Пылающие небеса (ЛП) - Томас Шерри

Мать горько разрыдалась. Слезы струились по ее лицу и падали на чудесную небесно-голубую шаль. Никогда прежде Тит не видел маму плачущей.

– Но потом ты согласился, – тихо произнесла Фэрфакс, глядя на него почти с нежностью.

Тит все еще видел залитое слезами лицо матери. По-прежнему слышал приглушенный голос, когда она отвечала на его удивленный вопрос:

«Почему ты плачешь, мама?»

«Потому что ненавижу себя за то, что прошу у тебя. Потому что никогда не прощу себя, ни в этой жизни, ни в следующей».

При этих словах что-то в нем сломалось.

– Мне было шесть. Я бы все для нее сделал.

В этом мире существовало нечто, связывающее мага крепче кровной клятвы, – любовь. Любовь как самая прочная цепь, самый болезненный кнут и самый жестокий рабовладелец.

Тит потянулся к сумке, которую бросил на пол рядом с кушеткой, и вытащил толстую книгу.

– Знакомая. Ты ее из школы притащил?

– In priorem muta. – Книга показала свой истинный облик, превратившись в скромный журнал в кожаной обложке. – Дневник моей матери. Она записывала в нем все свои видения.

– Он пуст, – заметила Фэрфакс, перелистав порядка тридцати-сорока страниц.

– Он показывает только то, что я должен видеть.

Дневник достался ему после смерти матери с надписью: «Мой дорогой сын, я буду здесь, когда по-настоящему понадоблюсь тебе. Мама».

Тит ежедневно открывал его и просматривал пустые страницы. Лишь когда он узнал правду о ее смерти – что это было убийство, а не самоубийство, – появилась первая запись. Та самая, о нем, стоящем на балконе и наблюдающем явление, что должно изменить и изменит все.

Тит продолжал переворачивать страницы, но те упорно сохраняли белизну. Что-то холодное и ужасное разъедало его внутренности.

«Ты нужна мне сейчас. Не покидай меня. Не надо».

Наконец в самом конце дневника появились несколько страниц, исписанных ее знакомым наклонным почерком. Тит стиснул переплет, чтобы пальцы не задрожали от облегчения.

– Ты могла бы прочитать их со мной. Многие из ее видений связаны с нашей задачей.

Фэрфакс оставила низкий столик и присела рядом.

«4 апреля 1021 державного года.

Когда сегодня утром мы с Титом играли в верхних садах, я увидела коронацию. Нельзя не узнать особые флаги ангельского воинства, поднимаемые только на коронациях и государственных похоронах. И судя по ярким нарядам зрителей, заполонивших улицу, я наблюдала не похороны.

Но чья это коронация? Я уловила лишь три минуты долгого парада, вот и все.

Я вернулась к Титу, который дергал меня за рукав. Он нашел божью коровку и хотел, чтобы я ей восхитилась. Бедное дитя. Не знаю, почему он меня любит. Кажется, когда бы он ни захотел моего внимания, я всегда захвачена новым видением».

– Дата – это сразу после окончания Январского восстания, да? – спросила Фэрфакс.

Тит кивнул. Баронессу Соррен казнили днем раньше.

Они продолжили читать.

«10 апреля 1021 державного года.

Видение вернулось. На сей раз я смогла увидеть появление государственной колесницы в самом конце Дворцового проспекта. Но не различила, кто в ней – лишь как играет солнце в его или ее короне.

Остаток дня я не могла ни на чем сосредоточиться. Бедный Тит принес мне стакан яблогрушевого сока. Подержав немного, я вернула его, даже не отпив.

Мне нужно узнать. Я должна узнать. На следующий день после того, как это видение появилось впервые, отец потребовал, чтобы я обменяла свою жизнь на будущее Тита на троне. Я попросила время, чтобы подумать. Он дал мне три недели.

Если человек на колеснице – я, тогда я возьму Тита и спрячусь. Лабиринтные горы полны недоступных углов и долин. Немагический мир тоже предлагает множество возможностей исчезнуть.

Но что, если на колеснице не я?»

«12 апреля 1021 державного года.

В колеснице не я.

Это Тит. И он маленький, лишь чуть постарше, чем сейчас.

На сей раз видение длилось и длилось. Я узрела всю коронацию, а также церемонию, облекающую Алекта властью регента.

Я сама или отправилась в изгнание, или мертва.

Поскольку Тит еще так юн, множество празднований, которые развернулись бы в ином случае, отложены, пока он не достигнет подходящего возраста. И все же в конце он часами принимает доброжелателей. Мой сын, маленький, важный и совершенно одинокий.

Наконец он остается один. Вынимает из туники письмо, раскрывает его и читает. Я не вижу, что там написано, но на разорванном конверте моя личная печать.

Письмо оказывает на Тита поразительное воздействие. Он выглядит так, словно получил удар в грудь. Читает снова, потом бежит и достает что-то из своего ящика.

Мой дневник. Этот дневник, с которым я никогда не расстаюсь.

Открывает. Читает на первой странице: «Мой дорогой сын, я буду здесь, когда по-настоящему понадоблюсь тебе. Мама».

Дата под надписью – две недели после сегодняшнего дня.

Он переворачивает страницы.

Шок. Мой дневник пуст – множество страниц ничего.

Когда наконец появляется надпись, я снова испытываю потрясение. Это видение о молодом человеке, на которого я смотрю со спины. Сам же он наблюдает с балкона за чем-то, что его ошеломило. Это видение я переживала несколько раз, но никогда не чувствовала его важности.

Очевидно, в ближайшем будущем я почувствую нечто иное. Когда я вносила последние дополнения к видению, описание занимало меньше двух страниц – сейчас она растянулось на все четыре, выделенные мной для каждого предсказания. Даже поля плотно исписаны.

В этот момент образ начал угасать, но я смогла прочитать отрывки своих записей, касающиеся магии стихий. В теснящихся абзацах я ссылаюсь на другие видения, которые, кажется, не имеют ничего общего с этим. И даже пересказываю разговор с Калистой, мол, строго по секрету, но она узнала об интересе Атлантиды к магам стихий от самого тогдашнего инквизитора, никак не меньше, совершенно очарованного ее красотой и шармом.

Видение полностью угасло. Сейчас пять утра. На небе за окном показался легчайший проблеск рыжины. С рвущей болью в сердце я понимаю, что мои дни сочтены.

Но сейчас не время барахтаться в жалости к себе. В следующие две недели я буду неистово писать о магии стихий, хотя едва о ней знаю…

Необходимо быстро выяснить не только как можно больше о самой магии, но и почему я так нуждаюсь в этих знаниях.

Однако сперва я поплачу, потому что не увижу, как растет мой сын. Не увижу даже его следующий день рождения. А он запомнит меня только как чудаковатую женщину, которая не выпила специально принесенный им сок».

Итак, лгала инквизитор, а не его мать.

Тита охватил горячий стыд за то, что он так жестоко в ней усомнился. За то, что ненавидел ее так часто и так сильно.

Он извинился и поспешил в туалет, где проиграл свою битву со слезами. Тит еще утирал их, когда его позвала Фэрфакс:

– Иди сюда. Я нашла еще одно видение.

* * *

– Уверена? Я никогда не видел больше одного за раз, – сказал принц.

Его глаза покраснели, словно он плакал. Иоланта немедленно уткнулась обратно в дневник.

– Я просто листала страницы. И почти уверена, что раньше, когда ты просматривал эти листы, они были пусты, но не сейчас.

Принц уселся рядом:

– Написано почти на десять лет раньше.

И начал читать. Иоланта еще раз взглянула на него украдкой.

«7 мая 1012.

Сегодня новое видение.

В нем библиотека – или книжный магазин. Женщина, стоящая ко мне спиной, рассматривает полки и, похоже, ищет определенный заголовок.

Она останавливается и достает том, который надо удерживать двумя руками. Название на корешке гласит «Энциклопедия зелий».