Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна? (СИ) - Гуревич Рахиль

Катюша по-прежнему таскалась со мной. Я ей сказал, что буду гулять все каникулы, но её это не испугало. Времени у неё теперь было навалом. Училась она по вечерам, когда дома были родители, а днём могла делать что угодно. С одной стороны, я привык к Катюше, с другой стороны − я не мог добиться от неё правды: что же произошло в лагере. Я вдруг понял, что если бы дружил с кем-то на танцах (Дэн не в счёт), а не подтравливал и не издевался, мне бы всё рассказали, пусть даже я с танцев ушёл. Конечно же я встречал народ из средней и из старших групп, но мы только пялились друг на друга и всё, даже не здоровались. А вот мой папа всегда на улице останавливался с многочисленными знакомыми, и какую-нибудь новость или сплетню узнавал. В общем, я предполагал, что Катюша замутила с Дэном, а потом у них стала солировать другая девчонка, Даша, и вроде бы она стала с Дэном. Но зачем тогда Дэн по осени цеплялся к Катюше? За лето Дэн возмужал, стал очень сильный. Вот что делают с человеком успех и популярность. Впрочем, я это уже говорил, но повторить не мешает.

Я не доверял Катюше, из-за этого обращался с ней пофигистски, наплевательски. Меня вообще посещали подозрения, что Катюшу приставили, чтобы следить за мной. Ну да, я понимал, что это фобия, но я всё равно не исключал такой возможности. Катюше я сказал:

− Если ты мне честно, без соплей, расскажешь, что было в лагере, то я возьму тебя на каникулах в попутчики. Будем гулять. Но ты должна сказать правду.

Она разревелась и рассказала, что да, увлеклась Дэном, потеряла голову, клялась в вечной любви, а потом, застала его в обнимку с Дашей, и приревновав, избила Дашу, и Катюшу убрали из солисток навсегда. А ведь их семья, и брат Илюха, и отец, так много делали для студии. Но теперь популярность коллектива шагнула далеко вперёд, у них появился свой наикрутейший оператор с телека - Марина Гаврилова. Семья Катюши оказалась больше не нужна Светочке. Короче, за взлётом у Катюши последовало, как и уменя, падение. Почему-то больше всего Катюша стыдилась драки. Но я сказал:

− Драка - это супер, ты - наш человек.

Катюша благодарно улыбнулась и тут разговорилась по-настоящему:

− И ещё, − сказала Катюша. - Дэн мне рассказывал, что у него отец умирает, ну реально рассказывал, что просто счастлив, что он в лагере и не видит всех мучений. А я его отца видела первого сентября. Он просто выглядит пышащим здоровьем. Они смотрели с Дэном на меня и переговаривались, и на тебя, кстати, тоже смотрели. И тоже переговаривались.

− Как выглядит его отец? - вот тут я испугался неизвестно чего. Значит не зря мне мерещился заговор против меня.

− Такой не старый, не совсем седой мужчина.

− Очень оригинальное описание.- заорал я на Катюшу (я на неё теперь частенько орал, срывал раздражение), и дальше спокойно: − Больше ты ничего не заметила? Он такой, как Дэн?

− В смысле? - непонимающе хлопала глазами-блюдцами Катюша.

− Тупица! Похож на Дэна отец или нет? Похож?! - я опять орал.

Катюша всхлипнула, но мне не было её жаль.

− Он злой. Просто реально злой. Мне так показалось. А похож или нет - не знаю. Он в очках был. Очки такие тёмные, искрили на солнце...

− Очки искрили? - я понял, что по всей видимости пятнистого можно не искать по городу. Вдруг это переодетый Дэнов отец? Но нет, − тут же подумалось мне. - Ведь, пятнистый проводил целыми днями на прудах, а Дэнов отец валялся в постели, корчился в муках. И тут меня осенило. Дэн был в лагере. Откуда он знал, что делал в городе его отец? Пусть он звонил домой, пусть ему так говорили. Может просто мать не хотела, чтобы Дэн приезжал.

А дальше я вспомнил ещё одни мерцающие стёклышки. У этого продавца, который шлялся туда-сюда мимо нашей с Гришаней скамейки. Тоже, ведь очки. Дальше я вспомнил тёмные очки своего отца. И после этого я в очках совершенно запутался, как и во всём остальном. Но что-то я нащупал правильно - чутьё мне подсказывало, просто не могу вытянуть из фактов причинно-следственную цепочку. И вот это меня выводило из себя конкретно.

После неутешительных, но хоть каких-то выводов, пришлось бродить по городу с Катюшей. Она мне была не нужна, но я не смел её обидеть, отшить. Всё-таки -- красавица, в школе меня все уважают из-за того, что Катюша всегда рядом со мной. Приходилось терпеть. Катюша понимала, что со мной что-то не так. Но я не мог ей ничего рассказать. Я ничего не мог объяснить и бесился, что она видит, что я стал конченым психом. Она и так приобрела привычку всхлипывать. Спасибо, что не рыдать!

Я с тоской вспоминал то время, когда Катюша мне ужасно нравилась, когда я из-за неё ужасно страдал. Я помнил ту нежность, которая охватывала «все члены», как пишут в древних книгах, когда мы с ней репетировали. На сцене-то не до нежности. На сцене ты как автомат. На сцене я боялся сделать что-то не так, а в последние выступления ещё и уронить Катюшу. На репетиции -- другое дело. В принципе правильно, что её вывели из солисток. За лето она стала длинная-предлинная. Хорошо, что и я подрос. И должен, по планам родителей, расти ещё. Всю осень я задавал себе вопрос: почему она мне не нравится так как раньше? Если её не было, особенно, если она пропускала школу, я начинал скучать, мне её не хватало. Но стоило ей появиться, как она начинала мне надоедать, раздражать своим постоянным присутствием. Если бы не эти чёртовы происшествия, и эта тоска, которая проходила только на беге и после тренировки, я давно бы уже замутил с Катюшей не по-детски. Но сейчас было не до неё, не до любви. И это меня тоже бесило. Надо было выяснять, выяснять, выяснять... непонятно что.

Ещё я не мог ей простить того, как я переживал, когда она напоказ перестала меня замечать в школе. Меня просто трясло, когда кто-то задирал вверх нос и ходил весь такой из себя великий. Я и сам был таким же. Но это было давно и неправда - есть у моего папы такая присказка. Как же меня сейчас бесили такие же, каким я был раньше!

Да: я мстительный и злопамятный. Получалось: я мучил и себя и Катюшу. И мы с Катюшей просто ходили везде за руку как детском саду, и то только потому, что она всегда ловила мою ладонь, и ни разу - я.

Глава восьмая. Измышлизмы

Глава 8

Измышлизмы

Наш город поздней осенью напоминает уставшего промокшего пса, который бегал-бегал по помойкам, скакал незнамо где и наконец-то вернулся к хозяевам - ободранный, нечёсаный, шерсть повисла грязными сосульками, облупленный, обессиленный, исхудавший, голодный и полубольной. Холодный дождь отмывает наш город, жаль что дожди у нас не частое явление. Ветер дует, нити дождя меняют наклон, напоминая микрошпаги, которые колют сразу во все стороны. Катюша прячется от ветра в широкий шарф. А мне всё равно, пусть дует ветер, пусть измочаливает дождь. Я иду и смотрю по сторонам - нет ли комуфляжного костюма. Но улицы пустеют, идущие скрылись под зонтами, и мы позорно садимся в маршрутку. Я сажусь у окна и высматриваю, высматриваю прохожих. Хорошо, что дождь бьёт в окна с другой стороны, а с моих окон просто стекает. Неровные дорожки ручейков расползается по стеклу, шпаги пропадают − растекаются. Наверное, они из низкоплавкого металла, − бормочу я. Мы как раз проходим это по химии.

Так же растекается моя уверенность в себе. И самое главное - я растекаюсь от неизвестности. Я чувствую, что на меня организована травля, но пока не могу до конца понять, кто это всё организует. Эрна или Серый? Серый или Эрна? Я растекаюсь, я превращаюсь в какой-то чёртов пельмень.

Катюша дует на ладонь. У неё замёрзла рука, а я даже не знаю, замёрзла рука у меня или нет. Я смотрю, смотрю в окно. Мне всё время кажется, что сейчас он должен быть на улице. Наверное, это паранойя. Мы остаёмся в маршрутке с древней бабкой, у неё крючковатый нос и длинная, до пола, юбка. Когда маршрутка подпрыгивает на ухабах, юбка подметает пол. Мы едем с бабкой до конечной. Она долго не может вытащить свой зад из маршрутки, путается в своей юбке. Ей надо помочь. Но она же первая полезла на выход. Как мы ей поможем?