Проклятый Лекарь (СИ) - Молотов Виктор

Я сходил в ванну, а потом прошёл на кухню.

На столе, на моей единственной большой тарелке, стояла она.

Лазанья!

С золотистой, аппетитно пузырящейся сырной корочкой, из-под которой виднелись слои тонкого теста и сочного мясного фарша. Это было не просто блюдо. Это было произведение кулинарного искусства.

Я отрезал себе кусок. Сыр тянулся горячими нитями, соус был идеальным — в меру пряным, в меру сладким. Это было божественно.

За ужином Аглая оживлённо, почти без умолку рассказывала о своём дне. Оказывается, она не просто сидела без дела. Она нашла мои медицинские книги и с головой ушла в их изучение.

— Знаешь, это так увлекательно! — её глаза горели неподдельным энтузиазмом. — Я никогда не думала, что человеческое тело — это настолько сложный и гениальный механизм! А твои пометки на полях… они такие… точные. Гораздо понятнее, чем сам учебник.

А потом её настроение изменилось. Она отложила вилку и грустно вздохнула, глядя в тёмное окно, по которому барабанили капли дождя.

— Я так соскучилась по дому. По своей комнате, по нашему старому саду… Даже по вредной старой няне Марфе, которая вечно ворчала.

— Так почему не вернёшься? — спросил я, задавая провокационный вопрос, ответ на который, в общем-то, уже знал.

— К отцу? — она фыркнула. — Никогда! Он тиран! Он контролирует каждый мой шаг, выбирает для меня друзей, решает, что мне читать и какую одежду носить. Я для него не дочь, а выгодная инвестиция, которую нужно удачно пристроить замуж, чтобы укрепить деловые связи!

Отлично.

Золотая клетка, из которой она так отчаянно пытается вырваться, скоро навеет по себе такую печаль и скуку. Ещё немного такой «свободной» жизни в четырёх стенах моей квартиры, и она сама попросится домой, на любых условиях.

А я великодушно соглашусь её проводить. Познакомлюсь с грозным графом, произведу на него неизгладимое впечатление как спаситель его заблудшей дочери…

План выстраивался сам собой, красивый и изящный.

— Ты всегда можешь остаться здесь, Аглая, — сказал я с самым сочувствующим видом. — Столько, сколько потребуется. Ты здесь в безопасности.

— Спасибо, Святослав, — в её голосе была искренняя благодарность. — Ты — настоящий друг.

Быть «другом» беглой аристократки — это новая для меня роль. Но она может оказаться на удивление выгодной. Друзьям доверяют. Друзьям рассказывают секреты. Друзьям помогают. И когда придёт время, «друг» Святослав сможет гораздо легче убедить её в чем угодно.

Отлично! Я пришел к тому, чего добавился! Всего-то надо было немного сочувствия.

Следующее утро. Метро. Всё как обычно.

Я стоял у дверей, просматривая медицинский журнал, и почти не удивился, когда заметил в толпе знакомый серый плащ. Он стоял на привычном месте в дальнем конце вагона.

Но сегодня, когда наши взгляды встретились, он не отвёл глаз, а едва заметно кивнул мне, как старому знакомому. Я кивнул в ответ.

Забавный ритуал у нас сложился. Он делает вид, что следит, я делаю вид, что не замечаю.

В ординаторской было непривычно просторно и тихо. Место справа от Сомова, которое обычно с важным видом занимал Волков, пустовало. Атмосфера была… расслабленной. Без его напыщенного присутствия даже утренний чай казался вкуснее.

— Где Волков? — спросил Сомов, когда вошёл, оглядывая собравшихся.

Все пожали плечами.

— Странно. Он не предупреждал, что будет отсутствовать, — Сомов нахмурился, но я видел в его глазах тень облегчения. Кажется, Волков достал не только меня.

Зализывает раны. И правильно делает. С трещиной в челюсти и отбитыми рёбрами особо не поработаешь. Надеюсь, урок он усвоил. Хотя… вряд ли.

Пока коллеги бубнили свои дежурные доклады о давлении и анализах, Нюхль, невидимый для всех, откровенно скучал.

Сначала он развлекался тем, что тихонько катал карандаш по столу перед Глафирой Степановной. Она хмуро подвинет его к краю — он незаметно откатит обратно. Снова подвинет — снова откатит. На пятый раз Глафира психанула.

— Да что за чертовщина с этим карандашом! — прошипела она. — Он что, живой⁈

И тут Нюхль решил повысить ставки.

Я увидел, как невидимые костлявые пальцы легонько пощекотали её под двойным подбородком. Глафира взвизгнула, как поросёнок, и замахала руками, пытаясь отогнать невидимого обидчика.

— Глафира Степановна, вам нехорошо? — обеспокоенно спросил Сомов.

— Н-нет, всё в порядке, — она густо покраснела. — Просто… показалось что-то.

Костя, сидевший напротив, давился от беззвучного смеха, его лицо стало пунцовым. Варя элегантно прикрывала улыбку ладонью. Даже вечно серьёзная и холодная Ольга фыркнула в свой блокнот.

Нюхль, ты неподражаем. Момент чистой, незамутнённой комедии.

— Пирогов, ваш доклад, — Сомов повернулся ко мне, прерывая веселье.

— Пациентка Воронцова. Диагностика в процессе. Назначил расширенное обследование, жду результатов. Пациент Синявин стабилен, на кортикостероидах наблюдается положительная динамика.

— Хорошо. Что-то ещё?

— Да, — я встал. — Пётр Александрович, мне нужны новые пациенты. У меня сейчас всего двое. Я могу и хочу взять больше.

Повисла гробовая тишина. Все уставились на меня как на сумасшедшего.

Врач, который добровольно просит больше работы? В этой клинике, где все только и мечтали, как бы спихнуть своих пациентов на другого? Неслыханно.

— Вы… хотите больше пациентов? — переспросил Сомов, приподняв бровь, и в его голосе было неподдельное удивление.

— Именно так. Я здесь для того, чтобы работать.

Что все так удивляются? Мне Жива нужна, а не ваше драгоценное свободное время.

И тут я заметил, как изменились взгляды женщин в комнате. Варя смотрела на меня с нескрываемым, почти хищным интересом. Ольга — как-то иначе, не со страхом, а с удивлением, словно увидела наконец во мне не просто коллегу…

Они явно переосмысливали своё отношение ко мне. Я остался холоден к их внезапному вниманию. Сейчас меня интересовала только работа.

Костя же смотрел на меня с таким щенячьим уважением, будто я был героем его любимого рыцарского романа, который в одиночку вызывается на бой с драконом.

Вот как трепетно люди относятся к тому, кто просто стремится работать. Им не узнать, что я стремлюсь не к подвигам, а к выживанию. Для них это — признак профессионализма. Для меня — вопрос жизни и смерти.

— Похвально, Пирогов, — Сомов пришёл в себя. — Но я не могу просто так забрать пациентов у других врачей. Это вызовет их недовольство. Но если вы так рвётесь в бой… хорошо. Следующий «сложный» пациент, который поступит в наше отделение — ваш. Вне очереди. Довольны?

— Да, но это будет еще нескоро. А что с приёмным покоем? Там требуются люди?

— Нет, там всё налажено, — Сомов ушёл от прямого ответа. — Но я отмечу вашу… похвальную инициативу в приказе. И обязательно сообщу, если потребуется ваша помощь.

Вот же ж Тьма! Придётся обходиться своими методами. Тридцать один процент в сосуде меня не устраивает категорически.

Планёрка закончилась. Все расходились, поглядывая на меня с новым, смешанным чувством — уважением, удивлением, завистью.

Время пришло.

— Нюхль, — прошептал я, когда ординаторская опустела. — Ищи умирающих. Мне нужна настоящая работа, а не эта рутина.

Ящерица кивнула и растворилась в воздухе.

Что ж, а мне пора заняться делом, благодаря которому я реально получу Живу. Я взял со стола историю болезни Воронцовой. Результаты её расширенных анализов должны были уже прийти.

В отличие от вычурного будуара Золотовой, палата Воронцовой была просторной, светлой и по-настоящему уютной. Утреннее солнце заливало комнату, играя бликами на прикроватном столике. Она сидела в кресле у окна и вязала что-то яркое и пёстрое — кажется, детские носочки.

Атмосфера дышала умиротворением, которое так резко контрастировало с её недавним приступом.

— Доктор Пирогов! — она обрадовалась моему появлению. — Как хорошо, что вы пришли. Я тут носочки вяжу для малышей из приюта. Зима, как всегда, внезапно наступит, нужно утепляться.