За Северным Ветром (СИ) - Мекачима Екатерина

- Не будет, - согласился водяной. – Только вьюга немножко посерчает, да и отпустит нас.

Вьюга шумела два дня. Водяной несколько раз пел песню, делая купол слов над санями более просторным и более крепким, и под его укрытием олени смогли искать мох. Путники разложили на санях шкуры, развели подле них огонь и в волхвовском доме пережидали ненастье. Всполохи золотого и небесного огня отражались от снежных зачарованных стен. Веслав играл на жалейке, а Василиса и Яра пели. Мухома пытался приободрить друзей, рассказывая не всегда культурные байки. Иногда, сквозь завывания ветра можно было услышать и протяжный вой волков. Но хищники не подходили к окруженному магией слов оленьему поезду. Только их темные тени, порой, мелькали в снежной пелене.

Когда спала метель, водяной своим Словом разрушил волхвовский дом. Витенег и Яромир вновь запрягли оленей. Снег лежал высоко. Водяной долго просил замерзшую воду расступиться перед санями, но слишком много ее, холодной, было. Долго не хотела вода уступать своему рвущемуся к свободе духу, завидно, наверное, ей было. Но водяной на студеную воду не серчал: дух воды только громче запел, веселее и радостнее. Тогда послушалась его зимняя вода, и расступились перед странниками сугробы. Пошли олени по чудесной дороге с высокими снежными стенами. Когда путники останавливались на привал, водяной зачаровывал небольшую поляну, где странники натягивали из шкур палатку и разводили золотой костер.

Чрез четыре дня волшебная тропа вывела на большое поле. Белое зимнее небо роняло редкие и большие снежные хлопья. Ветра почти не было, и путники решили отдохнуть. После снегопадов выдувов на поле не осталось, и водяной обратился к снегу, чтобы он расступился перед животными и дал возможность оленям найти мох.

Василиса вновь подстрелила птиц, а Веслав и Яромир развели огонь. Когда странники собрались обедать, Василиса попросила Веслава сыграть на жалейке. Царевич согласился, и нежная мелодия полилась по морозному воздуху.

Голос у жалейки был светлый, но наполненной грустью и тоской. Странники слушали песнь дудочки в тишине, не говорил даже Мухома. Царевич играл долго, и казалось ему, что с песней покидает его печаль, которая давно стала верным спутником Веслава.

Вдруг выглянуло солнце: снег заискрился в теплом свете, замерцал. Удивленные, путники посмотрели на белое зимнее небо: между низкими облаками не было просвета. Веслав перестал играть. Люди стали озираться; Василиса, волнуясь, встала. Мухома что-то пробурчал. И тут Яра указала всем на поле: на другом конце перелесья стоял он, солнечный сохатый. Огромный олень, почти с тура, с золотыми, сияющими рогами и бурой шерстью. Но не к животному миру этот зверь принадлежал: его золотые рога сияли, будто настоящее солнце. Люди замерли, завороженные чудом.

Сохатый медленно шел по полю, от чего свет все разгорался, воздух делался теплее и пели птицы. Олень двигался величаво, гордо нес свою сияющую корону благородный король леса. Дойдя до середины поля, хорсгор остановился, принюхиваясь.

- Сейчас нас учует, - прошептал Заяц, и сохатый посмотрел в сторону путников.

Долго стоял олень Даждьбога, смотря на гостей своего леса. Наклонил голову на бок, изучая детей Сварога, которые замерли под его пристальным взором. Потом поклонился им и величаво направился в лес. Когда сохатый ступил за полосу деревьев, золотой свет померк, и только теплый огонек медленно уплывал в глубину леса.

- Сам Хорс благословляет нас, - прошептала Василиса, продолжая заворожённо стоять. Охотница проводила взглядом огонек и обернулась на Веслава. - Даждьбог благословляет тебя, царевич, – улыбнулась она.

Веслав невольно улыбнулся, но ничего в ответ не сказал.

Когда олени вновь углубились в лес, встретилась им волчья стая. Но за сверкающую ограду тропы, которую заговорил водяной дух, волки не сунулись. Только сверкали их голодные глаза, и алели открытые пасти. Олени, от страха, сильнее понесли, и Яромир с Витенегом с трудом удерживали поводья, чтобы перепуганные животные не разломали сани. Через некоторое время волки отстали, но их вой еще долго слышался вдали.

Не раз приходилось останавливать оленей и для того, чтобы переждать вьюгу. Водяной зачаровывал снег, и путники пережидали ненастье в снежном доме его слов. И сквозь голоса метели вновь слышались волчьи песни, от которых стыла кровь.

Было и такое, что вьюга не унималась четыре дня. Но Василиса успокаивала других пилигримов: раз явился им сам Хорс в облике своего оленя, то, значит, доберутся они с его помощью.

До Горянки путники добрались за четыре дня до начала весны. Горянка оказалась даже меньше, чем Миронь: несколько домиков, приютившихся у леса, на краю большого поля, простиравшегося до самого горизонта. Жители Горянки удивились гостям еще больше, чем жители Мирони: они даже и припомнить не могли, когда к ним последний раз странники заходили. О жизни на стольных островах деревенские тоже не слышали: они знали только то, что таковые существуют. Но ни то, кто правит, ни то, как, их не волновало. Беспокоились деревенские только о своем выживании: о зимовке скота, об озимых посевах, о летних урожаях. Волновали жителей Горянки и лесные хищники, которые в изобилии водились в их отдаленной от человеческого мира местности. Волхвы Горянки окружали своими словами селение, но в студеную зиму, бывало, волколаки выходили из лесу и ворожбу прорывали. Поэтому удивились жители Горянки, что странники приехали по дремучему лесу и даже волков по дороге не встретили. Встретить-то, конечно, встретили, только, волки, чуя водяного, к странникам не решились подойти. Правда об этом пилигримы не сказали: сварогины поведали только о чудесном явлении хорсгора и о том, что сила солярного Бога и хранила их обоз.

В гостеприимстве жители Горянки не уступили жителям Мирони: гостей разместили, напоили и накормили. Уставшие после трудной и долгой дороги, странники попросили позволения гостить в деревне седмицу. Жители любезно согласились, и первый день весны Горянка встретила со своими гостями.

Весну чествовали песнями, плясками и хороводами. Несмотря на то, что на улице еще стоял мороз, и лежал на земле снег, с первых весенних дней распевали весенние заклички. Ярило и Яра, услышав музыку и песни, должны были спуститься на землю праздновать. А вместе с силами весны и тепло должно было прийти.

Вечером, когда зажгли костры, волхвы Горянки обратились к Богам. Капище располагалось за деревней, под открытым небом. Перед парным капием Ярилы и Яры, оплетенным зеленым вьюном, зажгли Небесный Огонь. Волхвы в белых свитах тихо пели песнь весне, а простые жители деревни, расположившись чуть поодаль, слушали их.

- Впервые вижу, чтобы миряне присутствовали среди внемлющих волхвов, - тихо прошептала Василиса Веславу. Они вместе с другими людьми, которые пришли чествовать весну, сидели на деревянных скамьях, окружающих капище.

- Это традиции Золотого Века, - шепотом ответил Веслав. – Читал в книгах, что совместное внимание Богам было распространено до начала Эры Перуна. Но не думал, что древние порядки сохранились где-нибудь и в наше время.

Василиса обернулась на царевича.

- Ты много читал, - она наклонилась ближе к Веславу, чтобы их речи не мешали другим. – Этому я немного завидую, - Веслав удивленно посмотрел на нее. – Знаешь ты много, - пояснила Василиса, видя удивление в глазах друга. – У меня не было книг. Только те бересты, которые собирал отец. По ним я читать училась.

- И что же ты читала?

Василиса улыбнулась:

- Записки деревенского старосты о количестве зерна в амбарах, запасенного на зиму. Отчеты купцов Волыньки, - охотница тихо рассмеялась, Веслав, невольно, тоже. На них обернулись люди, которые пытались сосредоточиться на баритонном пении волхвов. Пристыдившись, Василиса замокла. Веслав кивнул в сторону деревни, предлагая уйти с собора, чтобы не мешать. Охотница согласно кивнула, и они покинули капище.

Ночь была светлая: на безоблачном небе сияли две луны, и свет ночных сестер отражался от серебристого снега. Близкие огни Горянки горели теплом, и тихое пение волхвов разливалось по миру.