Первая печать - Осояну Наталия

У моря Теймар просил не верить ему.

– Если вы собрались ворковать, голубки, – ворчливо произнесла Имарис, – то будьте так любезны не делать этого в моем доме.

«Ворковать? Еще чего…» Фиоре тяжело вздохнула, закрыла глаза и пожелала, чтобы все случившееся оказалось сном. Она очнется на мосту и шагнет в пропасть за мгновение до того, как золотая рука опустится на ее плечо. Так будет лучше для всех – Теймар не станет калекой, Кьярану больше не придется переживать из-за своей воспитанницы, а Геррет не попадет в подземный мир Спящего Медведя.

Это так просто – шаг, полет. Тьма. И никаких слез, никаких сожалений…

– Можно умыться? – спросила она вслух. – У меня пыль на зубах скрипит.

– Ну, раз уж я вас впустила… – Имарис развела руками. – Чувствуйте себя как дома.

По глазам, однако, было видно: она сожалеет о своей доброте.

9. Изгнание

Кухня в доме Имарис выглядела не такой запущенной, как маленькая комната, куда хозяйка привела своих нежданных гостей, но все равно здесь оказалось довольно неуютно, словно хозяином в доме был старый холостяк, не утруждающий себя заботой о порядке. Под потолком висела бахрома паутины, повсюду громоздилась немытая посуда, а обеденный стол был покрыт крошками и засохшими пятнами от супа. «Она тут обитает, – поняла Фиоре, увидев в дальнем углу кровать, сооруженную из старых ящиков и прикрытую одеялом, побитым молью. – Убирается от силы раз в две недели. М-да…» Метресса, заметив, куда направлен взгляд девушки, взяла ее за руку и усадила за стол так, что жалкое ложе осталось за спиной, но спрятать остальное ей было не по силам.

– Я сейчас вас чем-нибудь угощу, – сказала Имарис, натянуто улыбаясь. – Чаю хотите?

– Не откажусь, – ответил Теймар прежде, чем Фиоре успела вежливо отказаться. – Все никак не могу согреться… – прибавил он, виновато пожимая плечами. – Простудился, видимо. Тебе повезло, ты совсем не замерзла.

– Это точно… – пробормотала девушка. И правда, она чувствовала себя совершенно здоровой, словно провела ночь в своей постели, а не на мостовой. – Странно, что так вышло.

– Ничего странного! – вмешалась Имарис, ненадолго отвлекаясь от поисков чайных чашек. – Твоя мать рассказывала, что дьюсы тянутся к тебе, а фаэ и вовсе считают за свою. Теймар должен знать, о чем это говорит…

Фиоре перевела изумленный взгляд на грешника.

– Теймар?..

– У тебя талант печатника. – Он криво улыбнулся. – Очень-очень сильный. Но не торопись радоваться: учиться мастерству печатников можно лишь до пятнадцати лет… а ведь тебе уже исполнилось двадцать? – Фиоре кивнула, ощущая внезапный озноб. – Слишком поздно. Дар подобен потоку воды, несущемуся с гор в долину: или для него вовремя выкопают русло, направив в нужную сторону, или он сам отыщет путь, который может вывести куда угодно.

– И куда же ушел мой… дар?

– Глупый вопрос! – фыркнула Имарис. – Я бы многое отдала, чтобы, глядя вот на это, люди вспоминали мое имя! – И она продемонстрировала белую чашку, на которой легкими мазками тонкой кисточки был нарисован Спящий Медведь. Хоть рисунок был очень простой, черно-белый, грозная гора выглядела вполне узнаваемой и очень красивой.

Фиоре помнила эту чашку – одну из первых, что удалось продать.

– Ты ведь сразу все понял? – спросила она. Теймар опустил голову, словно почувствовав ее пристальный взгляд. – Ты говорил, что видишь намного больше, чем мы… и даже больше, чем печатники.

– Я просто решил подождать, пока наступит подходящий момент, – проговорил грешник после недолгого молчания. – Такие новости лучше сообщать лишь после того, как человек готов их услышать.

– Ну да… – Фиоре кивнула. – Торопиться-то все равно некуда.

Она не совсем понимала, что чувствует – обиду, удивление или равнодушие, – но точно знала: Теймар опять упустил самое важное и сделал это отнюдь не случайно. «Какой же вопрос мне задать, чтобы ты ответил? – подумала она. – Какое чудо сотворить, чтобы наконец-то услышать от тебя всю правду, а не половину или даже третью часть?»

– Холодно… – отрешенно пробормотал грешник и ссутулился, будто так можно было справиться с ознобом. – Как я устал…

– Сейчас будет чай! – сообщила Имарис. – Я кое-что в него добавлю, и ты быстро согреешься. Девочка моя, стряхни-ка крошки со стола. Только осторожнее, не задень чашки! Где-то здесь была тряпка, поищи ее.

Фиоре встала, огляделась. Отыскать что-то необходимое в том хаосе, который царил вокруг, представлялось совершенно невозможным, и девушка почувствовала внезапное раздражение: «Не рукавом же его вытирать! И все из-за того, что она такая неряха…»

– Не надо, – сказал Теймар. – Я сейчас сам все сделаю.

Он вытянул левую руку, по-прежнему обвитую пестрым ремнем, и начал чертить на грязной столешнице печать. Фиоре невольно затаила дыхание. Движения грешника были очень медленными и не такими уверенными, как раньше, но все же он и не думал останавливаться.

Раздался щелчок – и стол сделался чистым. Крошки, царапины и пятна исчезли, дерево заблестело будто новенькое, а в самом центре столешницы проступил изящный узор первой печати – той самой, что удерживала дьюса прикованным к рукотворной вещи. Фиоре осторожно коснулась лакированной поверхности и почувствовала тепло.

– Так бы и я смогла, – пробормотала Имарис чуть-чуть растерянно, а Фиоре воскликнула, не скрывая восторга:

– Как тогда, на мосту! Так ты, выходит, ничего не утратил? Твоя сила не связана с дьюсом?

– Не связана. – Левая рука Теймара сжалась в кулак. – Я ничего не утратил, просто превратился в калеку. Сущий пустяк, мелочь.

Фиоре похолодела.

– Прости. – Где-то в нави зарычал волк… – Извини, я вовсе не это имела в виду.

– Не обращай внимания, деточка! – беззаботным тоном заявила Имарис, ставя на стол поднос, на котором исходили ароматным паром три чашки. – Он просто лишь сейчас начал осознавать, что еще какое-то время будет слепым и одноруким. Но ничего, ничего… вот пройдет еще день-другой, и старые привычки вернутся. Я права? – Теймар не ответил, и она продолжила: – О да. Я с первого взгляда поняла, что ты потерял руку и глаз намного раньше, чем стал грешником.

– Это не имеет никакого значения, – глухо проговорил Теймар. – А времени на то, чтобы привыкать ко всему заново, у меня нет. День сменится ночью – или навью, если точнее, – и Черная хозяйка меня прикончит.

– Нет… – прошептала ошеломленная девушка. – Этого не может быть!

– Именно так и будет, – возразил грешник. – Ей больше нет нужды со мной церемониться. – Помедлив, он прибавил: – А когда меня не станет, Ньяга получит полную свободу действий.

«Значит, все было напрасно? – спросила себя Фиоре. – Два дня надежд, один день кошмара… ждать заката, будто палача… да лучше мне и впрямь броситься в провал, пускай Ньяга обрадуется уже сейчас!» Почувствовав взгляд Имарис, она подняла голову.

– Выпей чаю, – с каким-то странным выражением лица сказала метресса.

А чай был весьма хорош. Имарис добавила в него горные травы, и Фиоре после первого же глотка почувствовала, как тепло расходится по всему телу; впрочем, дело было не только в содержимом чашки, но и в самой чашке – печать, смутно просвечивавшая на донышке, усиливала свойства любого напитка. Рисунок, над которым Фиоре в свое время поработала с обычным усердием, служил чем-то вроде завершающего штриха.

«Хорошо…»

Спохватившись, она взглянула на Теймара и увидела, что грешник не нуждается в помощи: он пил чай, держа чашку левой рукой, и чувствовал себя вполне уверенно, хотя и действовал по-прежнему очень осторожно. Фиоре посмотрела на Имарис; метресса понимающе кивнула и улыбнулась краем рта, словно говоря: «Ну вот, я же говорила – он привыкнет!» Фиоре вдруг подумала, что Теймар и раньше двигался немного странно: с изяществом, но вместе с тем медленно и аккуратно, как будто боялся задеть или разбить что-то невидимое.

Так ведут себя лишь те, кто не верит собственным глазам.