Коронный разряд - Ильин Владимир Алексеевич

За ее спиной сиял светлый день во всем его теплом августовском великолепии — с синим небом и ярким солнцем, слегка прикрытым перистыми облаками. Хмурые тучи оставили Останкино в покое, к несказанной радости туристов и рестораторов (которые по такому поводу не сильно ворчали на сбой в сети, тем более, что прямо нас обвинить не получалось).

— Так говорите, не придет? — Переспросил я секретаря.

Нас уже успели заверить, что Игоря Александровича Долгорукого сегодня не предвидится.

— Нет! — Подтвердила она.

— Ну, мы подождем, — улыбнулся я.

— Так ведь не придет? — Робко уточнила девушка.

— А вдруг, — с обаятельной улыбкой развел я руками.

— Понимаете, у нас ремонт, — вдохновленно произнесла она, спрятав чуть подрагивающие руки под столом. — Полная замена мебели! Поэтому Игоря Александровича сегодня никак не может тут быть!

— Вот как, — погрустнел я.

— Да! — Отчего-то расцвела она улыбкой. — Вот, как раз грузчики пришли, старую мебель забирать, — приподнялась она из-за стола и стремительно вышагнула навстречу трем кряжистым ребятам в спецодежде, зашедшим в помещение. — Ребята, вам сюда!

— Так может, мы поможем? — Произнес Артем, поведя плечом.

— Нет-нет-нет! Что вы! Вы же гости! — Заверила нас секретарь и лично проводила грузчиков до двери, плотно прикрыв за ними створку. — Вот, ремонт в полном разгаре, — вздохнула она полной грудью. — Давайте я вас запишу на другой день?

— Мы подождем, — так же невозмутимо ответил я и откинулся на спинку кресла.

— Но…

— Вы ведь знаете, чей это кабинет?

— Да…

— Или кресло подо мной вы тоже решили поменять?

— Нет-нет! Ожидайте, конечно же! Просто я хотела, как лучше, — засеменила она обратно на свое место и с деловым видом взяла в руки бумаги.

— Вы их переверните лучше, — посоветовал я.

Девушка побледнела, затем порозовела, но продолжала читать текст вниз головой.

Тем временем вновь открылась дверь кабинета — первым вышел грузчик, удерживая в руках по два сложенных друг на друга стула. За ним, с изрядными сложностями и тихими матерками выглянули еще двое, вытаскивая из помещения массивный шкаф, зафиксированный по периметру скотчем — чтобы дверцы не повредить.

— Вы бы его разобрали для удобства, — с осуждением произнес я.

Грузчики замерли, словно вокруг ночь, а я участковый. Затем медленно и уверенно пошли дальше — уже беззвучно и с невозмутимым видом.

— Он же в лифт не пролезет. — С интересом оценил я габариты.

— А мы его по лестнице понесем, — просипел с надрывом идущий позади.

— Так сто этажей?

— А нам за пролет платят. — Поравнялись они с нами.

— Стоять, — негромко но выразительно произнес я. — Шкаф поставить.

— А… — Поставив шкаф, смущенно потоптались они на месте, оглядываясь на секретаря.

— За дверь, оба. — Встал я с кресла.

Грузчики молча вышли.

Я же подошел к шкафу и одним движением снял завязку из скотча с ручек. Затем мягко потянул дверцу на себя и заглянул внутрь.

— Игорь, да ты похудел! — Обрадованно посмотрел я на смущенное бледно-розовое лицо друга, поправлявшего длинную прическу и выбившийся из-под клетчатого жакета ворот рубашки.

Мимо с видом ледяного спокойствия проследовала на выход секретарь. Потому что нет ничего хуже для карьеры, чем видеть непосредственного босса в глупом виде.

— О, Максим! А я тут, знаешь ли… — Лихорадочно обвел Игорь взглядом невеликое пространство шкафа.

— Сидишь? — Подсказал я.

— Ага! — Кивнул он и робко улыбнулся.

— Так ты поудобнее присаживайся, — подавая пример, я потянул из-за спины свое кресло и пододвинул ближе.

Игорь аккуратно поставил ноги на пол и украдкой посмотрел в сторону двери.

— Сидеть! — положил я ему руку на плечо.

Рядом, проскрипев креслом, разместился Артем — на всякий случай перекрывая путь для побега.

— Добрый день, — вежливо поздоровался он.

Но Игорь отчего-то испуганно отшатнулся.

— Я знал, что этот день когда-нибудь настанет, — потерянно прошептал Долгорукий, переведя взгляд на меня.

— Виноват, давно надо было к тебе заехать, — улыбнулся я. — За пять лет не нашел время тебя увидеть лично. Ты уж извини, пожалуйста.

— И-извини? — Пробилось из-под маски его отчаяния удивление.

— Плохой из меня друг, — виновато отвел я взгляд. — Одни подарки и открытки на день рождения через третьи руки, а сам так и не выбрался к тебе ни разу. Хотел — честно хотел! Только тебя всякий раз не было на месте, когда я мимо проезжал. Но и пост у тебя немаленький, все в трудах, заботах.

— Ну, да, — пришел его черед отводить взгляд.

— Вот и у меня хлопот немало, — вздохнул я. — Тем не менее, моей вины это не отменяет.

— Да ладно, что ты, — горячо и сбивчиво начал было Игорь, но я его прервал.

— Но, пожалуй, я знаю, чем можно загладить вину! — С торжеством, в котором чувствовалось то приятное лукавство, когда точно знаешь, что подарок придется по вкусу, произнес я. — Вера, торт! Вера. Вера!.. Артем! — Возмутился уже я, поворачиваясь к другу.

Пусть объяснит ей, что не следует портить момент какой-то обидой! Только Артем тоже был временно недоступен для коммуникации — он ошарашенно смотрел назад.

Я тоже повернулся, и тоже замер на несколько секунд, пытаясь осмыслить увиденное.

Над раскрытой и пустой пластиковой коробкой из-под торта замерла с маской ужаса на лице Вера, глядя на собственные ладони, запятнанные шоколадными следами немыслимого преступления. Крошки были на ее подбородке, крошки лежали на синей ткани ее юбки, и ни один адвокат мира, даже самый гениальный, не взялся бы оправдать ее перед лицом неопровержимых улик.

— Вера, ты зачем съела торт? — Ошарашенно произнес Артем.

— Я…я… — Залопотала она, переводя взгляд то на него, то на свои ладони. — Я не знаю, как так получилось… — Перешел ее голос на едва слышный шепот.

На ее лице было такое отчаяние, такая буря эмоций, что сложно описать словами. Словно у матери, считавшей себя образцовой и идеальной, после первой порки сына. Будто у молодого и отчаянно верящего в свой коллектив директора после первого увольнения сотрудника. Как у резидента, с треском провалившегося на какой-то ерунде…

— Вера, ты трогала крышку? — Сильно зажмурившись, спросил Артем вновь.

— Я с-случайно, я хотела просто аромат…

— Ой, блин… — Как от зубной боли прошипел он, вцепившись ладонями в виски. — Максим, это ведь тот самый торт, да?

— Тот самый торт? — Эхом прошептал Игорь взволнованным голосом.

— Тот самый, — скорбным голосом подтвердил я.

— Прямо тот самый? — Спросил он, с тоской разглядывая крошки на платье девушки.

— Даже лучше. — Присел я рядом с ним в шкаф. — Он был свежий… Ему не было и часа…

— Расскажи, каким он был? — Схватил он меня за руку и с отчаянием посмотрел в глаза.

— Само совершенство. — Падали слова в абсолютной тишине. — В нем была свежесть послегрозовой весны и тепло южного ветра; энергия ветра, наполняющая паруса и спокойствие лепестка на тихой воде.

— Р-ребята…

— Тш-ш… — Прошипел на Веру Артем, глянув совсем недобро.

— Сотни миллионов вольт напряжения ради одного кусочка…

— Это один из самых печальных дней в моей жизни.

— Теперь представляешь, как было тяжело Нике Еремеевой, когда ты принес ей только часть торта? — Спросил я, не меняя тона.

— Да, но у нее была хотя бы часть…

— Она ее не съела. Выбросила.

— Выбросила?! Она что, сумасшедшая? — Возмутился Игорь.

— Как видишь, в этом поколении они все не очень умные. — Похлопал я его по плечу. — А если это массовое, стоит ли из-за этого переживать?

— Значит, ты на меня не сердишься? — Спросил он смущенно.

— Давно простил. — Хмыкнул я, одновременно примеряя рост Веры и габариты шкафа. — Можно я одолжу у тебя половину шкафа и одну створку?

— Бери хоть весь.

— Весь не надо. Вторая сейчас все-равно где-то в застенках…

— Максим, не надо, — встревоженно попросил Артем. — Она не знала, что делала. Вернее, знала! Но не осознавала последствия!