Тысяча Имен - Векслер Джанго

«Наплевать. Я достаточно зол за нас обоих». Большую часть вчерашнего вечера Маркус провел в бывшем лагере искупителей, командуя работами по расчистке пожарища. Чуть ли не на каждом шагу он натыкался на все новые отвратительные свидетельства резни, и каждая такая находка подливала масла в огонь, пожиравший его изнутри.

И ради чего все это? Ради того, чтобы венценосный болванчик смог вернуться на свой обшарпанный трон? Будь на то воля Маркуса, он не моргнув глазом отдал бы принца искупителям и пожелал этой шайке всего наилучшего.

Но и срывать всю злость на Адрехте тоже не стоит. Сейчас, поостыв, Маркус понимал это. Да, главными зачинщиками зверств были солдаты четвертого батальона, но сопротивление искупителей рухнуло чересчур внезапно, и неудивительно, что офицеры не сумели удержать солдат от резни.

С другой стороны, не Адрехту предстоит объяснять это все полковнику.

Смутное беспокойство Маркуса мгновенно усилилось, когда он увидел, что на строевом плацу расставлены для осмотра пушки и полковник беседует с несколькими артиллеристами. Маркус поспешил туда, однако, подойдя ближе, обнаружил, что Пастор сияет блаженной улыбкой.

— …благослови вас Бог, сэр, — говорил он. — Ваше внимание для нас большая честь.

— Я вижу, — отозвался Янус, — что эти орудия подверглись кое- каким занятным изменениям.

Он жестом указал на шесть пушек, которые были в Колониальном полку до его прибытия и всегда занимали почетное место в середине боевого строя. Основным изменением, которое имелось в виду, являлись цитаты из Писания, выгравированные по всей поверхности пушек, от дула до основания. Пастор утверждал, что подобное украшение повышает точность стрельбы. Рука у него была твердая, и ему не составило труда украсить каждую пушку изрядным количеством святых изречений.

Сейчас он стянул с головы остроконечное артиллерийское кепи.

— Орудия Господни, сэр, — проговорил он. — Все они до единой — орудия Господни. Осененные словом святым, тем вернее бьют они по язычникам. Вот на этой, сэр, я начал с Житий мучеников и дошел до…

— Это ведь «Крафворкс» девяносто восьмого года, не так ли? — перебил Янус.

Пастор на миг опешил, смолк, поглаживая пальцами бронзовый двойной круг — символ церкви, который он всегда носил на шее.

— Верно, сэр. Как и все наши двенадцатифунтовые орудия.

— Однако вы что–то проделали с запалом. — Янус наклонился ниже. — Снаружи я не могу разглядеть, что именно, но…

Пастор расплылся в улыбке до ушей.

— А у вас зоркий глаз, сэр! Нам пришлось рассверлить изначальные…

Тут полковник заметил Маркуса, поманил его взмахом руки подойти поближе и пустился в объяснения:

— Пушки «Крафворкс» образца девяносто восьмого года были изготовлены с вопиющей небрежностью. Их отличали проблемы с запалом и сверловкой ствола. Испытания показали, что около двадцати выстрелов из ста неизбежно дадут осечку, а потому подавляющее большинство этих пушек отправили в другие государства либо…

— В захолустные части, подобные нашей, — закончил за него Маркус. Знакомая история — Первому колониальному полку всегда доставалось только самое худшее. Мушкеты, которые не стреляют, мундиры, расползающиеся по швам, пушки, способные в любую минуту взорваться…

— Именно так. — Янус перехватил взгляд Маркуса. — Без обид, капитан.

— Никаких обид, — отозвался Маркус. — Насколько я понимаю, капитан Вакерсон блестяще преодолел это испытание.

— Что же вы туда вставили? — спросил полковник, обращаясь к Пастору.

— Терочные запалы, — ответил тот. — Новая хамвелтайская придумка. Пришлось, конечно, самому над ними помудрить, зато теперь у нас одна осечка на сотню выстрелов, да и то по какой–нибудь безобидной причине — из–за того, что запал не сработал, например.

— Любопытно. — Полковник, судя по всему, прекрасно понимал, о чем идет речь, чего Маркус никак не мог сказать о себе. — Однако ведь хамвелтайские запалы здесь добыть не так–то легко.

— Верно, сэр, но Арчер, мой лейтенант, большой дока по химической части. Мы сумели вычислить нужный состав и заплатили за это всего лишь парой сожженных перчаток. Хвала Господу, все первоначальное сырье оказалось возможно добыть и в местных условиях, так что у нас имеется изрядный запас готового состава.

— Как изобретательно, — широко улыбаясь, заметил Янус. — Надо будет вашему лейтенанту как–нибудь продемонстрировать мне процесс изготовления.

— В любую минуту, сэр! Почтем за честь.

— Кроме того, я был весьма впечатлен вашими действиями в бою, — продолжал Янус. — Надеюсь, новые орудия пришлись вам по душе?

— Безусловно, сэр! Работают гладко, как по маслу. Особенно хороши шестифунтовые.

— Я подбирал их лично, — сказал полковник, — еще до отплытия. Что же, если вы еще в чем–то нуждаетесь…

— Вот кстати, сэр, — подхватил Пастор. — Мы, как я понимаю, захватили у еретиков некоторое количество ездовых и тягловых лошадей. Некоторые наши упряжки изрядно поредели, и нам не помешали бы запасные лошадки. Если бы вы могли…

— Безусловно. — Полковник опять улыбнулся. — И вас не смутит, что ваши священные орудия будут возить лошади еретиков?

— Благослови вас Бог, сэр. Я их живо направлю на путь истинный. Знаете, я ведь каждый вечер на сон грядущий читаю им Писание.

Маркус не знал, шутка это или нет. У командира артиллеристов было весьма затейливое чувство юмора.

Янус усмехнулся.

— Вот и хорошо, — сказал он. — Продолжайте, капитан.

— Есть, сэр! — Пастор истово отдал честь. — Благодарю, сэр!

Полковник двинулся прочь, жестом показав Маркусу следовать за ним. Маркус почти неосознанно зашагал в ногу, замедляя ход, чтобы приноровиться к более коротким шагам Януса.

— Хороший человек этот капитан Вакерсон, — пробормотал полковник.

— Немного с причудами, — отозвался Маркус, — но офицер неплохой.

— Он знает свое дело, — сказал Янус. — Если приходится выбирать между благовоспитанным дураком и человеком с причудами, но знающим свое дело, — я, безусловно, предпочту второго. — Он искоса глянул на Маркуса. — Между прочим, некоторые говорят, что я тоже с причудами.

— Ума не приложу, сэр, с чего бы это.

Янус расхохотался. Маркус не поддержал его, и тогда полковник быстро глянул на своего спутника. Всего один краткий взгляд серых глаз, но Маркусу показалось, что этот человек увидел и прочел все его мысли.

— Ах, капитан, — проговорил Янус, — боюсь, я чем–то вызвал ваше неудовольствие.

— Сэр?

— Если вам хочется что–то мне сказать — говорите, не стесняйтесь.

Маркус собрался с духом.

— Сэр, — неловко сказал он, — мне кажется, это не очень уместно.

— Чепуха. Само собой, что в критической ситуации я жду безоговорочного подчинения, и должен сказать, что в этом смысле вы проявили себя превосходно. После, однако, вы вольны критиковать и распекать меня так, как вашей душе будет угодно. Мою гордость не так–то легко уязвить.

Маркус моргнул.

— Правда, сэр?

— И тем не менее. — Янус выразительно поднял руку и окинул взглядом многолюдный лагерь. — Быть может, нам лучше побеседовать с глазу на глаз?

Палатка полковника располагалась неподалеку. Огюстен впустил их; морщинистое лицо его, как обычно, выражало неодобрение. Едва они уселись друг напротив друга за походным столом, Янус отправил слугу в интендантскую за свежей водой. Маркус подозревал, что он сделал это ради него.

— Сэр, — капитан отважился подать голос, — мы, кажется, собирались заняться делами?

— Безусловно, — согласился Янус, — но вначале, я считаю, нужно расставить точки над «и». Что бы вы ни хотели мне высказать — будьте добры, говорите.

Маркус сделал глубокий вдох и на секунду задержал дыхание. Высказывать свое недовольство старшему по званию шло вразрез с самой основой армейского этикета, не говоря уж о здравом смысле. И однако же Янус сам настаивал на этом. Капитан постарался сформулировать свой вопрос как можно более учтиво.