- Нельзя ли избежать хотя бы огласки, господин Председатель, - сник кандидат, - мы признаем ошибку и просим прощения.
- Вы можете так разговаривать дома со своим супругом, - едко заметил Председатель, - но здесь официальная комиссия, и налицо промышленное преступление. Мы не имеем права делать для кого-то исключения из правил. Прошу вас, господа, покиньте кабинет.
***
- Ты что же мне подсунул, пакостный ублюдок? - взбешенный Уллиян сбил брата на пол и остервенело пинал ногами. Тот скрючился и слабо вскрикивал, не пытаясь сопротивляться. - Ты что же мне подсунул??
- Брат... Уль... Я ж говорил, что он, возможно, знает... Он мог нарочно... подменить...
- Ты сволочь, идиот, не ты ли утверждал, что знаешь все его проекты! Из-за тебя весь план пошел насмарку! Ах, как же хочется тебя избить до полусмерти!
- Оставь его, Уллиян, - на шум из кабинета выглянул отец. - Я думаю, не так уж он и виноват, мы просто недооценили Клеменса. Да и четыре года брака все же срок немалый, за это время любые чувства могут остыть. Всего не предусмотришь.
- И что нам делать, как быстрее сокрушить империю Освалльдов, вернув назад то, что по праву наше?
- Я думал, ты умнее, - разочарованно хмыкнул господин Герраль, - и у тебя есть запасные варианты, а ты, оказывается, надеялся только на брата, которого теперь же и ругаешь. С таким настроем мы не победим. Встань, Эрхи и иди умойся, ты сделал все, что мог.
- Ты защищаешь этого ублюдка? - злобно прорычал Уллиян, глядя вслед брату. - Но почему?
- Эрхард тоже мой сын, твой младший брат, хоть ты упорно не желаешь этого признавать, - спокойно отозвался отец. - Он был послушен, делал все, что мы ему велели. Чего ты хочешь от него? Он не герой, а всего лишь омега, к тому же любит своего супруга. Хотя бы попытайся представить, как трудно ему было воровать у любимого альфы эти бумаги.
- Отец...
- Мне жаль, что я вовлек тебя в семейную войну, Уллиян. Ты слишком вспыльчив и несдержан, прешь напролом, не заботясь о надежных тылах. Я сам был в юности такой, и потому мы проиграли. Хотя теперь, с высоты возраста и жизненного опыта, не могу не признать, что Лаггман Освалльд сделал нашу компанию втрое сильнее, его талант руководителя вкупе с недюжинными инженерными способностями Клеменса и его команды выдвинули ее в ряд мировых лидеров отрасли.
- Отец, ты хочешь отказаться от борьбы?
- Я стар и слаб, а кроме того, серьезно болен. Но я боюсь не смерти, а той вражды, что оставляю вам, моим сыновьям. Сегодня наблюдая, с какой жестокостью ты бьешь своего младшего брата, мне стало по-настоящему стыдно за себя как за отца. Я не сумел вас примирить и сделать родными друг другу, теперь же слишком поздно что-то пытаться изменить в ваших отношениях.
- Какая у тебя болезнь? Она неизлечима?
- Это уже не суть важно. Я знаю, что тебя не переубедить, и ты продолжишь бесконечную бессмысленную борьбу с Освалльдами, но Эрхарда оставь в покое, равно как и его отца. Он много в жизни перенес страданий, а вся его вина лишь в том, что полюбил меня.
- Отец...
- Я не закончил, не перебивай, имей терпение дослушать! По моему новому завещанию, которое я на днях переписал, тебе и твоему отцу отходит восемьдесят процентов всего моего состояния, остальные двадцать - Валлериану и Эрхарду. Это немного, но на скромную жизнь им вполне хватит. Исполни мою волю и не вмешивайся, пусть живут как знают!
- Но что сейчас с ним делать? - кивнул Уллиян на вышедшего из ванной младшего брата. - Если Клеменс все знает, то ему нет больше смысла возвращаться к нему.
- Нет! Я вернусь! Быть может, все не так и страшно! - отчаянно закричал Эрхард. - Я расскажу ему и он меня простит!
- Ты глупый идиот! - прорычал старший, отпихивая в сторону сунувшегося к нему младшего. - Отец наш слишком добр к тебе, но я не из таких слюнтяев! С сегодняшнего дня ты мне никто, запомни это!
***
Был уже поздний вечер, когда Эрхард бесшумно, как вор, пробрался в особняк Освалльдов. Не желая показываться никому на глаза, даже привратнику, он зашел с черного хода и медленно поднялся вверх на второй этаж, погруженный в свои тревожные невеселые мысли.
Войдя сюда четыре года назад в качестве тайного орудия мести, омега даже и представить себе не мог, во что в итоге выльется его семейная жизнь с главным наследником спорной компании. Первоначальный план "внедрения во вражеский лагерь" удался на отлично, Клеменс поверил в его чувства и "естественный" запах, считая молодого супруга своей истинной парой, но потом так неожиданно вспыхнувшая ответная любовь превратила жизнь Эрхарда в настоящий ад.
Все существо его противилось предательству, сердце ломило так, что легче было умереть, однако страх за своего отца и глупые обязательства перед семьей не позволяли ему ослушаться. В первый раз, когда он выкрал из сейфа мужа важные бумаги, на него никто даже не подумал, а компания оказалась на грани краха, и только выгодное привлечение инвестиций господина Свона фил Ллоуда спасло положение, обернувшись для самого Эрхарда кошмаром второй свадьбы любимого супруга. Все демоны мира бушевали в ревнивой душе молодого омеги, который не желал делить его ни с кем, даже с Юргеном, хотя отлично знал, что Клеменс к нему равнодушен.
Как он страдал во время брачного путешествия молодоженов, какие жестокие сердечные боли терзали его, как разрывалась на части душа! Он столько слез пролил, когда лежал один без сна в роскошной спальне своего любимого, как сильно он переживал, что соперник отнимет у него расположение и нежность мужа! Клеми вернулся злой и раздраженный, немедленно велел поселить Юргена в домик для гостей и больше не ходил к нему, по-прежнему отдавая все свои ночи и все внимание и любовь ему, Эрхарду, и это несколько успокоило ревнивого омегу, но все-таки не до конца.
На праздниках и семейных приемах Юрген неизменно стоял рядом с ними, сияя прелестной юной красотой. Он хорошо владел собой, всем видом выражая счастье, и даже само присутствие его бесило Эрхарда до сердечных колик, ибо теперь он был хотя и первым, но не единственным супругом старшего сына семьи Освалльдов. Проклятый блондин имел такие же права на мужа, как и сам Эрхард, официально считаясь членом семьи со всеми вытекающими из этого последствиями. На людях Клеменс обращался с ним с подобающим уважением, оказывал знаки внимания, любезно подставляя под изящную ладонь свой локоть и, мило улыбаясь, называл по имени.
