, не давая ей уйти, - в таком случае я не буду видеть тебя.

Она лишь улыбнулась в ответ и ушла прочь. В улыбке её было столько нежности и кокетства, что Ратмир ещё с минуту стоял неподвижно и улыбался, хоть в комнате никого уже не было.

Глава 4.Дорога.

- Спишь, Монашек? – послышался грубый голос Гарольда. Зловоние из его рта в один миг развеяло туман сна, образ Миланы исчез и появился рыжебородый здоровяк. Ратмир спал под деревом, когда богатырь прервал его сон. С тех пор, как они выдвинулись в поход, Гарольд не называл его по имени, а использовал лишь обидную кличку.

- Вставай, щенок, - злился скандинав, - никакого толку от тебя нет. Оставили тебя в карауле, и, подумайте только, он заснул. Сколько раз тебе говорил, в дозоре не спать. Вставай, принеси хвороста для костра, хоть какой-то толк от тебя будет.

С большим трудом Ратмир поднялся на ноги. Тело его ужасно болело после нескольких дней пути и непрерывных тренировок. Сильнее всего болело между ног. Ратмир никогда так долго не ездил верхом и теперь ходил не иначе как в раскоряку, под всеобщий смех богатырей. Ловя усмешки своих спутников, юный послушник направился за хворостом. Сон ещё не оставил его, отчего глаза слипались. Но страх перед Гарольдом заставлял идти вперёд, превозмогая боль и усталость. В лесу Ратмир увидел старого знакомого – Айрата. Смуглый богатырь так же занимался сбором хвороста и работал на порядок быстрее новичка.

- Почему ты так плохо тренируешься, монах? – спросил Айрат.

- Я - не воин, - отвечал лишь Ратмир.

- Глупости, я видел тебя раньше, лишь недавно вспомнил, где. Ты был стражником в свите киевской княжны. Я видел тебя с копьём в руке, в кольчуге.

- Я никогда не использовал это копьё, да оно и гораздо легче, чем у богатырей.

- Да, той палочкой ты даже курицу бы не убил, - усмехнулся Айрат.

Ратмир улыбнулся в ответ.

- Откуда ты, Айрат? – спросил вдруг Ратмир, и выражение лица богатыря в мгновение ока изменилось.

- Откуда я? – нахмурился он.

- Ну… ты не очень-то похож на словен. И вообще на русов. И на чудь тоже не очень походишь.

- Я не знаю своего племени, - без тени улыбки отвечал уже Айрат, - не помню, как оно называлось. Когда я был совсем мал, наше село разорили колдуны, меня забрали в рабство. Рабом я попал в Новгород, а когда город крестили, я получил свободу и поклялся отомстить этим собакам.

Ратмир хотел сказать что-то ещё, сказать, как ему жаль, и что он не имел в виду ничего плохого, но Айрат уже ушёл, не желая его слушать. Когда юный послушник пришёл с хворостом, костёр уже был разожжён, и богатыри преступили к приготовлению еды. Вскоре, не обращая внимания не измождённого новичка, витязи приступили к трапезе.

- Ждёшь особого приглашения? – послышался голос Филиппа Грека, - садись давай, ешь.

Ратмир сел рядом с монахом и взял в руки порцию мяса.

- Зря ты спросил у Айрата, откуда он, - проговорил Филипп, - Это глупо. Здесь добрая половина богатырей не из словен. Вон, видишь двоих. Один с лицом как у лошади, другой с дикими глазами. Первый – это Талмат, второй – Госта. Они – печенеги, сыновья вождя.

- Печенеги-богатыри? – удивился Ратмир.

- Да, печенеги. Их род заключил союз с князем Святославом во время войны против… Ромейской Державы, и после войны поселился под Киевом, где они много после смерти князя и приняли христианство. Самые жестокие воины-христиане из всех, кого я видел. Одного волхва они убивали целый час, отрезая от него по кусочку. Если нужно кого-то пытать, его отдавали братьям. Думаю, это сильно мешало спасению их душ, но когда они стали богатырями, они раскаялись, и, надеюсь, больше не повторят тех жестокостей. Мы приняли их, они равны нам. А вот Гарольд, Эдвард Хромой и многие другие и вовсе скандинавы. Они плавали по морям на своих лодьях, грабили тех, кто жили на берегу, пока Олег, такой же скандинав, только выросший в Новгороде, не взял их в плен и не крестил, приняв в свою дружину. Запомни, Ратмир, здесь уже не важно, из какого ты племени и страны, не важно, кем ты был раньше. Здесь важно только то, что ты воин Бога, важно –защищать истинно верующих. И выжить тебе помогут те, кто рядом, кем бы они ни были. Все мы христиане, все мы – братья.

После скромной трапезы, состоящей из одного мяса и грибов, Филипп отошёл подальше от костра и уселся под деревом. У него ещё было немного времени, прежде, чем остальные богатыри наедятся и будут готовы продолжить путь. Из кожаного мешочка, что висел на поясе, греческий богатырь достал пергамент с какими-то письменами и принялся её изучать. Ратмиру редко в своей жизни приходилось видеть пергамент, тогда на Руси его делали очень мало, он был очень дорог и только для особых случаев. В основном же использовали для письма бересту. Послушник тут же подсел к монаху.

- Это ведь греческий язык? – спросил он.

- Да, ромейский, - поправил его Филипп, - ты читаешь по-ромейски?

- Немного.

- Сможешь прочитать, что здесь написано?

Ратмир взял в руки лист пергамента так осторожно, как только мог. Он напряг всё своё мышление, всё, чему учился раньше.

- Это очень сложно, - сдался юный богатырь, - меня учили монахи, у которых я обучался живописи. Но, они больше уделяли времени урокам рисования, нежели грамоте.

- А по-русски ты читаешь?

- Да, русские письмена я хорошо научился разбирать.

- Ну и отлично. Значит, сможешь выучить и ромейский. Если хочешь, я научу тебя. Смотри, это стихи одного монаха, написанные ко дню именин святого Георгия. Этот монах давно умер, но я принял постриг в том монастыре, в котором он был монахом. Знание грамоты мне очень помогло. Сначала я трудился как земледелец на монастырских землях, но потом меня взяли послушником. Но даже став монахом, я жил очень бедно, еды на всех не хватало, и братья решили отправить некоторых из нас миссионерами на Руси. Я был отправлен в Новгород и здесь стал богатырём. Всё благодаря моим знаниям.

- Я бы тоже хотел уйти куда-нибудь подальше из дома. Для этого я стал послушником, надеялся, что меня сделают миссионером, отправят куда-нибудь. Но обычно миссионеры приходили в Новгород, а не уходили из него. У нас в городе и так не хватает духовных лиц.

- Но вот ты всё-таки вырвался, - улыбнулся Филипп, - если проявишь терпение и настойчивость, сможешь стать богатырём. И тогда сможешь отправиться на какую-нибудь заставу.

- Да, может быть, - согласился Ратмир.

- Это очень непросто, быть миссионером. Ты уходишь от цивилизации, от всех городских благ, терпишь лишения, пытаешься втолковать что-то людям, которые не то что тебя не понимают, а могут вообще говорить на незнакомом тебе языке, который ещё нужно выучить. Тебя могут просто убить или изгнать.

- Да, я знаю. Но, мне просто не хотелось оставаться в Новгороде.

Ратмир ждал, что Филипп начнёт расспрашивать его о том, что произошло, захочет понять, почему ему так не хочется оставаться в Новгороде, понять его боль и поделиться советом, но Филипп не спросил. Вместе этого Грек снова увлёкся своими письменами. А к Ратмиру подошёл Гарольд.

- Два монаха уже подружились, - усмехнулся он, - вставай, Монашек, пора в дорогу. И ты, Грек, давай, поднимай свой зад.